Страшен путь на Ошхамахо
Шрифт:
– Куда торопитесь? Посидите еще, – не понял меня добрый старик.
– Дальше сидеть в Крыму опасно, милый наш Хилар.
– Ах, ты вот о чем… Тогда ты прав.
Он помолчал немного, а потом с грустью в голосе спросил у Кубати:
– А тебе, мальчик, хочется домой, на родину? Словно утренняя заря вспыхнула на щеках Кубати.
– Еще бы! Да я готов хоть сейчас! Правда, я не совсем понимаю, что нам здесь угрожает. Ведь мы такие же правоверные мусульмане, как и татары с турками. А воевать они хотят против России…
– Такие же правоверные! – усмехнулся Хилар. – Такие же, да не совсем. Хоть и масть у лошадок одинаковая, но это не значит, что они будут скакать
– А в самом деле, – вдруг решил я. – Что держит нас тут хотя бы лишний день или даже час, кроме нежелания расставаться с тобой, Хилар!
Едва лишь эта неожиданная мысль пришла мне в голову, а из головы проникла в душу и ею завладела как жгучее мальчишеское нетерпение охватило меня. Скорей, скорей из этого постылого Бахчисарая, нет больше жизни без земли родной!
Хилар молча поднялся и прихрамывая направился к сундучку, где хранились его небогатые сбережения.
– Подожди, Хилар. Деньги у нас есть. Хватит нам, – слова мои были бесполезны. – Хорошо. Бати останется пока здесь. И Налькут пусть постоит во дворе. Я возьму, Бати, твою лошадь, навьючу ее тем, что можно увезти, и тотчас же вернусь сюда. На рассвете – в путь.
* * *
Ох, недобрые гости поджидали меня в нашем бахчисарайском жилище! Не успел я войти в темный двор, как был тут же захлестнут арканом. Чья-то грузная туша обрушилась сзади на мои плечи, еще двое кинулись на меня с двух сторон. Одному из нападавших – а всего оказалось в засаде человек семь – я успел нанести удар ногой в живот. (Надеюсь, печенка у него все-таки лопнула: он корчился на земле, похоже, в предсмертных судорогах.) Меня туго связали по рукам и ногам. Кто-то запалил факел и поднес его к моему лицу.
– Проклятый черкесский соглядатай! – прошипел, наклонившись надо мной, стражник. – Ты хорошо лягаешься своими копытами. За это тебе тоже придется отвечать перед Алиготом-пашой!
Меня перекинули, как хурджин, поперек коня и повезли куда-то по кривым и вонючим улочкам.
Потом была короткая остановка возле узкой двери в высокой каменной стене, затем небольшой пустынный двор с каким-то, вероятно, нежилым строением, и… глубокая смрадная яма. Меня развязали и бросили в нее. Немудрено и кости переломать при таком падении, но обошлось только ушибами, хотя и весьма чувствительными. Со дна тюремной ямы хорошо были видны неправдоподобно яркие и далекие звезды.
Чья-то голова на мгновение
закрыла часть неба и ласковым голоском произнесла:– Отдохни до утра, черкесский пес!
Скоро наверху смолкли шаги, с лязгом захлопнулась дверь – видно, была окована железом – и наступила тоскливая безысходная тишина. Я пощупал руками скользкие глинистые стены колодца. Отсюда не выбраться. Интересно, что с Кубати, братишкой моим? Теперь и он попадется к ним в лапы. Ну что бы мне вчера не прийти к сегодняшнему решению! Правильно говорят: легко провалиться в нужник, да трудно из него вылезти. С радостью отдал бы свою жизнь только за то, чтоб узнать о благополучном возвращении Бати в отчий дом.
Куда меня привезли? Ясно, что не в главную городскую тюрьму. Скорее всего, это «домашняя» тюрьма Алигота-паши, в которой он держит своих должников или пленников, ожидающих выкупа. Меня-то никто не выкупит. Не надо быть пророком, чтобы предсказать мою участь. Утром – допрос (в том нежилом строении, наверное, пыточный застенок), после допроса – предложение воевать на стороне татар, наконец мой отказ и… гибель. О, аллах! Прими душу мою и покарай моих душегубов!
За этими невеселыми размышлениями прошло какое-то время. И вдруг со стороны калитки я услышал гулкий удар, треск дерева и отчаянный визг, захлебнувшийся на высокой ноте. Затем – недолгая возня, полупридушенные всхрипы, и вновь чья-то голова закрыла надо мной звезды.
– Аталык! Ты целый?
Хвала тебе, Всемогущий, Всеведущий! Ведь что Кубати, смелый мой мальчуган. Как он отыскал меня, нарт лучезарный?
– Все мое при мне, парень.
– До копья дотянешься? – Бати опустил вниз конец крепкого древка.
– Нет, коротка палка-выручалка. Даже если прыгать, как собака на плетень, все равно не достать.
– Подожди, – голова парня исчезла.
По звуку мне казалось, что он подтаскивает к краю ямы какой-то тяжелый груз.
– Прижмись к стене, – попросил он меня.
В яму свалился, издавая плаксивые стоны, стражник со связанными руками и кляпом во рту.
– Болет, – снова позвал меня кап. – Лезь к нему на плечи. Заставь эту скотину стоять как следует, – Кубати впервые в жизни позволил себе произнести грубое слово. У
Я встряхнул стражника.
– Сверну шею вот этими двумя пальцами. Понял? Стражник быстро и радостно закивал головой.
Стоял он прочно. С его плеч до древка копья достал я легко. А Кубати вытянул меня из ямы ловчее, чем луковицу из грядки.
Дверь в ограде была разнесена в щепки. Здесь же лежал круглый валун величиной с добрый лошадиный круп. Рядом с камнем – стражник с разбитым черепом: перед этим он, видно, сидел, привалившись к двери.
Я еще раз подивился силе моего воспитанника. Мне бы вряд ли удалось расщепить крепкую дубовую дверь с одного удара, хотя и я сумел бы швырнуть этот камень на расстояние трех-четырех шагов.
Увешанный оружием, Кубати дал мне саблю и мой же кинжал, над украшением которого он трудился в последние дни в мастерской Хилара.
– Как ты меня нашел?
– Халелий сказал.
– Слуга бедного Аслана-паши?
– Он самый. Хотел предупредить обо всем, да не поспел вовремя. Пришел к Хилару, когда все было кончено.
– Что, что?!
– Их было пятеро, – Кубати тяжело, с затаенной болью вздохнул.
Парень торопливо вел меня по окраинным улочкам к какому-то ему одному известному месту.
– Что с Хиларом? – я сильно забеспокоился.
– Мы сражались. Я не сумел его защитить. Он дрался, как лев. – Бати помолчал, переводя дыхание, и совсем уже по-взрослому добавил: