Странные сближения

Александр Раевский в присутствии отца делался молчалив. Он, кажется, сам не знал, как держаться; строить из себя Байрона, как Николя, было не по возрасту, а совпадать с Николаем Николаевичем-старшим во взглядах на мир не удавалось, да он и не пытался. Что же до Николя, — тот переживал увлечение томной романтикой.

Когда трубки были выкурены, а сад оценён гостями, Пушкин с Раевским поймали Семёна Михайловича без посторонних.

— Господин Броневский, нам необходима ваша помощь.

— Да-да? — подслеповатый взгляд на Раевского. — Помощь, судари мои, я всегда… Какая, говорите.

— Ваши агенты. Вы ведь не позабыли этих своих вездесущих?..

Что-то переменилось в лице бывшего губернатора. Показалось, что он сейчас позовёт на помощь. Раевский протянул ему подписанные в Коллегии бумаги.

— Я помощник господина Пушкина в выполнении mission secr`ete. Вы как сотрудник Коллегии и бывший градоначальник сможете оказать нам неоценимую услугу…

— А! стало быть, граф и вас успел запрячь. Я уж перестал удивляться, когда Нессельроде выкидывает такое… А всё ж-таки поэта жалко. Жалко, сударь мой милый! — Броневский сгорбился, но в глазах его впервые зажёгся огонь предстоящего дела; сейчас он говорил первое, что приходило в голову, думая о другом. — Запомните, господа, когда вы оставите службу, уедете куда-нибудь в Париж, даже умрете — граф всё равно придумает, как использовать вас для своего ведомства… Я четыре года в отставке, но нет, до сих пор гонцы ко мне: «сослужите службу, Семен Михалыч!»

— Какие гонцы? что за служба?

— Пойдемте-ка наверх, — он повёл Пушкина к своему кабинету; Раевский поспешал следом. — Привезли послание от графа. Его сиятельство просит меня проследить за крымскими греками. В Молдавии и Одессе сейчас собираются силы греческих повстанцев, сторонников патриотического братства «Филики Этерия», кажется, они замыслили революцию.

— Но Крым-то тут причём?

— Если этот генерал Ипсиланти, который возглавил греческое общество на юге, склонит греков Крыма на свою сторону…

Раевский возбуждённо сорвал с носа очки:

— Это же весь Крым пойдёт воевать!

— В точности так.

Ипсиланти запросто может втянуть в войну всю Россию.

— Есть прямые доказательства планов «Филики Этерии» на крымских греков? — напряженно спросил Пушкин.

— В том-то беда, что скоро в Крым пожалует человек от Ипсиланти, а это куда как повод подозревать тут Этеристов.

И это происходит удивительно вовремя.

— Простите, Семён Михалыч, мы удалимся ненадолго.

— Разумеется, — пробормотал старик, тускло глядя на Пушкина. Александр не мог оценить своего странного сходства с Броневским. Оба они были голубоглазы, волосы Броневского в молодости так же вились, даже форма губ несла в себе некую общность с пухлыми африканскими губами Француза. Единственным, кто обнаружил сходство, был Александр Раевский, но Пушкину он ничего не сказал, поскольку тот, едва оказавшись с Раевским за дверью, схватил сотрудника за грудки и стал тормошить самым бесцеремонным образом.

— Понимаете? Нет, вы понимаете?!

— Перестаньте меня трясти. Я обязан помогать вам в расследовании, а не в физических упражнениях.

И Пушкин объяснил:

1) Мы, то есть турки, готовы к войне, а Россия не готова

2) Начать войну сейчас, значит, ее выиграть, но на стороне России выступит Священный союз

3) Тогда мы, воспользовавшись тем, что греки организуют безопасное для нас сопротивление, заставляем крупнейшие греческие общины России примкнуть к оному

4) Российский государь, видя, что изрядная доля его подданных отправилась воевать за свободу Греции, решает дилемму «поддержать-не поддержать» в пользу «не поддержать», но поздно — самые высокопоставленные лица уже втянуты

5) Священный союз отворачивается от России

6) Воюем

7) Аплодисменты.

— Не хлопайте у меня под носом, ради Бога. Вы сегодня как сбесились.

— Вы не понимаете главного! — Пушкин заглядывал Раевскому в темные холодные глаза. — Зюден! C'est ce qu'il veut — спровоцировать наших греков!

— Убедительно, но вы можете оказаться и неправы. Доказательств нет.

— Так у нас, Александр, вовсе ничего нет, — резонно заметил Француз. — А теперь есть идея, к тому же похожая на правду.

— Согласен, согласен, — Раевский потёр переносицу. — А это означает: дальше в Крым.

По лестнице поднимались Сонюшка и Мария.

— Ах, мсье Александр, что вас так обрадовало?

— Нынче солнечно, — ответил вместо Пушкина Раевский. — Я и сам в приподнятом настроении.

— По тебе этого никогда не видно, — сказала Соня и убежала наверх.

— Pouvez vous garder un secret? [5] — серьезно спросил Пушкин Марию.

(В глазах Александра Раевского в этот миг сменились выражения от изумления и ужаса до любопытства).

5

Вы можете держать в секрете?

— Mais purqoi vous demandes? [6]

— Вы женщина, Мари. А женщины умеют хранить лишь те тайны, что будут хранить их самих. Требовать взаимности от тайны — это, право, мудро, напрасно женщин упрекают в легкомыслии.

Мария почти испугалась. Лицо Пушкина никогда прежде не было так близко к ней, и сделалось видно то, что она привыкла не замечать в нём: некрасивый нос, обезьяньи губы, пухлые детские щёки и странно сочетающиеся с ними большие, серьёзные глаза. Да ещё и эти шрамы на скулах — следы ожога. Александр был вблизи страшноват.

6

Ну у вас и запросы

— Слушайте, Мари, я сообщу вам тайну, которую вы обязаны знать, для вашего же блага, — (наклонился к самому её уху). — Вы самая прекрасная из всех женщин, из встреченных мною. Если когда-нибудь вам вздумается развязать войну, на вашей стороне будет армия влюблённых в вас мужчин. Знайте это.

И Пушкин легко сбежал по лестнице вниз. Как бы удивился он, узнав, что происходило (одновременно с только что состоявшимся разговором) в Петербурге.

Санкт-Петербург, кабинет статс-секретаря Каподистрии.

Успевшие уже позабыться нами Каподистрия, Рыжов, Капитонов и Черницкий сидят вокруг стола. Все бодры и полны рвения и интереса к работе. Черницкий держит в руках стопку листов.

Каподистрия. Итак, господин камергер, на чём мы остановились?

Черницкий. (читает) «…Кавказа гордые главы»

Рыжов. Смысл очевиден.

Черницкий. «Над их вершинами крутыми…»

Капитонов. Стоп. Это что, так до конца и понимать все буквально?

Каподистрия. (с неуловимой иронией) А что вы хотите? Пейзажная лирика.