Стоять до последнего

– Командир, дымят восемнадцать штук! – раздался в шлемофоне голос штурмана.

Дратунь мельком взглянул на его усталое лицо и поднятый вверх большой палец:

– Дали прикурить!

Василий хотел было сказать: «Остановили – это главное», но раздался тревожный крик стрелка-радиста:

– Немцы справа! Заходят!.. Девять «мессеров»!.. А выше идут «юнкерсы»!..

Тройка краснозвездных истребителей бросилась навстречу фашистким машинам. С земли, с командного пункта последовал приказ: бомбардировщикам немедленно уходить!

Дратунь понимал командира полка: начальство берегло авиацию. Война только начинается, а бомбардировщиков осталось немного, их можно пересчитать по пальцам.

Василий дал газ и нырнул в ближайшее облако – уходить так уходить! Дратунь вел машину в сторону заходящего солнца, которое слепило глаза преследователей. Немцы скоро отвернули. Но уйти далеко бомбардировщику не удалось. За темной ниткой железной дороги, на подходе к видному издалека голубому блюдцу озера Черное, самолет Дратуня атаковали семь «мессершмитов». Одинокий бомбардировщик оказался для них хорошей добычей.

Бой был коротким и злым. В голове Дратуня до сих пор звенит радостный крик сержанта:

– Товарищ командир!.. Срезал гада!..

Оглядываться, чтобы удостовериться в правдивости слов сержанта, было некогда. Но он все же увидел подбитый стрелком немецкий истребитель, когда горящий самолет пронесся невдалеке от бомбардировщика. Через минуту удалось подбить еще один. На этом героическая часть боя кончилась. Сражаться бомбардировщику с пятью истребителями было явно не под силу. Через несколько минут из всего экипажа в живых остался лишь он. Сначала погиб стрелок, успевший крикнуть сдавленным голосом: «Прощайте!..» А потом и штурман. Он грузно качнулся вперед и осел, схватившись обеими руками за левый бок… Помочь ему Дратунь ничем не мог.

Подбитый самолет плохо слушался рулей. Вспыхнул правый мотор, и остренькие язычки поползли по крылу. Машину бросало из стороны в сторону, она быстро теряла высоту. Но Дратунь все еще пытался спасти бомбардировщик и тянул его к аэродрому. Кое-как дотянул до леса, за которым простиралось небольшое поле. Начал чихать левый мотор. В кабине полно дыма. Взглянул на приборы – температура быстро повышалась. «Перебит маслопровод! – мелькнуло в голове. – Сейчас заклинится мотор… Не дотянуть!» – Василий Дратунь взглянул вниз – земля близко, прыгать с парашютом опасно.

Стиснув зубы, Дратунь тянул на последнем дыхании тяжелую машину к зеленому пшеничному островку. И тут заглох левый мотор. Однако земля уже была рядом. Эти последние секунды врезались в память отчетливо, ясно. Едва заглох мотор, как над бомбардировщиком с ревом промчался «мессер», поливая огнем. Как машина села, Дратунь понять не мог. Она тяжело, с треском и скрипом проползла по пшеничному полю на животе, оставляя за собой темный глубокий след…

А к самолету уже мчались мотоциклисты и грузовик с солдатами. На поле вокруг машины стали рваться мины. Раздумывать было некогда. Дратунь из двух возможных путей – сдаваться в плен или пробиваться к своим – выбирает последний.

Отбежав от изрешеченного самолета, Дратунь метнулся к лесной опушке, на ходу вытаскивая пистолет. Ему наперерез бросились мотоциклисты. Они помчались прямо по полю. Василий первым добежал до опушки. Спрятавшись за сосну, он поднял пистолет. «Пятнадцать выстрелов, – думал лейтенант. – Две обоймы… Последний, шестнадцатый, мой… Живым не дамся!»

Дратунь выстрелил. Мчавшийся на мотоцикле офицер упал на бок. Солдаты открыли бешеную пальбу из автоматов. Василию удалось использовать их короткое замешательство. Он юркнул в кусты и стал уходить в глубину леса. За спиной трещали выстрелы. Мотоциклисты и подоспевшая пехота начали прочесывать лес.

Василий, тяжело дыша, бежал до тех пор, пока не выбился из сил, и только тогда обратил внимание, что у него под ногами хлюпает жижа. Он забрел в болото! Летчик растерянно остановился, огляделся. С трех сторон густой лес, впереди – болотные зеленые кочки, кусты, осока… По спине пробежал озноб от мысли, что у него, собственно, уже нет выбора – или погибать в трясине, или там от фашистов.

Послышалась немецкая речь, крики, команды. Василий рванулся в сторону и сразу провалился по пояс. «Пропал», – со страхом подумал он. Немцы приближались. Дратунь двинулся вперед. Выбираться из ловушки он не торопился. Зачем? Болото может и спасти. Главное – не попасть бы в трясину.

Василий уходил все дальше и дальше. Опустился в мутную тухлую жижу до самого подбородка. Набрел на густой куст и притаился среди липких скользких веток. Шло время, но никто не появлялся. Голоса удалились. То ли гитлеровцы прошли стороной, то ли они, не привыкшие к русским лесам, не решились углубляться в чащобу, быть может, решили, что летчик утонул в болоте.

Дратунь напряженно ждал, проклиная кровожадное комарье. С трудом, боясь поднять волну, он зубами перегрыз горькую веточку и, вооружившись, начал отгонять кровопийц.

2

Наступила ночь. Из чащи леса поднялся в небо осколок лунного диска. Слабый свет лег на землю, на широкую гладь болота, и оно преобразилось, похорошело, стало отливать жидким серебром. Тишина стояла удивительная. Лишь изредка вскрикнет в гнезде спросонья птица да тихо прошелестит крыльями ночной охотник – филин. Жизнь продолжалась и ночью.

Дратунь пошевелил одной ногой, потом другой. Надо выбираться поскорее отсюда и пробиваться к своим. Он, стараясь не шуметь, соблюдая предосторожность, шаг за шагом стал приближаться к зыбкому берегу, поросшему осокой и густым камышом. Выбравшись на берег, пошел на север.

В ночной тишине громко хрустнет под ногами сухая ветка – Василий сразу замрет, притаится, сжимая в руке пистолет. И снова движется через заросли, выбирая в бледном свете дорогу. Легкий ветер гнал с ближайших полей струю теплого воздуха. Сквозь стволы сосен и белых берез на востоке проглянула и красным золотом запламенела узкая полоска. Лес начал редеть. Дратунь выбрался на небольшую возвышенность, редко поросшую деревьями. То было кладбище. Покосившиеся от времени кресты, несколько каменных надгробий, могилки, выложенные побеленными кирпичами и камнями… «Значит, неподалеку селение, – подумал Василий. – Надо быть осторожней».

За кладбищем пролегла неглубокая балка, вся заросшая травой, густыми кустами черемухи, орешника, можжевельника, а за ней темнели дома деревни. В балке тихо струился ручеек. Дратунь, опустившись на колени, припал к воде губами. Холодная вода ломила зубы, но он пил и пил. Утолив жажду, летчик умылся.

Из балки Василий добрался до ближайшего огорода и затаился в картофельной ботве. Долго всматривался в избу, не решаясь приблизиться к ней. Кто знает, что ждет его там?.. В соседнем дворе лениво тявкала собака, мычала корова. Из конца в конец деревни голосисто перекликались петухи. Солнце чуть поднялось над лесом и сразу стало припекать.