Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод
Шрифт:
Иван настолько задумался о своём деде-тёзке, что даже забыл о притихшей рядом жене. Та подала голос сама:
— Государь... ты болен...
— Нет! — резко отвернулся от жены Иван. Однако его рука снова невольно потянулась к причинному месту.
— Болен... — тихо, но настойчиво повторила Мария. — Тебе лечиться нужно. — Добавила со вздохом: — Теперь и мне...
Вздохнул и сам Иван. Он-то хорошо знал, что не всё в порядке, но надеялся, что если женится и перестанет брать на ложе одну девку за другой, то всё наладится.
Мария, поняв, что права, тяжело задумалась. Она помнила горькую участь подруги, муж которой заболел дурной
— Я лечусь... — вдруг пробурчал Иван.
Он-то лечится, а ей как? Лекарю свои беды не поведаешь, а русским мамкам царица не верит, всё ждёт, что отравят. Оставалось уповать на волю Господню, но и веры истинной не было. Свои обычаи царица оставила, а новые приняла лишь для виду, потому как нельзя без того. Вот и жила бездушная, ни во что не верящая жестокая красавица в богатом дворце, окружённая златом и серебром, начавшая понимать, что не в этом счастье. Ей бы полюбить мужа от всего сердца, пригреть пасынков, государь бы в ней души не чаял, милостями своими осыпал, но не дана бездушным любовь, не могут жестокие приласкать кого-то. Сама не была счастлива пустая сердцем Мария-Кученей и других своим теплом не отогрела. И от людей тепла тоже не видела, не любили красавицу на Руси, померла, так и не вспомнил добром никто.
Бездеятельность одинаково губительна для всех людей — и для простых смертных, и для правителей. Без толкового занятия человек опустошается душой, и у него появляется болезнь, называемая скукой... А когда и дела появляются, то исполнять их уже не хочется. Вот и мается человек, придумывая себе развлечения, часто совсем никчёмные. А иногда весьма опасные для окружающих.
Скучая и не желая толком ничем заниматься, Иван развлекался самым жестоким и непотребным образом. Красавицы жёны да и множества девок, приводимых по первому требованию, ему было мало, вернее, надоели. В его жизнь на несколько лет прочно вошёл Федька Басманов.
Сын опытного заслуженного воеводы Алексея Басманова, больше похожий на девку, чем на молодого парня, знал все слабости своего покровителя и умел угождать так, что и Кученей становилась ненадобна. Алексей Данилович зубами скрипел, не будь напарником Федьки сам государь, походил бы по его спине не только арапник, но и целая оглобля. Позорище, стыдно людям в глаза смотреть из-за сыновьего поведения, а возразить нельзя.
Глаза боярина Дмитрия презрительно сверкнули, губы дрогнули в усмешке:
— Ты служишь государю самым гнусным содомским делом, а я, как и мои предки, служу на славу и пользу отечеству!
Овчина-Оболенский знал, о чём говорил, слишком многие воротили нос от царского любимца Фёдора Басманова, всех коробило от понимания, каким образом угождает Ивану Васильевичу
этот боярский сын. Ладно бы простым блудом занимался царь, хотя и то непростительно, а уж так-то, мужеложеством!..Дмитрий Овчина больше разговаривать с Фёдором не стал, слишком презирал того, развернулся и ушёл, потому не заметил ни выступивших на глазах царского любимца слёз, ни его злого взгляда. А зря...
Басманов бросился к своему покровителю с жалобой. Глаза царя сузились, на скулах заходили желваки. Но как он мог прямо наказать насмешника? Совсем не хотелось, чтобы все окружающие поняли, за что. Иван положил руку на рукав Фёдора:
— Я отплачу, не страдай...
Басманов только украдкой вздохнул. Были минуты, когда он жалел о своей близости к государю, прекрасно понимая, что все вокруг насмехаются и за глаза откровенно издеваются. Рядом с Иваном Васильевичем никто не рисковал бросать на его любимца даже косого взгляда, но стоило уйти в сторону...
Пиршество было в самом разгаре, многие уже едва не валились под стол, когда царь вдруг ласково подозвал к себе Овчину. Тому бы поостеречься, но вино и ему ударило в голову, засмеялся, пошёл. Иван держал в руках большую чашу, в которую холоп наливал вино.
— Пей за моё здоровье! — государь протянул напиток Димитрию, с трудом удерживая одной рукой.
Тот смутился. Такую и в начале пира не всем выпить, а уж ближе к концу тем более...
— Всю?
Иван кивнул:
— Одним духом!
Глаза царя смотрели строго и чуть насмешливо. Овчина протянул руку, медленно взял чашу. Он старался делать большие глотки, чтобы осилить вино, но больше половины выпить не смог.
— Вот так-то ты желаешь добра своему государю! — Иван откровенно усмехался. Но Овчина и тут ничего не заподозрил. Царь часто заставлял бояр пить за его здоровье непомерные чаши. — Не захотел пить, видно, это питье не по нраву? Ступай в погреб, там есть разное. Там напьёшься за моё здоровье.
Такому приказанию были бы рады многие, потому как провинившихся царь обычно заставлял пить до потери сознания за общим столом, насмехаясь и даже издеваясь. Уж лучше в погребе.
Из погреба боярин не вернулся, но никто и не вспомнил про такого, все валялись вповалку и без Овчины.
Боярыня Олена точно чуяла что недоброе, извелась вся за вечер, хотя ничего необычного не случилось. Муж отправился на пир к государю, что домой не вернулся, тоже привычно, кто же от Ивана Васильевича трезвым до следующего утра уходил? Но Дмитрия ни к ночи, ни даже утром не было.
Вдруг в ворота кто-то заколотил, холопы бросились открывать, ожидая увидеть хозяина. Но там оказался посыльный от царя Ивана Васильевича. Едва въехав во двор, он даже не стал спешиваться, закричал:
— Государь велит боярину Дмитрию Оболенскому срочно быть к нему во дворец!
На крыльцо выскочила Олена Алексеевна, замерла, прижав руки к груди:
— Боярина нет дома со вчерашнего дня! Он к государю на пир убыл, так и не появлялся!
Посланец гадко усмехнулся:
— Видать, у какой-то красавицы загулял.
Боярыня полыхнула красными пятнами, закусила губы от унижения, а тот продолжил с издёвкой:
— Где мне его искать?
— Я не ведаю! — отрезала Олена, с трудом проглотив ком, вставший поперёк горла. Круто развернувшись, боярыня ушла в дом. Она-то всю ночь не спала, думала, как там муж, а он с кем-то блудит... Верно говорят, что кто с государем Иваном Васильевичем поведётся, тот от блуда пропадёт.