Стоящий у Солнца
Шрифт:
К обеду с Кошгары доставили раненых десантников и убитого бандита. Им оказался человек лет сорока пяти, бородатый, почти беззубый и, как определил врач-эксперт, глухонемой при жизни. Труп дактилоскопировали и уже вечером установили личность — некто Филиппов, судимый десять лет назад за распространение порнографии, освободившийся из лагерей Ивделя, но так и не доехавший до своего постоянного места жительства, где обязан был стать на учет и под административный надзор. Стрелял по совершенно неясным мотивам, скорее всего, из хулиганских побуждений, либо невероятной глупости — если есть автомат в руках, почему бы не попробовать: попаду — не попаду? Эксперты по оружию установили, что автомат «чистый», не украден, не захвачен, а изготовлен на Тульском заводе как левый товар — без номеров и клейм.
Десантники обложили весь район, перерезали все мало-мальски проезжие дороги и на пятый день выловили еще одного, правда, не вооруженного, но очень интересного
Операцию по ликвидации террористической группировки уже решили заканчивать, сойдясь на том, что обстрел вертолета произвел Филиппов псих-одиночка, однако накануне свертывания засад и секретов поступил тревожный сигнал. Два прапорщика — а всю десантную группу составляли опытные офицеры и прапорщики спецназа — неожиданно исчезли, и в условленный срок они не вышли на связь. Они контролировали малозначащую лесовозную дорогу на пересечении ее небольшой речкой. В этот пункт срочно выслали резервную усиленную группу, десантников спустили на специальной веревке, а вертолет остался в воздухе, барражируя над районом — для оказания огневой поддержки. Через пару часов исчезнувших прапорщиков обнаружили на берегу речки. Оба были раздеты догола и пьяны до невменяемости. Вооружение, амуниция и одежда — все оказалось в полной сохранности. Нашедшие пропавших хотели скрыть факт пьянства товарищей — жалко ребят, устали сидеть в лесу! — однако, когда попытались разбудить их и привести в чувство, услышали в свой адрес такое, что сразу пропала охота спасать честь мундира. Пьяниц перетащили к месту, где мог приземлиться вертолет, загрузили на борт, доставили в Красновишерск и сдали на руки командирам. Протрезвевшие, они несли полную околесицу. Будто на речке оказались два рыбака с удочками и рюкзаками — очень веселые и компанейские ребята. Прапорщики, однако же, проверили у них документы, обыскали вещи и ничего подозрительного не обнаружили. В этом случае они обязаны были записать все их данные и будто бы записывали, но почему-то фамилий их не обнаружилось в записных книжках. Рыбаки отошли с дороги и стали ловить рыбу, причем клев оказался невероятным: за какой-то час — целое ведро! Дело в том, что прапорщики от скуки и сами пробовали рыбачить в этой речке, но ничего не поймали. Потом проезжавший шофер лесовоза объяснил, что эта речка возникает после дождей и скоро пересыхает. А тут великолепная форель! Да как берет!.. Эти удачливые рыбаки сварили уху и позвали прапорщиков. Конечно же, на службе они пить не хотели, но как-то выпили помимо своей воли и всего-то по стакану. И водка была какая-то очень уж вкусная, такой просто никогда не пивали. Потом произошло полное отключение сознания. Зачем раздевались, купались ли в речке — не помнят. Единственное, что осталось в памяти, — это какие-то нездоровые лица рыбаков — мешки под красными глазами, и на бутылке с водкой «Распутин» всего одно изображение Григория — только внизу.
Когда Иван Сергеевич услышал эту историю, мгновенно вспомнил бедолагу-пилота, но, естественно, промолчал. Командиры групп тоже не предавали огласке этот случай с прапорщиками, да и вертолетчики о своем пилоте помалкивали. Никому не было выгодно, поэтому странные рыбаки оказались вне внимания военной прокуратуры. А Ивана Сергеевича это совпадение потрясло. Он почуял, что за этими рыбаками-пришельцами стоит некая четвертая сила, действительно контролирующая обстановку в регионе.
Однажды утром военные вертолеты загрузились оборудованием и личным составом, поднялись в воздух и улетели. Операция была закончена, и можно опять приступать к поискам Мамонта. Но вдруг уперлись вертолетчики. Они потребовали пересмотра контракта в связи с появившимся риском при полетах. Стоимость одного летного часа увеличивалась ровно в пять раз. Кроме этого, любой ущерб, в том числе и моральный, гарантированно возмещался в валюте. Иван
Сергеевич серьезно опасался, что летчики, нащупав золотую жилу, сами могут устраивать катастрофы и обстрелы.Можно было вылетать, но Иван Сергеевич медлил: Савельев через своих людей обязался установить точное местонахождение Мамонта. Однако облавы в регионе парализовали его Службу, и теперь, когда спецназ улетел, шел лихорадочный поиск следов, и по мере того как при каждой встрече все растерянней и беспомощней становился Савельев, Иван Сергеевич все больше напирал на него, требуя вывести на непосредственного руководителя Службы. Бывший ученик не сдавался, прекрасно понимая: стоит свести их напрямую, он может оказаться лишним. Савельев при очередной встрече просил подождать еще день, мол, не поступила информация, не было прохождения в эфире, и, наконец, признался, что Мамонт, снабженный радиомаяком, вначале стал пропадать из радиовидимости, затем был арестован, по его данным, но бежал из-под ареста и теперь неизвестно где. Радиомаяк же обнаружен в его машине, сейчас стоящей на дворе участкового инспектора в Гадье. Одним словом, Иван Сергеевич знал эту информацию намного раньше Савельева и точнее. Но нельзя было отпускать от себя бывшего ученика и все время следовало озадачивать его и давить со всей силой, чтобы чувствовал, кто хозяин положения и кому нужно служить.
