Страшные истории для девочек Уайльд

– Что? – зарычала она на мертвую девочку.

– Я просто… хотела… привлечь твое внимание! – провыла Флоренс, безуспешно пытаясь освободиться из железных рук фурии и русалки.

– Что ж, теперь я вся твоя, Флоренс, кем бы ты ни была. – Изола наклонилась ближе к пленнице, суровым взглядом пытаясь проникнуть под темную челку. – Что ты пыталась до меня донести?

– Изола, – внезапно вклинился Алехандро. – Подожди, думаю, я…

– Нет, нет, я не хочу! – выкрикнула Флоренс и скорчилась в грязи.

Изола не стала слушать ни брата, ни Флоренс. Схватив пленницу за волосы, она подняла ее с берега на свет, исходящий от пылающего дерева.

И, отведя последнюю прядь сальных волос от лица, подсвеченного в ночи оранжевыми отблесками пламени, Изола ахнула и попятилась, увидев наконец свою мучительницу.

Посмертные маски

– Она похожа на меня, – выдохнула Изола. – Почему… Почему она выглядит в точности как я?

Потрясенные принцы одновременно вздрогнули. Флоренс снова взвыла, спряталась за занавесом нечесаных волос, присела и закричала, уткнувшись лицом в колени. Руслана, не в силах сдержаться и не прийти на помощь страдающей девочке, потянулась было к рыдающему привидению, но, передумав, отстранилась.

– О, querida, – тихо простонал Алехандро.

– Алехандро! Почему мы с ней на одно лицо?

– Я… – Испанец сглотнул так тяжело, что кадык туго натянул ткань воротничка. Все принцы смотрели на него, и их застывшие лица начали краснеть от ярости. – Я только сейчас понял, что она… ну…

– Дорогая моя, – донесся из-за деревьев милозвучный голос, – неужели ты еще не поняла?

Изола и принцы развернулись. У пылающего дерева стояла стройная женщина. Невредимая, она отошла от чернеющего ствола, ангельски улыбаясь Изоле. Шапку кудрей на голове украшал черный венок из веток и листьев. На шее висело ожерелье из мертвых фей, на запястьях – цветочные браслеты. Растрепанные волосы напоминали Леди из племени единорогов, а хрустальные ноги были покрыты трещинами, словно у проснувшейся красавицы. Длинная юбка-паутинка и корсет из болотных трав и воробьиных косточек.

Изола отступила на шаг назад.

– Я тебя знаю.

– А я знаю тебя, – кивнула лесная ведьма и грациозно присела в реверансе. Затем вышла из всепожирающего огня и встала темным силуэтом на фоне красного жара.

– Ты – моя героиня, – выдохнула Изола. – Ты – Лилео Пардье.

Призванный дух

– Что здесь происходит? – закричала Изола. – Почему ты здесь?

Она угрожающе ткнула пальцем в сторону Лилео.

– Все будет хорошо, – улыбнулась лесная ведьма. – Обещаю.

Опять эта фраза!

– Мама! – провыла Флоренс, и Изола дернулась – что?

Кристобелль крепче прижала к себе перепачканного двойника Изолы, баламутя и без того грязную воду в пруду.

Лилео с горящим в глазах любопытством шагнула к Изоле. Казалось, она не услышала крика Флоренс.

– Я здесь потому, что ты меня вызвала, помнишь? – тихо заговорила она, и голос ее звенел, как колокольчики на красной ленте. – Тот сеанс прошлым летом? Ты хотела, чтобы я пришла, Изола. Ты сама этого захотела – после того, как увидела по телевизору самоубийственный прыжок того мальчишки.

Изола чувствовала, как затаили дыхание деревья, как примолкли в ужасе наблюдающие из темноты звери. Она запрокинула голову, чтобы взглянуть на звезды, сияющие сквозь прорехи в листве умирающего леса.

– Но я… я не этого хотела!

