Странный аттрактор

— Тут дело не в форме или технике, — покачал голой я. — Моим главным критерием в оценке искусства являются эмоции, которые оно вызывает.

— Вы так консервативны? Наверное, и слушать предпочитаете какие-нибудь ноктюрны Шопена, не принимая современную музыку.

— Вы удивитесь, но в моём любимом жанре присутствуют настоящие вопли и крики, в сочетании с чистым и мелодичным вокалом, всё это безобразие ещё и сопровождается тяжёлым гитарным ритмом. Но и классику я тоже люблю, только вот к Шопену я равнодушен. Недавно пришлось потратить немало времени, чтобы отыскать Баховские Гольдберг-вариации, исполненные именно на клавесине и так, чтобы игра музыканта полностью меня удовлетворяла.

— Вот как? — рассмеялась женщина. — А у Вас, я посмотрю, весьма разнообразные вкусы. Ну а что насчёт современной живописи?

— Нахожу слишком лицемерным, когда, в угоду моде, люди делают вид, что она им очень нравится, если это на самом деле не так. Но я могу её понять.

Я лично сталкивался с примером, когда мужчина замирал напротив холста с изображением, напоминающим облупившийся старый известковый потолок. Но он увидел в нём отражение своей внутренней пустоты, так он сказал. А значит то, к чему я совершенно равнодушен, может затрагивать струны души другого человека. В этом и состоит ценность искусства, в его субъективности.

Я подозреваю, что смысл работ главного художника этой выставки раскрывается в том манифесте, что висит рядом с ними. Но это просто не моё, и у меня не возникает желания специально разбираться в его творчестве, ведь оно меня изначально не зацепило. Если бы я стал этим заниматься, то возможно бы пропустил то, что завладело моим вниманием с первого взгляда и подарило ощущение волшебства.

— Да, действительно, многие просто притворяются, чтобы подтвердить свою элитарность. Но по-настоящему разбирающийся человек очень быстро разоблачит таких личностей. Тот, кто погружён в тему, воспринимает манифест как неотъемлемую часть произведения. Разбираясь в нём, можно тоже ощутить сильные эмоции, только путь к их получению более сложен и тернист, — серьёзно сказала она.

— А я и не отрицаю, что сам являюсь просто любопытным обывателем. Но, пользуясь случаем, всегда пытаюсь найти что-то и для себя. И очень радуюсь, когда получается удивиться, как это произошло со мной сегодня.

Моя собеседница улыбнулась.

— Я, признаюсь, в глубине души считаю себя такой же, хоть и неплохо ориентируюсь в теме. Это всё же моя работа. Очень прибыльный бизнес, скажу я Вам по секрету. Но что это я, право слово, мы же так и не познакомились! — женщина картинно всплеснула руками. — Меня зовут Эвелин Боунс. А Вы, я полагаю, тот молодой человек, что прибыл вместе с младшим Вильерсом? О Вас уже ходят разные сплетни.

Твою мать, Эвелин Боунс — это и есть организатор выставки. А я тут стою, распинаюсь. Объясняю своё видение человеку, который на этой теме собаку съел. Хотя ладно, она, похоже, и сама была не против меня послушать.

— Надеюсь, что эти слухи хотя бы достаточно интересные. Меня зовут Ксандер Холланд, — я учтиво поклонился. — Для меня честь познакомиться с Вами, миссис Боунс. Возвращаясь к теме, полагаю, эта работа Вам тоже нравится?

— Слухи что надо, не сомневайтесь, — улыбнулась она, тоже слегка кивнув. — А работа, конечно, нравиться. Это одна из двух причин, почему я настояла, чтобы автор выставил её здесь.

— Кстати говоря, об авторе. Можно узнать его имя? Мне бы очень хотелось ознакомиться и с другими его произведениями.

У картин, выставленных в этой секции не было ни названий, ни подписей автора. Они были лишь пронумерованы. Та, в которую я влюбился с первого взгляда, была под номером тринадцать.

— А вот это как раз и есть вторая причина. С художником Вы можете познакомится прямо сейчас, она стоит перед Вами, — указала она на девушку.

Стоявшая рядом и внимательно слушающая нашу беседу красавица подошла и ко мне и улыбнулась.

— Знакомьтесь, моя дочь — Элизабет, — дама взяла фужер шампанского с подноса проходившего мимо слуги. — Она относится к своему таланту очень несерьёзно. И это первый раз, когда я уговорила её продемонстрировать что-то, кому-нибудь кроме членов семьи.

Да, мы прекрасно понимали, как большинство снобов из высокой публики отреагирует на эту картину, но я была уверена, что найдётся кто-нибудь, кому она придётся по душе. Ну а художнику, как и любому творцу, периодически полезно напоминать, что его искусство прекрасно. Пожалуй, оставлю вас наедине. Уверена, вы сможете найти о чём поговорить.

Эвелин хитро подмигнула своей дочке и удалилась.

— Мама в своём репертуаре, — закатив глаза, поведала мне девушка. — Я слушала ваш разговор и могу с уверенностью сказать, что Ваш взгляд на живопись ей очень понравился.

— Она тоже произвела на меня очень положительное впечатление. Ваша мать показалась мне весьма мудрой женщиной, так что я, пожалуй, последую её совету и ещё раз выражу Вам своё восхищение, мисс Боунс.

— Можно просто Эл, — смущённо хмыкнула она. — И на «ты» сразу, тоже можно. Передо мной необязательно демонстрировать навыки светского общения, как с мамой. Не люблю я этого, если честно. Особенно с ровесниками.

— Тогда можно просто Икс, — склонил я голову на бок.

— Ты что, дразнишься? — наигранно возмутилась она.

— Ну почему же, меня действительно много кто так зовёт. Да и мне самому Икс нравиться куда больше, чем Ксандер.

— Почему это? — удивлённо приподняла бровки Элизабет.

— Потому что этой буквой принято обозначать стандартное неизвестное в математике. В этом куда больше смысла, чем в обычном имени.

— Любишь быть неизвестным?

— А ещё переменным.

Мы синхронно рассмеялись.

— И чем тебе так приглянулась моя мазня, Икс? — весело спросила девушка.

Вновь повернувшись к холсту, я ответил:

— Я словно чувствую себя прямо там, рядом с ней. Слушая завывания ветра, просто наслаждаюсь тем, как она увлечена своим танцем…

Элизабет замерла и посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. Я вопросительно качнул головой.

— Просто ты… очень точно описал мои ощущения. Ведь эта сцена мне приснилась, а проснувшись, я захотела её нарисовать.

— Хм, магия искусства… И после такого у тебя ещё поворачивается язык называть это «мазнёй»? Осуждаю такое кощунство!

— Очень странно это всё… — неуверенно пожала плечами собеседница. — Мне, на самом деле, плевать на результат, я рисую ради самого процесса. Нахожу очень медитативным смешивать краски, неспешно наносить на холст мазки, ни о чём не думая…

Мы помолчали. Затем я задал вопрос:

— Надеюсь, этот шедевр ещё не зарезервирован? Я чувствую, что он должен принадлежать только мне.

Эл засмеялась:

— Такой уж, прямо, и шедевр! Не переживай, считай, что он уже твой, — в её светящихся голубых глазах сверкнули озорные огоньки-хитринки. — Только вот продавать его за две тысячи кредитов… кажется мне какой-то пошлостью. Готов ли ты расплатиться маленькой услугой?