Страна А., или Автостопом по Афганистану
Шрифт:
Седобородый продавец «Кока-колы» оказался русскоговорящим и ностальгирующим. Угостил меня чаем с иранскими конфетами, и лепёшкой. Расспрашивал, как дела в Москве. Собираемся ли мы вновь ввести войска. И отремонтировать завод. Пока я думал, что ему ответить, собрались зрители. Когда число их превысило 20 человек, я отделился и продолжил путь.
Вот и базар Пули-Хумри, куда караваны верблюдов доставляют фрукты. Интересно, что все караваны выходят из Мазара утром, чтобы прийти сюда на следующее утро: то есть существует определённая волна. И обратно тоже они выходят в одно время, кажется, вечером. Желающие застопить караван — учтите.
Пока шёл через город, подумал о его бесконечности и уже размышлял, как бы найти попутный транспорт дальше на юг. И вот удача — некий грузовичок, полный мешков, коробок, тюков и людей, стоял лицом на юг, с понятной целью. Я подошёл к водителю, спросил разрешения, залез.
И точно — я выехал из города на юг, правда, недалеко. Но далеко
Глава 5. Перевал Саланг
Южную и северную части страны разделяет горный хребет Гиндукуша. Издавна он был естественной преградой, стеной, и народы по обе стороны живут разные, и язык у них разный: на севере — дари-фарси, на юге — пушту-урду. Кабул находится посередине, на 2000 метров выше уровня моря, и являет собой центр страны, смешение двух народов и языков, естественный Вавилон.
Издавна только летом можно было преодолеть Гиндукуш и по холодным горным тропам просочиться из северной части страны в южную. Но лет тридцать назад советские строители, проделав колоссальную работу, продырявили горный хребет в самом тонком и низком месте, создав тоннель Саланг, один из самых высокогорных тоннелей в мире (3363 метра над уровнем моря). А к этому тоннелю по безлюдной горной местности с обоих строн был проложен горный серпантин дороги. И с этих самых пор грузовики с дешёвыми арбузами потекли из Мазара в Кабул, а обратно через горы на север поехали пакистанские, индийские, китайские товары. И хотя большую часть года в этих горах и в районе тоннеля лежит снег, — но, расчищая его, день за днём и год за годом ходили арбузные, а потом и военные машины. Советские войска, танки, оружие также просачивались через эту дырочку и заполоняли всю южную часть страны.
Обратно через тоннель выехало меньше танков, чем въехало. Значительно меньше. Сотни танков и БТРов, множество пушек и прочей военной техники было подбито в ходе войны, и брошено навсегда. Там, по полям и обочинам дорог, они валяются до сих пор.
Кое-где им нашли и хозяйственное применение. Корпуса БТРов, наполнив камнями, превратились в опоры мостов над горными речками; гильзы от снарядов укрепляют крыши деревенских домов; гусеницы танков, положенные поперёк дороги, служат ограничителями скорости перед афганскими постами ГАИ… Большинство же танков и БТРов просто стоят вдоль дороги, по обочинам, как немые памятники времени, а вокруг закопаны сотни тысяч мин. Собирая хворост в горах, сокращая путь по степи или через горные ущелья, ковыряясь в обломках металла и в пустых почему-либо домах, перегоняя стада на новое место или расчищая новый участок земли под огород, — многие афганцы лишаются ног и иных частей тела. Каждый месяц, согласно статистике, на минах подрывается около пятисот человек!
Советские войска ушли, Кабул и южная часть страны подпала под власть «партии» талибов, а тоннель Саланг был взорван. Не целиком, конечно, но достаточно для того, чтобы ни машины, ни люди не проникли сквозь него. И, конечно, все подступы были ещё раз заминированы. С обеих сторон.
Саланг стал естественной преградой и линией фронта между двумя режимами. Между Исламским Эмиратом Афганистан (на юге) и Исламским Государством Афганистан (на севере). К северу от Саланга можно было смотреть телевизор, рисовать картины и слушать музыку; к югу — нельзя. Местные жители, конечно, летом могли ходить друг другу в гости, но только пешком или на ишаках, зная тропинки между минными полями; а вот машины (и танки) проехать тут не могли.
Вскоре талибы всё же проникли в северную часть страны обходными путями; жители Мазари-Шарифа остались без телевизоров и были вынуждены бежать дальше, на северо-восток — или отрастить длинные бороды. Но для ремонта тоннеля не было специалистов.
Сразу после исчезновения «Талибана», специалисты российского МЧС вылетели в Афганистан с целью восстановить разрушенный тоннель. Дорогу разминировали и расчистили. Поначалу грузы довозили на машинах до тоннеля, там протаскивали через завалы в ящиках и мешках вручную (длина тоннеля 2,7 км) и на другой стороне грузили в местные машины. В январе 2002 года завалы были разобраны окончательно, и в первый день на горной дороге образовалась огромная пробка… А сейчас — вот уже несколько месяцев тоннель работал, но некоторые афганцы до сих пор не узнали об этом, и потом спрашивали нас, как нам удалось проехать? неужели расчистили тоннель?
И вот я еду наверх, к холодным облакам, в тёплом «Кразе» с умными, весёлыми, жизнерадостными, религиозными афганцами. Две машины, четыре водителя; один из них — главный, вероятно, хозяин груза. Ведём светскую беседу. Очень медленную, ибо моё знание фарси-дари ограничено тридцатью словами.
