Странные сближения. Книга вторая

– Тише. Александр, это лучший из вариантов. И наиболее безопасный для вас.

– А если змею найдут раньше? Или она просто не захочет кусать Инзова?

– На этот случай у Волконского есть запасной вариант, но я не знаю, какой именно, потому как, если я верно понял, второй вариант уже не предусматривает вашего участия.

А вот это совсем плохо. Пока убийство поручают мне, Инзова можно спасти... А если постороннему? Откуда ждать покушения? Версия со змеёй мне бы в жизни в голову не пришла...

– Постарайтесь всё проделать сегодня, - Охотников проверил на сундучке замки и вручил его Пушкину. Тот взял будущее орудие убийства да так и продолжал держать в вытянутой руке и нести домой менее приметным образом наотрез отказался.

– Ещё один вопрос, Константин, - Пушкин с растопыренными руками (в одной - ящик с гадюкой, а по другой начал спускаться с плеча царапучий Овидий) остановился в дверях кофейни.
– Просто так, entre nous - вам Инзова не жаль?

– Жаль человеческой жизни. Но мы с вами теперь оба солдаты, Александр. Мы сами выбрали сторону, потому что доверяем ей и видим перед собою цель. Хочется вам чуда? Чтобы все разом прозрели и поверили в нашу правоту? Чуда не будет, а враги уже есть. Ипсиланти и Владимиреско не жалеют своих врагов. Так отчего мы должны?

Никита, легко смирившийся с присутствием в жизни барина кота Овидия, к змее отнёсся не так спокойно. Сундук с гадюкой был задвинут в дальний угол за комод, накрыт сверху ведром, прижат чугунным казанком и бронзовой статуэткой, изображающей Актеона, застигшего у ручья Артемиду. Но и после этого слуга объявил, что в комнату не войдёт, хоть режь его, и даже близко к двери подходить не станет.

Пушкин, полностью с Никитой солидарный, накидал поверх ведра с казанком и статуэткой гору одежды, чтобы гадюка, умудрись она сбежать, запуталась в рубашках, жилетах и фраках. Ещё месяц назад Александр бы пожалел новые наряды, но теперь, в Кишинёве, они сделались не нужны. Гордый умением изысканно одеваться, Пушкин столкнулся с такой пестротой и разнообразием костюмов, что даже в лучшем своём фраке и головокружительно модных штанах он терялся среди остальных, и некому было оценить его sens de la mode. Мгновенно утратив интерес к собственной одежде - что толку заботиться о ней, если это не произведёт впечатления?
– Александр ходил в старом сюртуке, повалявшемся в своё время на Екатеринославском песке и потёртом на Крымских скалах. Мятые воротники рубашек (Никита обленился и гладил из рук вон плохо) прикрывал чёрным платком, а штаны шутки ради приобрёл тёмно-бордовые, бархатные, вроде тех, что носят молдавские бояре. Почти год прошёл с отъезда из Петербурга, и как трудно было узнать в заросшем, прокуренном, небрежно одетом человеке неопределённого возраста прежнего элегантного юношу, выехавшего некогда за Петроградскую заставу.

Итак, змея таилась в сундучке под нагромождением всего, что попалось под руку, а Пушкин с Никитой временно жили в одной комнате, - подальше от рептилии.

Вечером вернулся Инзов и был встречен злым Французом, сидящим посреди Инзовского кабинета. Голубые глаза Француза горели гневом, а растрёпанные кудри и бакенбарды грозно торчали во все стороны, окружая лицо Александра подобием рыжевато-русых колючек.

– Домолчались!
– крикнул Пушкин, едва увидев Инзова.
– Доскрытничались! У меня в комнате живёт змея. Предназначенная, между прочим, вам.

Инзов в замешательства оглядел негодующего Француза и мирно свернувшегося у него на коленях Овидия. Следующие несколько минут Пушкин, плюясь и подпрыгивая в кресле (Овидий шевелил ухом, но не просыпался), рассказал о встрече с Охотниковым и новом питомце, нашедшем приют в особняке.

– А увидев, что змеёй вас убить не вышло, на вашу жизнь покусятся снова, только я уже не буду знать, когда и как!
– закончил Александр и посмотрел на Инзова так, что Иван Никитич даже испугался: не хватит ли молодого человека удар от нервного напряжения.

