Странная барышня
Шрифт:
— Нет, — возразила я. — Никакого тепла. Это лишь навредит. Нужно правильно иссечь поражённый участок, промыть, дать отток гноя. После этого перевязать чистой, прокипячённой, но сухой тканью рану и менять повязку несколько раз в день. Я не говорю, что это обязательно поможет, но шанс на благополучный исход появится.
Есть травницы хорошие у вас? Надо что-то для укрепления организма. И мазь, может, какую на рану? Я в этом плохо разбираюсь, поэтому ничего советовать не могу.
— Хочешь себе поблажки выторговать? Зря.
— Но сделаете?
— Всё в руках Бога.
— Только ли
Оказавшись на небесах, с укором обратилась к Богу: “Я тебе всегда верна была! Соблюдала все твои заветы, а ты меня не спас!”
Отвечает Бог: “А кто к тебе, дуре, три лодки послал?”
Улавливаете суть, Матушка? Или предпочитаете в гордыни жить, считая себя особенной? И что должно всё само по себе случаться, без приложения ваших усилий и мозгов? Дадите разрешение — помогу. Не дадите: я знаю, что сделала всё возможное, чтобы его получить. Смерть несчастной будет полностью на вашей совести.
— А ты непроста… — усмехнулась Матушка. — Уговорила. Лечи. Но учти, что ничего тебе за это не будет.
— Ошибаетесь. Внутреннее удовлетворение иногда бывает важнее денег.
— Неожиданные умения в риторике. Не для деревенской барышни. Но сразу ставлю условие. Никакого применения Дара колдовского! Я сама имею кой-какие способности, так что сразу почувствую подобное. Ждать, пока ты осквернишь сестру нашу дьявольскими заклинаниями, не стану: сразу прерву твою грешную жизнь.
— Боль будет нестерпимая. Нужно усыпить больную. Ещё хочу в рану свои силы влить, чтобы зараза не так быстро развивалась. Никаких заклинаний и заговоров. Буду читать молитвы, пока не закончу. И вы можете читать, если так спокойнее будет. Святой водой меня поливайте, крест целовать заставляйте. Не мне вас учить, как дьявольскую силу отгонять.
— Верно. Не тебе, грешница. Делай, как я сказала, или ничего не делай.
— Хорошо…
Операция началась плохо. Несмотря на весь свой стоицизм, надзирательница зашлась в диком вопле и стала вырываться, пытаясь разорвать верёвки, которыми её предварительно связали. И это только первый разрез, прошедший через отмершую ткань и доставший до живой.
— Усыпляй! — сдавшись, приказала начальница этой странной организации.
Я быстро положила несчастной руку на лоб и громко стала читать молитвы, чтобы никто не подумал, что колдую. Как только женщина затихла, продолжила иссекать ткани. Запущено… Ох, как запущено! Даже если и выживет, то хромать будет до конца своих дней. Столько почти серо-чёрного мяса я давно не видела. Нервы задеты. До кости не дошло, но близко к этому.
Изначально примитивное вскрытие абсцесса растянулось на почти часовую операцию. Охрана и Матушка, стоящие вокруг меня, находились в шоке от увиденного и даже слова не сказали, когда самовольно применила свой Дар на ране.
Наконец поняла,
что больше ничего путного не смогу.— Воды, — попросила я, выронив инструмент.
— Святой? — шёпотом спросила одна из надзирательниц.
— Холодной. В горле пересохло от волнения.
Тут же дали напиться и отвели обратно в камеру.
Почти ничего не поменялось в отношении ко мне. Всё так же молча приносили еду неразговорчивые, теперь уверена, монахини. Но неожиданно каша стала с мясом, а вместо простой воды был лёгкий фруктовый компотик, отлично утоляющий жажду. Значит, больная идёт на поправку. Кулинарный “комплимент” Матушки… или игуменьи этого места я поняла и оценила. Мелочь, но серые тюремные стены уже перестали казаться такими унылыми.
Через несколько дней ко мне зашли знакомые люди. Отец Серафим и отец Иннокентий. С ними была Матушка. Кажется, дело сдвинулось с мёртвой точки…
32
— Казнить нельзя помиловать. Где собираетесь запятую ставить? — с грустной улыбкой спросила я у своих посетителей. — Приговор вынесен?
— Казнить нельзя помиловать? — переспросил пожилой монах… Серафим. Так, кажется, его зовут. — Интересный казус, Елизавета Васильевна. И верно: порою от одной запятой жизнь зависит. Но в вашем случае её ставить рано. В том, что вы не якшаетесь с тёмными силами, мы установили и в этом вопросе полностью оправдали.
— Спасибо. Ура.
— Погодите. Но также мы подозреваем вас в других, очень неприятных делах. Признайся, дочь моя! Уж не на кладбищенских ли трупах ты строение человека изучала, чтобы так ловко операции проводить? А?
— Эээ…Нет… — растерянно помотала головой я, получив удар, которого совсем не ожидала.
— Тогда объясни, как знания такие получила.
Я замолчала, не зная, что ответить. Прав монах, со своей колокольни оценивая мои поступки! Лаясь с Кабылиной, подобное не освоить. Нужны обязательные вскрытия тел, практика. А где, по мнению местных жителей, можно взять безропотного добровольца, готового к тому, что его разберут на части? Только на кладбище. Очередной мой прокол! И как теперь выкручиваться?!
— Не хочешь отвечать? — продолжил отец Серафим. — Понимаю. Сознаться в таком святотатстве страшно. Верю, что для благого дела старалась, но нормальный человек подобным заниматься не будет. Поэтому, Елизавета Васильевна, рано вам к людям. Нужно свои душевные страсти для начала побороть, чтобы ещё какой беды не случилось. И я знаю одно такое место. Скоро в него и отправитесь.
— Куда? В другой монастырь?
— Нет. Место наполовину светское. Неподалёку от Москвы. Не волнуйтесь, вам там должно понравиться.
— Подождите! — решилась я. — А если скажу, что не из этого мира? Что меня сюда бог переслал?! Я вам расскажу свою историю, и вы поймёте, что не вру!
— Лечиться! Непременно лечиться! — замахал руками он. — С такими фантазиями — тем более! Даже слушать крамольные бредни не хочу, а то и куда построже отправить искус появится. Лиза, вы мне очень симпатичны в некоторых своих деяниях. Не надо разочаровывать в себе. Примите болезнь свою, а после молитвами, аскезой и раздумьями искорените её. Бог вам в помощь!