Странная барышня
Шрифт:
— И что будет, если я окажусь прав?
— Предлагаете спор? Отлично! Значит, оживаете. Выигравший может потребовать от проигравшего беспрекословного исполнения одного желания. Приличного, естественно. Как вам такое пари?
— А почему бы и нет.
— Превосходно, — улыбнулась я. — Матушка Клавдия, вы будете свидетельницей.
— Ради богоугодного дела согласна, — нехотя кивнула она. — Пойду-ка немедленно отменю вино. Ох, и вою будет у “бриллиантовых”! Тьфу ты! У знатных пациенток. Вот до чего же поганый у тебя язык, Елизавета! Никого не пропустит!
—
— Вы про лечение?
— Естественно.
— Вы же видели мои бумаги. В них написано, что имею некий Дар, доставшийся мне по наследству от одной ведуньи.
— Я не верю в подобное. Предрассудки тёмных необразованных крестьян. Наука отрицает…
— Хотите, докажу обратное? — недослушав, предложила я.
— Что вам для этого надо? Полнолуние, чёрный кот или трухлявый пень в лесу?
— Оставьте подобное для “всезнающей” науки. У меня свои методы. Готовы прямо сейчас испытать мой Дар?
— Интересно… Давайте! Я жуткое похмелье терплю, так что ещё одна головная боль не сильно испортит моё прескверное настроение.
41
— Что ж, князь, — с загадочной улыбкой подошла я сзади, — вы сами настояли. Закройте, пожалуйста, глаза. Обещаю не корчить рожицы перед вами, пока ничего не видите.
— После вашего обещания, мне почему-то совсем не хочется этого делать.
— Боитесь?
— Опасаюсь. Уже представляю, как склонились надо мной и…
— Не надо, — не дала я ему договорить. — Просто доверьтесь мне.
— Уговорили.
Елецкий послушно сомкнул веки, а я стала делать ему массаж головы, постепенно переходя на шею и плечи. Он вначале был напряжён, но под моими пальцами постепенно расслаблялся, входя в лёгкий транс. В какой-то момент мои руки налились теплом, и я стала отдавать его этому уставшему от всего мужчине. Я гладила, но уже не кожу, а мысли князя.
— Как хорошо… — блаженно простонал он. — Словно мягкое облако окутало… Какое спокойствие… Как в детстве.
— Вам нравится?
— Очень, Лиза. Не останавливайтесь. Это именно то, о чём давно мечтал.
— Пусть уйдёт плохое. Вы сильный. Вы совсем справитесь. Главное: думать о хорошем. Баюшки-баю…
Илья Андреевич окончательно поплыл, а потом уснул, счастливо улыбаясь. Я же осторожно отошла от него и села на своё место, наблюдая за спящим мужчиной и попивая свой уже чуть тёплый кофе.
Какой же он красивый! Даже во сне, утратив свою привычную маску доктора, князь поражает породой. Не так: внутренней душевной силой, которая доступна лишь очень благородным людям. И ещё есть что-то, что притягивает, как магнит. Хочется прилипнуть и не отлипать.
Я сама не поняла, как снова встала и, опять зайдя сзади, нежно прикоснулась к его макушке губами. Внутри вдруг проснулись эти пресловутые бабочки,
о которых столько слышала от подруг, но в себе раньше никогда не ощущала. Жаль, что этот момент был так короток.— Елизавета Васильевна! — вскочил внезапно проснувшийся от моего поцелуя Елецкий. — Что это было?!
— Доказательство того, что Дар — это не крестьянские выдумки, и некоторые научные труды можно смело выбрасывать. Как головушка? Ума прибавилось? Похмелье прошло?
— Да… — прислушавшись к себе, удивлённо ответил он. — Удивительно! Словно заново родился! Но я сейчас не об этом. Поймите, что у нас с вами определённые отношения: я доктор, а вы — пациентка. И переходить эту грань непозволительно для обоих.
— У вас какие-то неприличные фантазии насчёт меня? — внутренне чертыхнувшись и сделав удивлённое лицо, поинтересовалась я.
— Нет, но…
— Прекрасно. Тогда почему вас волнует лёгкое прикосновение губ к вашей растрёпанной причёске? Это простое окончание сеанса и ничего более. Поверьте, на остальные части вашего тела у меня покушаться и мыслей не было.
— Извините. Я, кажется, немного не в своей тарелке от прочувствованного.
— Извиняю. Лучше тарелка, чем коньячная бутылка. Только у нас с вами другой вопрос во главе угла. Верите ли вы теперь, что Дар существует?
— Хотел бы из упрямства сказать, что нет. Только здравый смысл подсказывает, что сейчас упрямиться будет глупо.
— Как длинно вы сказали слово “да”, - усмехнулась я. — Тогда другой вопрос. Допускаете ли вы, что я могу знать такие вещи, о которых вы даже не подозреваете?
— Данных пока недостаточно, поэтому сделать однозначный вывод не готов.
— Ладно. С трудом, но принимаю. И, кстати, сейчас уже могу ответить вам на голословное обвинение о выкапывании трупов. Мне не нужно было совершать подобного, так как чувствую кончиками пальцев многие органы. Лечить всё, естественно, не могу, но поставить диагноз в большинстве случаев сумею. Например, у вас был перелом ключицы.
— Был, — удивлённо ответил Елецкий, машинально потерев старую травму. — Досталось в морской экспедиции. Около Африканского континента случилось нападение местных пиратов. Пуля отрикошетила от мачты и попала в меня. Старая, мушкетная. Хоть и была на излёте, но удар получился сильнейший. Хорошо, что не в голову.
— Хорошо. Иначе вам было бы нечем есть.
— И думать.
— Есть вкуснее. От мыслей часто бывает меланхолия и запои у некоторых.
— Всё иронизируете?
— А разве нельзя?
— У нас с вами, Елизавета Васильевна, какой-то странный разговор получается.
— Это потому, что вы увиливаете от оплаты, — с трудом удерживая серьёзное выражение, произнесла я. — Ведуньи просто так не работают. Врачи, насколько помню, тоже.
— Хм… И чего вы потребуете?
— Научите меня верховой езде. Никак не могу забыть самодовольную морду Принцессы. Я — человек! Венец божьего творения! А тут какая-то кобыла мне условия ставит. Поблагородней Кабылиной будет, но всё равно обидно.