– В постель подложить хотят, говорите?

– уточнил губернатор.
– Ну, душегубы коварные...

– Мр-разь!
– завопил из клетки Жако, уловивший в голосе Инзова осуждающие интонации. Иван Никитич вздрогнул и нацелил на Пушкина палец:

– Ваша работа?

– М, - неопределённо ответил Француз, голосом подражая Овидию.

– Н-да...
– Инзов грузно опустился в кресло.
– Достались же вы мне за какие-то грехи. Где ваша гадюка, показывайте. Афанасий!

Прибежал дворецкий.

– Пойдём, - Инзов зашаркал по широким ступеням, накрытым ковровою дорожкой, на первый этаж.
– Будем змею ловить.

Афанасий оказался не то безумно храбрым, не то просто безумным. Он спокойно снял гору вещей, статуэтку и казанок, затем и ведро.

– Тут-с?
– похлопал по крышке сундучка.

– Да, - сказал Пушкин, выглядывая из-за плеча Инзова.

Афанасий, зажав под мышкой длинный ухват, принесённый с кухни, отщёлкнул замочки и пинком перевернул сундук.

– А!
– Француз отпрыгнул, кажется, сажени на две и выхватил из жилетного кармана маленький пистолет, с которым не расставался никогда.

На пол вывалилось что-то серое и вытянутое, длиной от силы в полруки. Афанасий пошевелил гадюку ухватом, - та безжизненно лежала, не пытаясь напасть и убить собравшихся в комнате.

– Издохла, - жалостливо сказал Инзов.
– Оно понятно. Без воздуха-то.

Пушкин сделал шажок к змее, но тут серое тонкое тело зашевелилось само, без помощи Афанасия, и над полом приподнялась тёмная головка. Пушкин вылетел в коридор.

– Не бойтесь, вашблагородие, - Афанасий прижимал пресмыкающееся к полу концом ухвата.
– Она сонная.

На крики Пушкина прибежал Никита и, схватив барина за плечи, стал оттаскивать подальше от опасного места.

– Погоди, - Александр оттолкнул его и подошёл ближе. Змея была и правда короткой и тонкой и, в общем-то, не вызывала ужаса. Решив, что, по-видимому, не принадлежит к числу боящихся змей, Александр наклонился и рассмотрел светло-серую с коричневым зигзагом спину гадюки.

– Вот что, - Инзов топтался посреди комнаты, прикидывая, что делать со змеёй и Пушкиным.
– Вы, Пушкин, доложите своим этим... доложите, что змею мне подбросили, всё честно. А дальше я сам... Афанасий, сможешь её поднять?

– Чего ж не смочь, - Афанасий присел и схватил прижатую змею.

– Неси ко мне, - Инзов развернулся и двинулся к двери.
– И попроси кого-нибудь водки налить.

– Непременно-с.

– Что?
– Александр завертел головой.
– Что вы задумали?

– Выпустить её, - не оборачиваясь ответил Инзов. Из окна моей спальни. Вдруг за домом следят? Должно выглядеть правдоподобно.

Чёрт. А ведь он прав. И рассудителен, в отличие от меня. Что ж ты за человек такой, Инзов?

Вскоре сверху раздались довольно убедительные вскрики и причитания слуг. Настолько убедительные, что Пушкин кинулся за звук, но застал абсолютно спокойных Инзова, Афанасия и горничную. Окно было открыто, свесившаяся к самому подоконнику сухая ветка винограда, оплетшего дом, покачивалась.

Комната Инзова минутой ранее, б е з п о с т о р о н н и х:

Инзов, одним глотком осушив стопку, подвернул рукава и попросил Афанасия:

– Дай-ка мне её.

– Господь с вами, - горничная Маруся, собирающая сор из углов, замахала на Инзова.
– А ну как ужалит?

– Дай, не бойся.

– Тут вот хватайте-съ, - Афанасий, держа гадюку позади головы, показал Инзову, где надо хватать.

Взяв змею, Инзов оглядел её вздохнул: 'маленькая такая' и крикнул в потолок: 'А-а!'