Страсть искажает все

— Да пошел ты! — Выплюнув в лицо Волку, со всей дури ударил того кулаком в живот.

От неожиданности заводила согнулся пополам, вызывая в камере возмущенный гул.

— Ты чё дичь, душком качнулась?! [8] — Выпрямляясь во весь рост, взревел главный и замахнулся на Олега.

Ударить не получилось. Перехватив кулак, Чернышевский вывернул Волку руку, отбрасывая зэка в сторону. Вместе с этим почувствовал, как сзади кто-то повис на спине, намереваясь повалить на пол. Увернувшись, прижал нападавшего, которым оказался Трюфель, к железным периллам кровати и не сдерживая накопившейся злости и раздражения за последние месяцы, стал наносить ловкие удары снова и снова.

8

Душком качнуться — примерно имеется в виду показать гордость, своенравность.

Трюфель особо не отбивался, только руками закрывался. Сзади кто-то пытался вызволить товарища от разъяренного мужчины. Но без особой прыти и энтузиазма, боясь нарваться.

Олег совершенно не понимал, что творит. Он попросту сходил с ума. От случившегося ранее. От места, в котором оказался ныне. От происходящего в настоящем.

Опомнился, когда в камеру вбежали трое надзирателей. С криками:

— По местам всем! Связать! — Оттащили от Трюфеля.

В первый день пребывания на зоне, Чернышевского закрыли в карцере, коим оказалась одинокая комнатушка метр на два. Голая, без окон, с деревянной полкой, предназначенной в качестве кровати.

Страшное место, которое не только больным клаустрофобией могло отозваться приступом панического и неконтролируемого страха, но и довести до безумия абсолютно здорового человека. Но по сравнению с крысятником, которым оказалась камера, той ночью Олегу было спокойнее в карцере…

***

2010 год

— Олег. — Осознавая, что молчание затянулось, наконец, заговорил Вотан: — Будь моя воля, Маргарита, минимум, шесть лет назад освободилась от Рощина. Но ты отлично знаешь, что тогда случилось. Нам не оставили выбора.

Тяжело вздохнув, мужчина позволил увесистому грузу сомнений и переживаний на миг отразится на лице. Вернувшись к креслу, устало опустился обратно. Зажмурившись, сжал пальцами переносицу. Когда Чернышевский, успокоившись тоже присел, продолжил:

— Рощин все шесть лет был относительно чист. И когда появилась зацепка, мы не имеем права так глупо прос*ать возможность из-за твоего желания сунуться Ритке под юбку.

— Мне нужно было вернуть её доверие. — Глухо отозвался Олег.

— Вернул? — Внимательно взглянув на мужчину, передразнил генерал.

— Вернул.

— Дальше что? Маргарита опять под прицелом. По твоей милости нам придется отказаться от тендера, иначе очередных подозрений от Рощина не избежать. Он и так глубоко копает. Информации, предоставленной Бурей, кажется мало.

— Когда мы начинали операцию, Вы сами сказали, что будем действовать по обстоятельствам. Потом, — Потянувшись за пачкой сигарет Вотана, лежавших на столе. — Раз здесь камеры, почему не предотвратили все? Должны были видеть на записях, что накануне Рощин приезжал ко мне сам.

— Видел. Но не предполагал, что на следующий день тебя черти понесут в Рощу с ответным визитом и гениальнейшей сделкой. Приехал сюда, как только узнал. А вообще, — Нахмурившись, наблюдая как Олег, бесцеремонно развалившись в кресле, затянулся сигаретой, прикрикнул: — Какого хе*а перед тобой должен отчитываться?! Это вы должны докладывать о каждом шаге! А вместо этого накрутили хр*ен знает чего с Буртенко! Кстати, с жуком этим хитрожопым предстоит отдельный разговор. Обещал ночью подъехать, устрою ему.

Фыркнув, Чернышевский проигнорировал словоизлияния начальника. Его заботила совсем другая проблема — Ритка. Злость на себя, что не уберег, не покидала. Еще Вотан приездом усугублял ситуацию. Отчитывал, как мальчишку, а сам тоже хорош.

Олег не боялся генерала. Никогда. Начальник всегда позволял общаться с собой на равных. Причин тому множество. Но когда дело касалось Маргариты — каждый сам за себя. Представление, как ей лучше — общие имелись. Только пути достижения целей судя по сегодняшнему разговору, несколько различаются. Но не удивительно. На месте Вотана Чернышевский устроил себе и не такую промывку мозгов.

— Ладно, Олег. — Вставая, устало вздохнул генерал. — Вымотался я с дороги. Пойду переоденусь до приезда Бури. Надеюсь, приютишь старика в своем доме?

— У меня есть выбор? — Смело отрезал мужчина. — Как всегда — второй этаж, вторая дверь налево.

Сделав вид, что не заметил тона Чернышевского, Вотан прошел к лестнице. Застыл на первой ступеньке. Несколько секунд собираясь с мыслями, осторожно поинтересовался:

— Как она?

— А как может чувствовать себя человек, пережив двенадцать лет рабства? — Не оборачиваясь, предположил Олег. — И освободившись из него на несколько дней, вернувшийся в самый пик?

— Этого я больше всего и боялся. — Только и отметил Вотан.

Оба отлично разумели — вот главная причина, почему генерал злился. Ни на произвольные действия подчиненных. Ни на непослушание и отступление от плана. Ни опасаясь упустить Рощина. А потому что боялся за Маргариту. За её реакцию на происходящее. За выдержку. За нервную систему, однажды пошатнувшуюся от роковых событий шестилетней давности.

— Я не ожидал, что так получится. — Приглушенно выдохнул Чернышевский, не уверенный, слышит его начальник, или давно скрылся на втором этаже. — А Рощин окажется настолько сволочью, чтобы в очередной раз растоптать Ритку.

— Ты многого о нем не знаешь.

Вместе с тем сзади послышались, удаляющиеся по лестнице шаги. Легкий стук наверху оповестил, что Вотан оказался у себя.

Руслан приехал в поместье почти в полночь.

Олег с Вотаном, как и часами ранее, сидели в креслах гостиной. В этот раз молчали оба, не затрагивая волнующие темы. Они не разговаривали, так как знали — любой, наиболее безобидный разговор сводится к единой проблеме. А верное решение пока виделось в весьма смутных тонах. Оттого находились в задумчивом расположении духа, когда в дом, словно вихрь, влетел Буря.

— Михалыч? — Застыл на пороге, не веря собственным глазам.

— С утра был им. — Криво усмехнулся мужчина при виде растрепанного и озадаченного парня.

— Здравия желаю, товарищ генерал! — Отдавая честь, поприветствовал Буртенко, быстро выходя из недоумения.

— К непокрытой голове руку не прикладывают. — Сухо повторил Вотан недавние слова Чернышевского.

Последний ухмыльнулся, а Руслан, торопко убрав руку от виска, виновато потупил взор. Он, в отличие от Олега, схожей вольности относительно начальства не мог позволить и, скорее всего, сейчас прозвучат очередные оправдательные речи.