Странные события в Сухаревой башне

Мать, бледнея, заявляла, что опасностей премного вокруг и она упрямо кружит неподалёку. Чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость, зависть, лень – вот греховные страсти, вокруг которых танцевала пытливая мысль моей задумчивой матушки. Склонившись над планшетом, затаив дыхание, она читала священные книги и жития, листала схемы и картинки вроде «Греховные страсти и борьба с ними, по учению преподобного Иоанна Лествиничка». Она мудро считала, что, понимая природу низменных страстей, отделяя их друг от друга, осмысливая в подробностях, можно выстроить уже безотказную и вечную систему ловушек для тех, кто хотел бы проникнуть в замок без приглашения или с темными замыслами.

«Придумываешь искушения для человеков, маман? Аки диавол? Кто тебя наущает, признавайся?!» – шутил я. Она, вроде как припоминая что-то, смотря вдаль, серьезно отвечала: «Никто без искушений не может войти в Царствие Небесное. Искушение подобно огню, очищающему золото!» Я был готов рассмеяться: «Чтение тебе идет на пользу! Ты, однако, большая мастерица плетения словес, настоящая красноречивица! Нам это грозит постом и молитвой? Будем пить чай без сахару и без конфект?» – «Как Бог пошлёт!» – «Он пошлёт кого-то в магазин, в бакалею, а может, пошлёт куда подальше. Однозначно!» – «Ну ты, лентяй болтливый, отправляйся делать уроки!» – «Ты как Господь. Посылаешь меня. Не будь горда и тщеславна… Кстати, какая ловушка для гордых и тщеславных?» – «Дверь со ступенькой вверх, инкрустированная стразами, с надписью «VIP» в коридоре». – «И куда эта дорога ведёт?» – «На скользкую крышу в Москву 1937 года⁸, откуда видны настоящие звёзды». – «А ведь заманчиво, что ни говори!» – отвечал я, отправляясь в свои покои.

То, что я пишу, фактически дневник, с небольшими отступлениями для полноты картины моей жизни. Надо признаться, отступления застилают канву событий дня.

План на оставшееся к вечеру время прост: поскорее сделать уроки, посидеть за столом с маман, ведя кроткую беседу о том о сём, а потом улизнуть на вечернюю прогулку. На днях я нашел в своих школьных тетрадях плотный конверт, на нём было выведено: «Ивану Брюсу. Прочитай, когда будешь один». Внутри конверта был кусок распечатанной на принтере карты, с оборванными краями, и записка. На карте видны были кресты, отмеченные красными чернилами. Записка нацарапана кривым почерком, и её содержание таково: «Иван! На карте показаны места, где меня можно встретить или не встретить такого-то числа, в такое-то время. Сообщу любопытное. Приходи обязательно. Твой осведомлённый друг».

Это же глупый розыгрыш… И ничего другого… Но в любом случае любопытно… У всего есть причины или цели. Возможно, не всё так просто, как кажется поначалу. Какими фактами я располагаю? Каковы гипотезы? Трудно отделять факты от догадок внутри кружащих мыслей. Но всё же. Где подложили письмо? Предполагаю, что в школе. Там сделать подобное совсем не трудно. А если в замке? Мама или ещё кто-то? У нас завёлся лазутчик? Ну нет, это невероятно. Но не исключено. Школьный вариант полностью связан с розыгрышем? Я смотрю на крестики, вцепившиеся красными лапками в отдельные точки измятой карты, и начинаю понемногу сознавать, что расставивший крестики либо уже точно знает, где я живу в тайне от всех, либо весьма близок к этому. Та-а-ак! Как говорится, опасно. Тонкий запах чего-то тревожного, неуловимого и то же время странно знакомого точится из конверта и выскользнувших из него бумаг. Мамина паранойя заражает меня!

Допустим, не розыгрыш, а коварные планы. Каковы цели? Пробраться в замок, найти ходы в него? Изучить моё поведение, выслеживая меня? Пробудить любопытство и заманить в ловушку? Выкрасть меня? Или всё намного проще?

Попробую соединить пересечения крестов друг с другом: выходит непонятная фигура, и она ничего не объясняет, кроме того, что я, возможно, буду двигаться от одного креста к другому. На это и рассчитано? Есть места, где я неизбежно буду появляться, двигаясь от одной точки к другой. Вот оно что! Значит ли это, что эти неизбежные маршруты являются искомыми для тех, кто задумал ловушку?

«Мам, я на полчаса!» – «Долго не гуляй, сынок!»