— Откуда? — Из России. — Где-где? Таджикистан? Узбекистан? — Россия, Москва! — Москва? У-у-у! А что борода? — А у вас что борода? — А мы мусульмане! — А я тоже мусульманин. — Мусульманин? У-у-у! Ля иляха
илля Ллаху (Нет бога, кроме Аллаха…)? — …Мухаммад расулю Ллаху (и Мухаммад — пророк Его)! — У-у-у! Аль-хамду ли Ллахи рабби-ль аля мин…? — это начало первой суры Корана, водитель проверяет меня. Я продолжаю: —…Ар-рахмани-рахим, малики йуми д-дин! — У-у-у (обрадованно), неужели в Москве есть мусульмане? — Полно. Два миллиона. А есть и христиане, их восемь миллионов. А всего десять миллионов. — Десять миллионов? И все в Москве? У-у-у-у! А ты здесь? — Путешествую. Шерхан, Кундуз, Баглан, Мазари-Шариф, Балх, Пули-Хумри, потом на Саланг, завтра Кабул, потом Кандагар, Герат, потом в Иран, Азербайджан, потом домой, иншалла. — Иншалла… А у тебя жена есть? — Нет. Я свободный человек. Свобода. Азад. — Азад? У-у-у-у-у… — У-у-у-у…, — отвечаю я. — А на Саланге холодно, — продолжает водитель, — а в России холодно? — Холодно. Как на Саланге. — Как на Саланге? У-у-у-у… — А в машине тепло! — Да, в машине тепло… — А машина у вас русская! — Да, «Краз», русская машина. А вон «Камаз», русская машина. Вон едет. — А ещё «Волга» и «Уаз». — А ещё «Танк», русская машина. Вот на обочине стоит. — У-у-у-у…Русские машины фирмы «Танк» попадались, действительно, всё чаще. Я даже вылез из кабины в кузов, чтобы фотографировать их. Десятки танков! Повсюду, повсюду, в разной степени сохранности, с пушками в разные стороны. Особо часто они встречались около речек и мостов. Капитальные бетонные мосты были, конечно, разрушены, но вместо них действовали временные однопутные мостики. Вдоль дороги то и дело лежали белые камни, покрашенные красной краской. Я уже знал, что так обозначаются минные поля.
Иногда попадались и большие обозначения — на старых бетонных плитах, или на больших валунах, красной краской было отмечено: LM (Land Mines, подземные мины), или MF (Mine Field, минное поле). В каждой деревне встречались рекламные стены, на которых были нарисованы разные мины, гранаты, бомбы и картинки: руками не трогать, в огонь не бросать, ногой не наступать, из рогатки не стрелять, камнями по минам не кидаться, при обнаружении немедленно сообщить в ближайший пункт по выявлению мин.
Потребуется несколько десятилетий и миллиарды долларов, чтобы полностью очистить от мин Афганистан. Двадцать миллионов мин хранит афганская земля, по одной на каждого афганца. Нередко в городе увидишь одноногого или безногого человека на протезах — вот они, последствия войны.
Разминировать всё зараз очень сложно и дорого; сейчас первым делом хотя бы обнаружить и пометить все минные поля — вот самая полезная работа, которую выполняют сейчас в Афганистане работники международных гуманитарных организаций. Ведь мины сии — не местного производства. Иностранцы завезли эти мины, и если уж не могут убрать, то пусть хотя бы отметят места их залегания.
"Краз" — машина хорошая, но медленная. К вечеру я успел подмёрзнуть и спустился внутрь кабины, так и не дождавшись тоннеля. Уже в темноте, миновав несколько блокпостов, мы-таки въехали в этот легендарный тоннель. Сработано на совесть. Большой диаметр и высота — пройдёт самая большая машина. Вдоль тоннеля идут какие-то шланги, как в метро, точнее их обрывки. Сверху тоже свисают обрывки чёрных кабелей: вероятно, когда-то тоннель был освещён. Сейчас единственный источник света — фары попутных и встречных машин. Поток довольно большой, и запах стоит удушливый, выхлопно-газовый, чувствуется даже сквозь стекло кабины. И воздух густой, сырой такой. Да, вспомнил: на въезде в тоннель красовались две маленькие картинки: одна — с качком-спортсменом из импортного журнала, другая — реклама: пейте "Фанту".
От высоты, тряски и выхлопных газов у меня разболелась голова. Мы выбрались из тоннеля, и на первой же стоянке у первой чайханы я попросился на свободу. Сказал водителям, что мне хочется спать, и я очень благодарен им, но вынужден их покинуть. Водители пытались меня оставить, но я всё же вышел и пошёл к домику-едальне, которая являлась, по словам водителя, также и придорожной гостиницей.
“Саланг-хотель"
Я оказался в длинном одноэтажном здании с низким потолком. Электричества тут не было, зал освещало несколько керосиновых ламп. (Для выходов на улицу и в туалет у хозяина был также и электрический фонарик на батарейках, довольно мощный.) В середине зала был проход, а справа и слева — возвышения, устланные тонким ковриком, на которых днём сидят и едят посетители. Сейчас только два человека совершали намаз на этих обеденных столах. В центре зала на полу стоял огромный самовар, литров на пятьдесят, труба уходила в крышу; а рядом — шкаф и полочки, на которых стояло штук сорок маленьких железных чайников. На стенах висели, украшая зал, святые плакаты, состоящие из арабских разноцветных надписей. Один плакат содержал 99 имён (вернее, свойств) Аллаха, другой — имена разных пророков, третий — имена пророка Мухаммеда, его родственников и сподвижников. Прямо у порога, на улице, текла холодная речка; рядом располагался и туалет. Хозяин заведения, высокий седобородый старик, подал мне чайник, лепёшку и блюдце с конфетами. Вскоре я завалился спать — на том же месте, где ужинал.