Страна А., или Автостопом по Афганистану
Шрифт:
Вниз, вниз, вниз, мимо сёл и деревень, садов и каналов, вниз, вниз, вниз. За день отснял четыре плёнки. Почти половина кадров отсюда — военная техника, минные поля и другие подарки советских времён. Часто снимаю себя с автоспуском: просил горцев снимать меня, но те, никогда не державшие в руках камеры, были плохими фотографами. Другие кадры — афганские дома-крепости, селения, горы, люди. Отличный день!
Когда настал вечер, я вновь уединился в чьём-то саду. Как я сегодня не стоплю машины, также я не стал беспокоить людей и напрашиваться на ночлег. Сегодня я свободен и от этого. Внизу — река, сверху — дорога, рядом — куча металлолома. Выбрал ровную площадку, поставил палатку и завалился спать. Удивительное путешествие по
Наутро я собрал рюкзак, искупался в холодной реке, выпил воды и почувствовал голод. Где мои запасы еды, где изюм и конфеты? Ах да, я же вчера их подарил. Значит, надо идти дальше, в первой же деревне будет еда: лепёшки и прочее. Если же деревень не будет, всегда можно уехать на попутке.
Как нарочно, деревень на моём берегу всё не было, и я прошёл километров десять, фотографируя пейзажи. Достиг некоего разрушенного моста, около которого стояли два танка с дулами в разные стороны. Сделал снимок, перешёл по временному мосту и повстречался с местными жителями.
Старики тусовались около танков, смотрели в мою сторону, поджидая.
— Чай, чай, — услышал я, подойдя ближе.
Да, это то, что надо!
Возле руин моста и старых танков стояла большая палатка, вернее — тент. Столбы были вкопаны в землю, внутри — ковёр, подушки, шкафчик с посудой и сахаром. Откуда-то несут уже большой свёрток с хлебом; наливают чай из китайского термоса. Хлеб серый, плотный. Неторопливо беседуем, как будто так и надо, и никто не удивляется. Старики не удивляются тому, что в их палатку забрёл русский парень-путешественник, я не удивляюсь уже ни старикам, ни палатке, ни танкам на берегу реки. Всё так и надо, мы как дома, все мы дома, и всё так было, и будет всегда.
После чая, со свежими самоходными свойствами, я продолжил схождение вниз. Чувство свободы и счастья — переполняющее. Музыка пастушеских флейт; звон цепей на грузовиках; шум реки и ветра.
Возможно, я так и дошёл бы до города Чарикар или дальше, но тут рядом со мной остановилось жёлтое такси.
— Эй, мужик! — примерно так (только на дари) крикнул мне таксист. — До Чарикара? Десять баксов и полетели!
Я отверг предложение таксиста: желание ехать у меня ещё не возникло. Но пока таксист меня уговаривал, рядом остановилась ещё одна машина — микроавтобус с англоговорящим водителем. Водитель вёз обеих своих жён (в чадрах) и нескольких детей домой в Кабул, из Кундуза, куда они ездили в гости.
— Куда идёшь? Поехали! Денег не надо! — обратился ко мне водитель по-английски.
Здесь так редко услышишь английскую речь, что я смутился и сел в машину.
Да! Оказалось, по-английски говорит не только сам водитель, но и дети его, и жёны. Как только прояснилось точно, что я иностранец, жёны начали весело выглядывать из чадр! То одна, то обе снимали чадру, задавали всякие стандартные вопросы и хихикали. Когда вдали показывалась деревня или придорожный базар, жёны опять залезали в чадры, а потом опять снимали их. Вот так оно: при иностранце, видать, можно!
Мальчик лет двенадцати, сын водителя, не упустил случая отругать минувший режим:
— Сейчас талибов нет, а при талибах было очень плохо! Они не разрешали смотреть телевизор!
— А что ещё было плохого при режиме талибов? — спросил я.
Мальчик замялся: он не знал. Папа пришёл ему на помощь:
— При талибах нужно было носить длинную бороду! Вот такую, — он показал.
Сейчас у водителя осталась только маленькая, короткая бородка.
— Ага, значит, телевизор и борода, — повторил я недостатки режима талибов, — А какие ещё были проблемы?
На этот раз никто не мог ответить: ни жёны, ни дети, ни сам водитель.
В последующем я расспрашивал многих афганцев о недостатках режима «Талибан»,
и все, как один, жаловались на бороды и отсутствие телевизора. Конечно, я общался только с интеллигентными горожанами, противниками «Талибана»; со сторонниками я не общался, ибо те, как правило, не говорят на английском или на русском языках. Но, в общем, можно сделать вывод: талибов погубили бороды и запрет на ТВ.Перед Кабулом горы кончились. Пошли просторы. Что было на этих просторах? Развалины. Бесконечные руины, остатки некогда цветущих селений, обломки больших глиняных двух- и трёх-этажных домов, каких-то стен и башен; заросшие поля и канавы, бывшие каналами; красные камни, указывающие на мины, и танки, танки, танки… На одном поле я увидел бесчисленное множество разбитых танков, возможно, 500. Или это полигон, или здесь действительно были серьёзные битвы — ни шагу назад! за столицу, за Кабул!
Минные поля
У читателя возникает резонный вопрос: опасны ли такие поездки? Можно ли подорваться на мине? Действительно, афганцы подрываются. Происходит это обычно в сельской местности. Собирая хворост и дрова там, где их ещё никто не собрал; перегоняя стада на новые пастбища; ища ценные полезные вещи среди груд подозрительного металлолома, они и попадают на мины.
В населённых пунктах, на базарах, в обитаемых домах, на трассах, на полях, возделываемых и орошаемых, на протоптанных дорогах мин, разумеется, нет. Танки, стоящие на обочинах дорог, тоже безопасны. А вот ходить пешком по оврагам и горам, где нет следов иных людей, ковыряться вдали от дорог в обломках военной техники и кучах старого металла, заходить в пустые нежилые дома и их развалины, сходить с шоссе в необжитых местах, особенно там, где имеется разметка «мины» (красные камни, надписи «LM» или "MF") — не рекомендуется. Имейте голову на плечах, и она останется при вас, а также и руки, и ноги.
Пригороды Кабула, руины, иностранные машины, бригады сапёров с миноискателями. Интересно, можно ли искать мины путём биолокации? Ведь уверяют, что можно найти таким путём воду, нефть, клады… Мина — тоже своеобразный клад.
Удивительно, но пяток НОВЫХ танков! Стоят на дороге, готовы к отправке в сторону Саланга. Или так просто стоят. Видно, что действующие.
— Наверное, Хамид Карзай едет сюда, — предположил сын водителя.
Наличие действующих танков удивило и его…
Перед нами в сторону Кабула едут действующие БТРы. Быстро едут. У нас на спидометре 60, но БТРы — впереди. Хорошие машины. Потом всё же нам удаётся обогнать их.
Развалины, руины, минные поля и узкие проходы в них, размеченные камнями. Кое-что (мало что) отстраивают заново. А вот стоят грузовики с ракетными установками в кузове. Железный контейнер, расстрелянный в решето, в сито. Опять сапёры. Белый иностранец, стоя на подножке медленно едущего джипа, на ходу снимает всё на видеокамеру.
Эти журналисты и тусуются в радиусе тридцати километров от Кабула, это и снимают: развалины, танки, сапёров, мины, бомбы, опять развалины… Это и идёт на телеэкраны во всём мире. Мирную жизнь показывать они не будут — не за это им платят командировочные и надбавки "за риск". Кадры мирной жизни стоят слишком дёшево! Горные сёла, караваны, продавцы арбузов, одежды и дров, водители, крестьяне, простые мирные люди, живущие в целых, не разбомбленных домах — это не интересно, это не нужно, это слишком дёшево стоит, этого всюду достаточно. А вот на развалинах, среди куч действующего и уже не действующего оружия, в очагах новых и бывших военных конфликтов, сапёры, руины и танки — это горячо, это круто, это боевые кадры, они стоят дорого, их покупают, их заказывают, они и идут на экраны. А жаль! Таким образом создаётся искажённый образ Афганистана, как будто здесь сплошная война, мины, бомбы и наркотический базар.