Иван Сергеевич дал ему еще один, самый последний срок, после которого Савельев обязался предоставить возможность встретиться с руководителем Службы — отставным генералом контрразведки. Шведы начали волноваться и поторапливать Ивана Сергеевича, ибо если не отыщется Мамонт, то придется приступать к долгосрочному плану поиска — через материалы, наработанные Институтом, которые нужно было дешифровать, освободив от халтуры. А это значило, что из перспективного района придется уезжать в Москву, садиться за столы и включать компьютеры. Здесь же, в непосредственной близости от сокровищ, казалось, можно обойтись и без долгой, утомительной работы. Чтобы как-то утешить шведов, а заодно и потрепать их казну, Иван Сергеевич назначил вылет на следующее утро, не дожидаясь информации Савельева.
А вечером, открыв номер своим ключом, вошла Августа со стаканом теплого молока на подносе. Присела к нему на кровать, посмотрела, как он пьет молоко, и вдруг сказала:
— Ваня, мы так давно не смотрели с тобой слайды.
— Не хочу, — буркнул Иван Сергеевич. — Я уже твоих слайдов насмотрелся... Завтра день трудный.
«Референт прислал, — подумал он. — Чего-то хочет выпытать...»
— Я по тебе скучаю, — проговорила она и приласкалась к его руке. — Вижу каждый день и скучаю...
Он почувствовал, что это не ложь: старый кот умел отличать откровенность от игры.
— Возьми меня с собой? — попросила она.
«Зачем же ты так-то. — Иван Сергеевич простонал про себя. — Все напортила... Понимаю, служба. Но ведь у тебя тоже есть женское достоинство, чувства...»
— Я полечу один, — сказал он решительно и чуть смягчился. — Видишь, опасно стало, стреляют...
— О да!.. Но мы же будем вдвоем. Возьми? — Августа прилегла ему на грудь, смотрела в глаза. Иван Сергеевич вдруг чертыхнулся про себя: то ли чувства подводят, то ли в самом деле не лжет и просится без всякого задания... А она еще добавила ему сомнений: — Я такую песню слышала, у вас поют... «Миленький ты мой, возьми меня с собой. Там в краю далеком стану тебе женой...» Узнала, что полетишь, хожу теперь и пою, прошусь...
«Может, взять? — уже промелькнула мысль. — Все равно вхолостую полечу. Пусть прокатится...»
— Ну, где твои слайды, — скрывая жалость и трепет к ней, проговорил Иван Сергеевич. — Давай посмотрим...
Августа с готовностью сложила пальцы квадратиком, легла рядом и поднесла руки к его глазам.
— О! Смотри, Ваня! Это мы с тобой. Видишь?.. Вот мы сидим на крыльце своего дома. А дом наш — вот он! Отдельно! Смотри, какой красивый, резной, веселый! Тебе нравится?
— О да!
— А это — наши дети! — восхищенным шепотом сказала она. — Ваня и Станислав!
— В прошлый раз ты говорила — Юзеф...
— О! Как я счастлива! — Она расцеловала его. — Ты запомнил! Ты запомнил, как зовут детей!
Она играла! Но играла предполагаемую и страстно желаемую жизнь! Иван Сергеевич ощутил, как подступают слезы. Было жалко даже не ее неестественную, дурную жизнь, поставленную с ног на голову, а то, что невозможно изменить эту жизнь, невозможно выстроить дом, родить детей. Он обнял Августу, прижал ее лицо к своей шее и проморгался.
— А куда мы полетим завтра? — спросила она.
— Куда глаза глядят, — он взял ее волосы и накрыл ими свое лицо, вдыхая запах. — Можно и на край света...
— Ты не знаешь, где Мамонт?
— Не знаю, — слегка насторожился он. — И вообще, зачем нам какой-то Мамонт?
— Так хочется посмотреть на него, — прошептала она. — О нем столько говорят, на него возлагают большие надежды...
— Я ревную! — предупредил Иван Сергеевич. — Слышала про Отелло и Дездемону?
— О да! — обожгла она дыханием. — А еще я слышала, где сейчас находится Мамонт.