Странная барышня

Если Кабылина так пеклась, чтобы с ней ничего не случилось, то почему довела до самоубийства? Скорее всего, вышло случайно. Перегнула мачеха палку, пытаясь полностью психологически подчинить себе падчерицу. Видимо, хотела довести до такого зависимого состояния, что Елизавета сама получила бы деньги и безропотно их отдала. А та возьми — и в прорубь головой. Ох, и подёргалась от этого Кабылина, чуя, как денежки уплывают!

Дальше появилась уже я. Видя, что попытки сделать из меня покорную рабыню не увенчались успехом, в очередной раз устроила “сватовство”. Но подстраховалась, чтобы оно опять не сорвалось, и опоила. Заодно и бумажечку на подпись подсунула.

Скорее всего, ход с замужеством Мэри уже сама придумала. Будь кто поумнее её, то сразу бы понял, насколько это провальный план. Деньги-то — не родовая недвижимость, и привязка их идёт к личности Лизы, какую бы фамилию она ни носила. Финансы сразу бы оказались в моей новой семье с последующим раскрытием махинации с завещанием. Дура чуть сама себе могилу не вырыла.

Интересно, знал ли Вольдемар про аферы? Вряд ли. Даже по сравнению с мамашей у него мозгов мало, чтобы в подобное посвящать. А вот Глашка знала и молчала, сучка такая! Странно, что она, имея в козырях эту тайну, сбежала из поместья, а не пошла разбираться с Мэри.

Хотя… Нет. Нечем шантажировать. Она же соучастница убийства, и мачеха понимает, что служанка не сдаст при любом раскладе. Так что сбежала Глафира от греха подальше, чтобы разозлённая Мэри её саму не прикопала. Лучше воровкой прослыть, но живой остаться. Не жандармов тогда испугалась, вешая мне лапшу на уши, а мести жадной хозяйки.

И не зря в Москве обосновалась. Всё ждала, когда Кабылина мои деньги получит, и стребовать шантажом с неё свои обещанные пятьдесят тысяч хотела. Дождалась бы, но жадность сгубила, ввязалась в тёмные дела. При аресте же, понимая, что никаких денег ей теперь не светит, сдала хозяйку в отместку, заодно жизнёнку свою подлую спасая.

Как всё запутанно! Не ввяжись я погашать долги мачехи, не найди махинаций Глашки и не прижми её с ними, то так бы и осталась нищей, бесправной приживалкой при Кабылиных. Цепочка случайностей вывела на огромное состояние в банке и на правду об отце. Спи спокойно, Василий Юрьевич! И извини, что частенько поминала тебя недобрым словом за такое отношение к дочери. Теперь вижу, что ты умнее всех был. Жаль только, жизнь свою не сберёг. Не ожидал подобной чёрной неблагодарности от той, которую из грязи вытащил. Даже жёнушке своей много всего интересного завещал. Не обидел… А тебя, беспомощного, камнем по голове! Как же мне хочется придушить этих гнид!

Постепенно мысли свернули на Елецкого. Вначале хотела возмутиться, что он мне ни слова не сказал о расследовании и отвратительных делах в поместье, но потом поняла, что он по-своему, по-мужски прав.

“Не волнуйся! Я всё решу!” — именно таким девизом руководствовался Илья, оберегая меня от лишней нервотрёпки и прилагая все усилия, чтобы я не осталась ни с чем. Сколько раз он признавался мне в любви? Очень много! Но теперь я верю, что действительно любит. Поступки часто говорят лучше слов.

А я? Так ли уверена, что люблю его? Или это всё надуманное, всплеск гормонов молодого тела?

Задала себе эти вопросы и тут же ответила на них. Да! Это мой человек! Это мой мужчина! И дело не только в молодых гормонах. Мои взрослые мозги и опыт просто вопят, что если потеряю его, то буду жалеть всю свою жизнь. Я готова мириться с его недостатками, волноваться, пока они с Гансом проводят опасные эксперименты. И даже ревную сильно, когда Илья просто делает обход пациенток, часто оставаясь наедине с ними. Понимаю, что глупо, но ревную. Раньше не догадывалась о таком нюансике в своём характере.

И да! Я стану его женой! Всеми правдами и неправдами добьюсь этого! Пусть деревенская помещица ничего не может дать князю, кроме любви и верности, но отдам всю себя без остатка. Сделаю так, чтобы он ни на секунду не пожалел, что связался с одной рыжей и очень странной барышней.

С этими мыслями и заснула, прижимая к себе подушку, словно любимого человека.

59

Из Москвы Илья Андреевич вернулся один, оставив графа Бровина в кругу семьи. По приезде он сразу же позвал меня и матушку Клавдию в покои княгини.

— Всё хорошо, — успокоил Елецкий нас, видя, что мы с тревогой смотрим на него. — Просто решил по нескольку раз новости не пересказывать. В Московском Императорском Банке с пониманием и даже с сочувствием отнеслись к положению Елизаветы Васильевны, поэтому согласились не замораживать её счёт и оставить действующим до конца судебных разбирательств, которые могут идти долго. Но выдать деньги по закону не могут, пока она находится в нашем приюте в качестве пациентки. Думаю, ни для кого из присутствующих не секрет, что Елизавета Васильевна абсолютно здорова, поэтому хочу обсудить с вами, как снять с неё клеймо умалишённой. Со своей врачебной стороны готов немедленно подтвердить любыми официальными бумагами здоровье Елизаветы. Но есть ещё и Святая Церковь, которую представляете вы, матушка Клавдия. Могу я надеяться, что вы снимите все обвинения дознавателей с моей пациентки?

— Можете, — подтвердила монахиня и тут же разочаровала. — Но это не в моей власти. Будь Елизавета простой женщиной, то хоть сейчас составила бы её помилование. Проблема в том, что она состоит на особом учёте из-за своего Дара. Такие дела рассматривают те, кто сюда и отправлял: дознаватели Святой Церкви. Они обязаны провести своё расследование в Доме Призрения.

— Здесь на месте и разберёмся? — поинтересовалась Екатерина Михайловна. — Я сама готова дать показания, что Елизавета абсолютно вменяема.

— Извините, но это делается не так. Процедура оправдания имеющей Дар редкая, так как нагрешившие с ним почти никогда не покидают стен монастыря, ибо проступки их тяжелы. Но я её знаю хорошо. Елизавете придётся снова ехать в узилище. Там провести заключённой десять дней в аскезе и молитвах, общаясь исключительно с настоятельницей. Именно она будет представлять Елизавету перед судом дознавателей. Может выступить как защитница, а может быть и обвинительницей. Так что, как видите, от меня практически ничего не зависит. Могу всего лишь дать шанс, написав прошение о досрочном рассмотрении дела.

— Я поеду с вами! — тоном, не терпящим возражений, воскликнул Илья Андреевич.

— А вот это лишнее, доктор, — охладила его пыл Клавдия. — Никто вас туда не пропустит и слушать не станет, так как не тело, а душу судить будут. Не лезьте со своим мирским туда, куда не стоит. Другое дело, что мне не возбраняется отправиться с Елизаветой. Заодно и с матушкой Софьей пообщаюсь, да о жизни в приюте расскажу так, как сама вижу. Без бумажек.

— Когда едем? — спросила я, внутренне сжавшись от предстоящих событий.