Странные дела к югу от города

Наплакавшись вволю, Ню-эр немножко пришла в себя, и мы стали болтать о том о сем. Я сказала, что никогда не видела ее маму, и Ню-эр сообщила, что ее мама немного хромает, поэтому с утра до вечера сидит на кане и шьет одежду на заказ – этим и зарабатывает.

Я рассказала Ню-эр, что мы не всегда жили в Пекине, что приехали мы сюда с очень далекого острова.

– Мы тоже не всегда здесь жили, – ответила Ню-эр, – раньше мы жили у ворот Цихуамэнь.

– Цихуамэнь? Знаю-знаю, – закивала я.

Ню-эр удивилась:

– Откуда ты можешь знать Цихуамэнь?

Я не нашлась, что ответить, но совершенно точно знала это место. Кажется, меня на рассвете туда кто-то водил, я даже будто видела те места своими глазами. Нет, нет, всё было так смутно – может, мне приснилось? Поэтому я так и сказала Ню-эр:

– Во сне это место видела, там же еще городская стена, да? Как-то раз одна женщина пришла туда под утро с каким-то свертком в руках и прокралась к самой стене…

– Это сказка какая-то?

– Может и сказка… – Я склонила голову на бок и глубоко задумалась. – В общем, я знаю Цихуамэнь, вот и всё.

Ню-эр улыбнулась и обняла меня, а я вытянула руки, чтобы обнять ее в ответ, но едва дотронулась до ее плеча, как она тихо вскрикнула:

– Больно, больно!

Я поспешно разжала руки, а она насупилась:

– Даже здесь всё опухло!

– А чем он тебя бил?

– Метелкой.

Ню-эр помолчала, а потом добавила:

– Папа и мама, они… – Она снова замолчала.

– Что они?

– Ничего. В другой раз расскажу.

– А я знаю, твой папа учит тебя петь арии, чтобы ты для них деньги зарабатывала! – выпалила я. Так няня Сун моей маме говорила, а я подслушала. – Требуют, чтоб ты им деньги зарабатывала, да еще бьют тебя! – Меня прямо-таки разбирал гнев.

– Ишь ты! Всё-то ты знаешь! Но я не про это. О том, что я хотела рассказать, ты сама никак не узнала бы!

– О чем же? Расскажи!

– Будешь приставать – ничего не скажу, а будешь умницей – расскажу тебе много чего, только никому больше не говори, даже своей маме.

– Не скажу. Давай шепотом.

Немного помедлив, Ню-эр приблизила ко мне лицо и быстро прошептала на ухо:

– Мама меня не рожала, и папа мне не родной.

Эта фраза пронеслась стремительно, как молния, а когда достигла моего сознания, меня словно громом поразило, сердце мое бешено застучало. Ню-эр, поведав свою тайну, убрала руку от моего уха и смотрела на меня во все глаза, словно ожидая, что я отвечу. А я буквально лишилась дара речи и лишь смотрела на нее не отрываясь.

Хоть я и пообещала Ню-эр никому не выдавать этот секрет, но после ее ухода всё еще продолжала думать о нашем разговоре и ощущала нарастающее чувство тревоги. Я побежала к маме и спросила:

– Мам, а меня ты родила?

– Чего? – Мама изумленно взглянула на меня. – Откуда такие вопросы?

– Ну скажи, да или нет.

– Конечно, я! Кто же еще? – сказала мама. А потом добавила: – Если б ты была не родная, стала бы я с тобой так носиться? Я бы тебя, такую егозу, секла бы, как сидорову козу.

Я закивала: мама рассуждала логично, Ню-эр тому живой пример!

– А как ты меня родила? – Этот вопрос давно меня интересовал.

– Как родила, хмм… – Мама задумалась, потом улыбнулась и, подняв руку, указала на подмышку. – Ты вот отсюда вылезла.

И она захохотала на пaру с няней Сун.

3

С пустой бутылкой и парой бамбуковых палочек в руках я осторожно переступила порог постоялого двора «Хуэйаньгуань», толкнула ворота, ведущие в боковой двор, и увидела на ветвях дерева много-много зеленых гусениц. Сючжэнь называла их «удавленники». Подобно шелкопрядам, они выплевывали изо рта шелковую нить и, прицепившись к ветвям дерева, повисали над землей. Я сбивала «удавленников», собирала в бутылку, а потом кормила ими наших кур. Каждый день я приходила сюда и набирала полную бутылку гусениц, которые, оказавшись в бутылке, начинали отчаянно извиваться. Это было так омерзительно! Мне всё мерещилось, что они вот-вот вылезут из бутылки и станут ползать у меня по руке (даже рука начинала зудеть!), но на самом деле они, конечно, никуда не выползали.

Сбивая в бутылку очередную порцию гусениц, я вдруг подумала о Ню-эр, и на душе стало неспокойно. Вчера ее опять побили дома. Она незаметно прокралась ко мне и принесла с собой две курточки. Её лицо покраснело и опухло от побоев.

– Я пойду искать родных папу и маму! – заявила Ню-эр прямо с порога.

– А где они?

– Не знаю. Пойду к Цихуамэнь и буду искать.

– А Цихуамэнь где?

– Ты же говорила, что знаешь!

– Я говорила, что, кажется, видела это место во сне.

Ню-эр запихнула принесенную одежку в пустой ящик в западном флигеле и тщательно утерла слезы на лице.

– Я обязательно должна найти своего родного папу, – с затаенной злобой в голосе сказала она.

– А ты хоть знаешь, как он выглядит? – Я была восхищена ее решимостью, но всё же считала, что эта затея трудновыполнима.

– Буду искать сколько понадобится. Когда я увижу родных родителей, сердце само подскажет мне, что это они.

– Ну тогда… – Я остановилась, так как не знала, что сказать, и абсолютно ничем не могла ей помочь.

На прощание Ню-эр сообщила, что убежит из дома тайком – пока не знает когда, но перед уходом обязательно меня предупредит и зайдет за своей одежкой.

Вчера я весь день думала о Ню-эр. Мне было так тревожно, что за ужином кусок в горло не лез. Мама потрогала мой лоб:

– Как будто небольшая температура. Можешь не доедать, иди ляг пораньше.

Я легла в кровать, но тревога не покидала меня. Не имея возможности излить свои чувства, я заплакала. Мама испугалась:

– Ты чего плачешь? У тебя что-то болит?

Не зная почему, я сквозь слезы проговорила:

– Папа Ню-эр…

– Папа Ню-эр? Что с ним? И чего ты из-за чужого папы так распереживалась?

Тут вмешалась няня Сун:

– Что этот негодяй сделал? Небось нашу девочку обругал! Может, он тебя ударил?

– Да нет же! – Я вдруг почувствовала, что сказала ужасную глупость, и попыталась выкрутиться: – Я хочу к папе!

– А, к папе своему хочешь! Ну и напугала ты нас! – засмеялись няня и мама.

– Папа сегодня в гостях у твоего дяди, вернется поздно, – сказала мама. – Ложись-ка спать.