Страсть и судьба
Шрифт:
— Что ж, хорошо, — недовольно буркнул Оливер. — Я получил официальное письмо от короля Эдуарда, в котором он приказывает явиться ко двору двадцать четвертого июня, на праздник летнего солнцестояния.
— Знаю, — коротко ответила Сибилла.
— Мой брат очень нежно относился к вам, и мне бы не хотелось сообщать о грядущих неприятностях в такой прямолинейной форме, но, увы, это не в моих силах. Сибилла, король намерен направить войско к Фолстоу.
— Знаю.
— Знаете? И так спокойно об этом говорите?
— У меня было много времени, чтобы привыкнуть к этой мысли, — едва
Она не сказала «когда ваш брат был еще жив» или «до его смерти», и Оливер не знал, обижаться ему на ее бесчувственность или же горевать по поводу того, что она не смогла заставить себя произнести эти слова.
— Вы собираетесь сдаться? — спросил он.
Сибилла слегка поморщилась и покачала головой.
Сзади едва слышно фыркнул Грейвс.
— Нет, не думаю, что сдамся, — сказала Сибилла. — Мы с Огастом придумали план, но теперь все пошло не так, как было задумано.
Похоже, она была опечалена не столько смертью Огаста, сколько нарушением ее планов. Оливер почувствовал, как кровь стала сильнее пульсировать в ранах и стучать в висках. Неужели эта женщина настолько холодна и бессердечна, чтобы говорить о смерти его брата как о досадной помехе?
— И все же мне кажется, я знаю, как хотя бы отчасти воплотить идеи Огаста, — продолжала Сибилла, — а заодно обеспечить немалую выгоду для поместья Белмонт. Насколько я понимаю, король признал за вами право владения поместьем и всеми его авуарами.
— Да, признал, но с какой стати вам заботиться о моей выгоде? Это Огаст любил вас, Сибилла, а не я. Кстати, мне кажется, вы никогда его не любили. Так зачем вам заботиться не только о его младшем брате, но и о поместье Белмонт?
Пронзительный взгляд ее синих глаз был исполнен такой серьезности, что взвинченный Оливер сразу успокоился.
— Ваш брат был моим самым лучшим и преданным другом, — невозмутимо произнесла Сибилла. — Я искренне забочусь о благополучии поместья Белмонт, равно как и о вашем благополучии, Оливер, по причинам, о которых вы узнаете, как только я смогу вам рассказать. А пока мне необходимо ваше полное доверие, поскольку я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи.
— В моей помощи? — недоверчиво усмехнулся он. — И какой же?
Сесили сделала глубокий вдох и решительно произнесла:
— Мне необходимо, чтобы вы сделали предложение леди Джоан Барлег.
Хотя Сесили всегда нравилось бывать среди крестьян и простых сельских нравов, ей еще никогда не доводилось испытывать такое удовлетворение от поездки, как в этот раз, с отцом Перри и викарием Джоном Греем.
Они быстро раздали продукты, сушеные фрукты и водоросли. Сесили привезла с собой удвоенный запас лечебных мазей, снадобий, настоек, порошков, бинтов и лекарственных трав. Еще до обеда она промыла и перевязала троих раненых, дала старику лекарство от лихорадки и приготовила целебный травяной отвар от стоматита для молодой матери и ее крошечного новорожденного младенца. Отец Перри был занят исповеданием крестьян, а викарий Джон стал веселым и сноровистым помощником Сесили.
Лучшего
напарника у нее еще не было. К тому же как нельзя кстати пришелся его опыт жизни в различных монастырях и приютах, где ему не раз доводилось ухаживать за страждущими и немощными. Болезни и увечья не были для него чем-то непривычным. От него исходило дружеское тепло и участие, чем радовалась и Сесили, и ее пациенты. Казалось, нищета и невежество деревенских жителей нисколько не смущали его, и он с интересом беседовал с крестьянами разных возрастов.Сесили была особенно тронута тем, как он держал на руках младенца. Так мог бы держать собственного ребенка отец, склонившись над ним с умиротворенной улыбкой и шепча благодарные молитвы Всевышнему.
Это трогательное зрелище заставило Сесили на мгновение забыть о целебном отваре для матери и ребенка, который она готовила в этот момент.
Викарий взглянул на Сесили, их глаза встретились, и его улыбка стала еще мягче и лучезарнее. Сесили даже слегка покраснела, отворачиваясь от красивого викария к молодой женщине, чтобы дать ей кружку с целебным отваром. Но затылком она чувствовала на себе ласковый взгляд Джона Грея.
Церковная праздничная служба, проведенная в самом большом доме деревни, была простой и прекрасной. Для всех места в доме все же не хватило, пришлось оставить дверь открытой, чтобы участвовать в службе могли и столпившиеся во дворе прихожане. Сесили искоса взглянула один раз на Джона Грея, но увидела лишь его прикрытые глаза и низко склоненную голову.
После службы они вышли вместе, на ходу прощаясь с крестьянами. Сесили испытала непонятное ощущение, когда Джон Грей, слегка коснувшись ее локтя, повел ее туда, где деревенский мальчик держал наготове их лошадей. Было уже далеко за полдень, нужно было торопиться, чтобы добраться до Фолстоу еще до наступления темноты.
Подойдя к своей лошади, Сесили обернулась, чтобы поблагодарить Джона Грея за помощь, но он заговорил первым:
— Сегодняшние заботы и хлопоты не позволили нам как следует поговорить друг с другом.
В его голосе явственно прозвучало сожаление.
— Да, — согласилась она, — но ваше появление было для меня крайне приятным сюрпризом. Если бы не вы, мне бы ни за что не удалось оказать помощь такому большому количеству страждущих.
— Как дела у вашего… пациента в Фолстоу? — негромко поинтересовался викарий, оглядываясь по сторонам.
Сесили неопределенно пожала плечами и опустила глаза, теребя пальцами кончик шали.
— Сегодня я впервые за всю неделю почувствовала себя в здравом уме, — усмехнулась она, в глубине души с ужасом понимая, что это чистая правда.
Взглянув на Джона Грея, она была удивлена тем пристальным вниманием, с которым он смотрел на нее.
— Жаль, что вы так далеко от Фолстоу, Джон, — сказала она. — Ваши советы такие добрые, такие правильные. Вы не стали осуждать меня, как это сделали бы остальные.
— Мне нечего осуждать в вас, — искренне возразил викарий. — Сегодня даже я не смог подойти к алтарю, поскольку нуждался в покаянии.
— Мне всегда казалось, что в Хэллоуширском аббатстве нет недостатка в исповедниках, — недоуменно нахмурилась Сесили.