В этот раз без кареты никак не обойтись: кто-то ходит поблизости, за этим зорко следит Петрович в своих дрёмах. Старик обладает даром ясновидения во сне. Зевающий, он смотрит мне вослед и напутствует бесцветным шелестом слов: «Ваня, выходи на углу». Карета – это одно название, хотя внешне она весьма похожа на древний, музейный снаряд для передвижения. Карета не всегда видна: она то видна, то нет стороннему, уличному наблюдателю, иногда не видна вообще. Ты выпрыгиваешь из неё, и вот с этого мига действует привычная физика обычных людей – иллюзии, наводимые скрытыми силами замка, его хитроумные голограммы перестают действовать.

Уже давно стемнело, и легкий ноябрьский мороз остудил воздух. Я никуда не тороплюсь, стою в неприметном месте на улице и наблюдаю за прохожими и автомобилями. Буду ждать, затаившись. Я рассчитываю на то, что некто пройдет или проедет мимо и как-то выдаст себя: затянувшимся взглядом, медлительностью либо, наоборот, порывистостью… Ничего необычного вокруг, кроме полицейских автомобилей: они едут очень медленно, притормаживая, и сидящие в них неподвижно смотрят на прохожих. Так они обычно колесят по городу, им до меня нет никакого дела.

Обзор внезапно становится половинчатым: часть улицы закрыта остановившимся темным фургоном «Фольксваген» – тут же другой фургон появляется в нескольких шагах от первого. Я в ожидании. Мне кажется, что это связано со мной, и я быстро двигаюсь в темный переулок. Оглядываюсь – и обнаруживаю медленно ползущие авто в ту сторону, куда я собирался скрыться. Порывисто разворачиваюсь и быстро иду назад, туда, где остановились фургоны: я хочу заглянуть за стекло и увидеть лица, но страх проносит меня рядом – вижу темные, застывшие внутри фигуры. Останавливаюсь в людном месте – на меня натыкаются прохожие. Достаю телефон, чтобы делать вид, что в него погружён, а боковым зрением продолжаю следить за происходящим. Тут с очевидностью замечаю нескольких атлетически сложенных мужчин в неприметной, но дорогой одежде: они идут в мою сторону, беседуя друг с другом. Пора бежать!

На моё счастье, рядом тормозит маршрутка, куда я запрыгиваю последним. Маршрутка мимолётно отъезжает от тротуара, а я наблюдаю замешательство преследователей. Через минуту темные фургоны показываются вдалеке, позади. Прошу водителя остановиться, и снова мне везёт: пешеходный переход горит зелёным, и я пересекаю улицу внутри группки людей. Справа – Церковь Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках, и туда я мигом вбегаю. «Спрячьте меня, матушка, ради Бога!» – обращаюсь к недоумевающей строгой пожилой женщине у свечного ящика. «Поскорее, пожалуйста!» – добавляю я. Кажется, моё испуганное лицо заставляет её быстро действовать. «Иди за мной, мальчик», – отзывается она мягким голосом.

Попадаю за какую-то стремительно закрывшуюся дверцу в изрядно темную комнату, где пахнет ладаном. Нахожу на ощупь стул и усаживаюсь на него. «Ничего себе приключение! Какой всё же я дурак!» – бормочу под нос. Достаю телефон и снова прячу его, понимая, что свет экрана будет заметен тому, кто заглянет сюда.

Остаётся только молиться. Взволнованному и преследуемому человеку сидеть в густой темноте вдвойне затруднительно. Тьма, одиночество и неподвижность пробуждают во мне ощущение, что куда-то плыву и понемногу растворяюсь в тягучем, но приятном до головокружения воздухе. Глаза со временем привыкают к темноте, и что-то я могу разглядеть: струйки ровного света золотят воздух, очерчивают его объём, наконец я вижу свои ладони – они парят отдельно от рук и выглядят прозрачными. Это необычное чувство. Я закрываю глаза и продолжаю видеть ладони и всё другое вокруг, будто веки не смыкались. Как жаль, что не с кем поговорить! Я сам – единственный собеседник. Сиди тихо, Ваня! Стань прозрачным, как невидимка! Ведь сегодня ты влип в историю. Кто знает, чем всё кончится…

Где же Бог?

Вдруг Он здесь, в этой темной комнате, в нескольких шагах, сидит и тихо, в таком же ожидании беседы, добродушно смотрит на меня? Может ли Он быть как человек? Может ли Он вернуться к людям? Как Его, без паспорта и регистрации, встретят? Узнают ли? Или всё снова повторится, как только Он начнёт проповедовать? Или в этот раз всё будет по-другому?

Из-за стены доносятся тихие, смиренные голоса; их звуки успокаивают. Мне кажется, что, слыша человека, я могу в точности его представить.