Страхов много, смерть одна

– Подойдите к алтарю! – грозно возвестил священник.

Незнакомец стоял. Стоял, улыбался. А потом вдруг кинулся прочь.

– Держите его! – закричал отец Александр и, сбросив с себя рясу и зачем-то белую сорочку, которая была под ней, метнулся вслед за беглецом.

Собравшиеся безмолвно наблюдали, как погоня переместилась за пределы церкви, и человек в черном пальто с полуголым священником оказались на Дворцовой набережной. Следом почти все они высыпали на улицу. Кто-то помчался вдогонку за служителем, крича слова поддержки.

Беглец, придерживая рукой цилиндр, расталкивал прохожих. Богатых дам в пышных платьях, их кавалеров. Он ловко лавировал между едущими попутно и навстречу дилижансами и не оставлял никаких шансов своим гонителям. С каждой минутой он удалялся все дальше. Один раз едва не столкнулся с едущей прямо на него конной повозкой, но в последний момент увернулся. Добежав до поворота на Зимнюю Канавку, он резко остановился, чтобы отдышаться. А после стал искать взглядом преследователей.

Их разделяли десятки метров. Человек в цилиндре захихикал и бросился по набережной вдоль канала в сторону Мойки.

В следующий раз он остановился уже возле Зимнего моста, взошел на середину и замер. Вместе с ним остановился и отец Александр, за которым бежала толпа прихожан.

– Началось, церковник! – захохотал безумец и скинул с себя черное пальто.

– Я вижу перед собой дьявола во плоти! А ты? Ты разве не видишь его? Не видишь, насколько ужасен его лик? Насколько мерзок он?

– Постой! Объясни мне, что происходит! – духовник боялся приближаться к мосту. Ему казалось, что сумасшедший вот-вот прыгнет вниз. Пытаясь унять дрожь, он стоял, обняв себя за плечи. Ветер майского Петербурга пронизывал до костей, и полуголому человеку было особенно холодно здесь, на набережной у реки.

– Не видишь его? – дьявольский смех прекратился. Лицо незнакомца исказилось от злости, глаза налились кровью. Он исторг из себя непроизносимые ругательства в адрес Бога и церкви, а потом захрипел:

– Тогда посмотри в зеркало! Посмотри на себя, мой Богом позабытый… любимый Агасфер… Ты скитался сотни лет. Проклятый и позабытый всеми, ты вымаливал прощение у Назарянина. И вот теперь ты нашел его!

– Что ты сказал?

– Сalvus lecher… [7] Будь ты проклят!

7

Сalvus lecher… (лат.) – лысый развратник.

С этими словами богохульник прыгнул в воду. Священник подбежал к мосту, за ним остальные. Когда он оказался на том месте, где несколько мгновений назад стоял самоубийца, то понял, что все кончено. Круги на воде расходились медленно-медленно, прибивая к берегу черный цилиндр. Они свидетельствовали о безвременной кончине бесноватого странника.

Вечером того же дня.

Бледное солнце катилось к закату. Сегодня священник засыпал долго. Из головы не выходили слова жены о том, что на улице говорят, будто отец Александр сошел с ума. Он бегал по набережной в одних штанах за каким-то типом, который потом бросился в реку и утонул.

Катерина все же пришла к нему. Она преодолела свой страх и решила провести всю ночь в спальне, сидя в кресле у окна. Она сказала, что любит его и не может оставить наедине с его проблемами. Она поможет ему. Все, что увидит сегодня ночью, она расскажет ему утром. Так и решили поступить.

Во сне отец Александр увидел другую Катерину. Она говорила, что все знает. Его связь с молодой крестьянкой разрывает ей сердце. Но она любит его и не хочет развода. Он принимал такую жертву со стороны жены, но не разделял ее чувств. Ведь что наяву, что во сне, она оставалась толстой и некрасивой.

Глупая, отвратная корова. Отвратная корова.

Еще ему снились полицейские, которые окружают церковь, чтобы арестовать его. Из-за этого он спал плохо и все время ворочался.

Проснулся с первыми петухами и тут же позвал супругу. Вскочил с постели, когда устал слушать тишину в ответ на свой зов.

– О, нет… – он приблизился к жене. Кровь стучала у него в висках, сердце бешено колотилось в груди, когда он поворачивал кресло к себе. В следующий миг он застыл, ибо то, что он увидел, повергло его в шок.

Коснувшись руки Катерины, он вздрогнул от пронизывающего холода, исходящего от ее тела. Между ключиц заклокотало, странный стук тут же перешел в горло, и в глазах у него помутнело.

Его жена была мертва.

Отец Александр не мог заставить себя оторвать взгляд от лица мученицы. Этот кошмар притягивал к себе своим зверством, заставлял цепенеть и восхищаться. Он смотрел на ее порезанные губы, окровавленные лоб и щеки, опаленные волосы. На эту ужасающую маску смерти. Скольких покойников он отпел в своей жизни, но никогда не видел ничего подобного.

Глазные яблоки вырезаны и свисают на красных ниточках из пустых глазниц, которыми его жена смотрит, как за окном на той стороне необъятного леса восходит солнце. Платье окровавлено и задрано до пояса, бедра в синяках, голени перебиты.

– Будь я проклят… – прошептал вдовец и попятился назад. – Что же ты видела?.. – он словно в забытьи побрел к кровати. Несколько шагов, раз-два, и он уже держал в руках окровавленный нож, который достал из-под подушки. Он никогда не хранил холодное оружие в спальне, но сегодня он отчего-то знал, что нож находится именно там. Он разжал руки, и нож со звоном рухнул на пол.

Супругу заклейменного проклятиями петербургского священника похоронили на кладбище Святого Апостола Павла, что недалеко от Пушкинского леса под Санкт-Петербургом. Служанка скончалась через неделю после смерти хозяйки в Мариинской больнице на Литейном проспекте. Ее похоронили на кладбище для крестьян в областном городе Ямбурге.

Перед смертью она успела рассказать на языке жестов полицейскому приставу о том, что два месяца назад отец Александр изнасиловал ее в церкви, в которой служил. И она от него забеременела.

После содеянного священнослужитель строго-настрого наказал ей не открывать рта. А когда она поведала ему о ребенке, он отрезал ей язык. Расчет был сделан на то, что неграмотная Прасковья не сможет ни рассказать, ни написать о преступлении своего хозяина. Она была полностью лишена каких-либо средств общения. Кроме одного. Жестов. Но о ее руках он задумал «позаботиться» немного позже. Когда страх, который он внушил молодой крестьянке, ослабнет, придет тот день, и он отрубит кисти ее рук и скормит свиньям в хлеву.