Лилео с любопытством воззрилась на нее:

– Тогда что ты рассчитывала от меня получить?

Принцы не шевелились, и Изоле стало интересно, чего они ждут. Больше того, чего ждала от них она? Поединка не случилось, все оружие Изолы пока что оставалось бесполезным против ведьмы с лицом кумира, похожим на фарфоровую посмертную маску. Изола оглянулась на Флоренс, чья чумазая мордашка с красным отпечатком ладони на щеке внезапно показалась жалкой и совсем не страшной.

– Никогда не знала, что у тебя есть дочь, – пробормотала Изола.

– Ты все прекрасно знала, – возразила Лилео. – Дорогая, ты – моя дочь.

Повисшую тишину нарушал только треск горящего дерева.

– Ты не моя мама! – прорычала Изола, внезапно ощутив потребность защитить пожираемую болезнью женщину в спальне дома номер тридцать шесть. – Ты – мертвая сказочница! У меня есть мама, и да, возможно, когда-то я мечтала быть твоей дочерью, а она далеко не родитель года, но она – все равно моя мама, и я ее люблю!

– Правда? – переспросила Лилео, явно тронутая этими словами. – Честно? О, Изола. Даже после всего, через что я заставила тебя пройти?

– ТЫ МНЕ НЕ МАМА! – прокричала Изола и, размахнувшись, метнула в Лилео кинжал Русланы. Лесная ведьма легко поймала его и бросила в траву, даже не взглянув на клинок.

– Но ведь это так, – мило продолжила она. – Дорогая, ты должна помнить…

– Помнишь ли ты? – вклинилась Флоренс.

Все посмотрели на девочку в грязи. Темные волосы, полосатые чулки, рваное черное платье. У Флоренс не было с И золой ничего общего, если не считать лица.

– Помнишь? – прохрипела Флоренс, сверля Изолу левым глазом. – Что произошло, когда тебе было десять?

– Когда мне было десять? – непонимающе повторила Изола. Вроде бы Зайчик задавал тот же вопрос – и что она тогда ему ответила?

– ВСПОМНИ! – завизжала Флоренс, и ее надтреснутый голос взорвался как сверхновая в порыве ветра.

Волосы и подол платья Изолы взметнулись, а сквозь мозг словно пропустили электрический ток. И собственным залитым кровью правым глазом она увидела играющий в голове фильм, уносящий ее далеко-далеко в прошлое.

Девушка, что была сказкой

Родившаяся на севере Франции в солнечном Лилле, Лилео не всегда носила фамилию Пардье. Она начала свой жизненный путь под фамилией отца – человека, который громогласно читал дочери проповеди, словно это его собственные ладони и ступни приколотили гвоздями к кресту. Лилео молча страдала.

Несмотря на отчаянные попытки Лилео подавить странные проявления своего характера, они все равно прорывались наружу. Одноклассники называли ее странной и говорили, что в копне темных волос она прячет воронов и черных кроликов. Их родители считали Лилео предвестницей беды, поскольку где бы она ни появлялась, за ней следовали дикие звери, и лисы и кролики совершали набеги на тщательно возделываемые поля.

Мать Лилео била дочь по щекам, если та хотя бы заикалась о мире Нимуэ или с любопытством засматривалась на порхающих по кухне фей.

– Ти es trop mettle pour les amis imaginairesl Ты уже слишком взрослая для воображаемых друзей! – кричала женщина, расставшаяся с миром Нимуэ, и Лилео росла с убеждением, что книги приносят только неприятности и миру будет лучше, если их проклятые обложки останутся закрытыми, а слова никогда не выйдут на свет.

Когда Лилео исполнилось пять, семья переехала в Лондон, но время от времени возвращалась во Францию, чтобы проводить кого-то из многочисленной родни в последний путь в величественных церквях, где пелись католические гимны, а Иисус следил за прихожанами сквозь витражи.