Страсти Евы
Шрифт:
– Ты приедешь ко мне в эту субботу, Ева, - севшим голосом выдвигает он безапелляционное условие между россыпью нежнейших поцелуев, нежнее даже, чем касания лепестков роз.
Влияние этого непредсказуемого переменчивого мужчины пугает меня до коликов в животе.
– Никита знать не должен - это мое условие, - придаю я дрогнувшему голосу бесцветный оттенок, скрывая за кашлем волнение.
– Да будет так, Ева, - столь же холодно замечает Гавриил, как и выпускает мою кисть.
– Сообщим Никите, когда ты будешь готова.
Рингтон его айфона дает мне время собраться с мыслями. На экране высвечивается контакт «Алена». Гавриил берет трубку и принимается раздавать
Без особой охоты я подхожу к сидящему в потертом кресле декану. С моим появлением Жуковский откладывает проверку рабочего материала и стряхивает пыль с ветхой книги по скандинавской мифологии, лежащей на столе. Его богатое на мимику лицо отчего-то копирует загадочную улыбку Моны Лизы.
– Воронцова, как продвигается ваша курсовая по «Кодексу Буранус»?
– тоном владельца сакрального знания обращается он ко мне.
Далеко не сразу я осмысливаю каверзный вопрос, но мой рот застывает в открытом положении, как только снисходит озарение. Мне становится душно, к горлу подкатывает тошнота. Я благодарю Небеса, что за весь день довольствовалась исключительно кофе, иначе бы меня вывернуло наизнанку.
– Э-э… Борис Борисович Жук?
– Тс-с-с… - делает страшные глаза декан, поскольку Гавриил дает отбой собеседнице.
– Я что-то пропустил?
– с минуту удерживает он сканирующий взгляд на моем белесом лице - окрасом я точно роднюсь с лабораторной мышью.
– Воронцова так готовилась к моему зачету, что теперь спит на ходу, - ловко выручает меня Жуковский.
– Ей надо бы хорошенько выспаться.
– Я позабочусь о ней, - по-хозяйски приобнимает меня за плечи Гавриил, одновременно обмениваясь с ним рукопожатием.
– Всего доброго, Борис.
Пред выходом на улицу мы заглядываем в раздевалку. Гавриил облачается в черную кожаную куртку. В процессе одевания джемпер на его развитых грудных мышцах натягивается и небрежно задирается. Мой взор магнитом притягивается к подразнивающим темным завиткам на его плоском животе, которые спутанно спускаются от пупка прямиком под ремень низкосидящих джинсов. «О нет, не смотри туда, Воронцова!» - отнекиваюсь я от нарастающего порочного желания провести ногтем по очертаниям его члена, выразительно выпирающего через плотную джинсовую ткань. Уже, наверное, в тысячный раз я представляю, каково это почувствовать его в своей ладони, в себе…
– Увидела что-то, что тебе нравится, Ева?
– подлавливает он меня за беззастенчивым исследованием его тела.
– Э-э… я задумалась о зимней сессии, - отворачиваясь, прячу я зарумянившиеся щеки.
С аппетитом Гавриил вгрызается глазами в мою грудь - скрывающиеся под невесомой сатиновой блузкой соски-предатели нагло просят их приласкать.
– Не думал, что сессия может так возбуждать, - самодовольно подмигивает он мне.
– Э-э… мне нужно на воздух, - стыдливо проговариваю я.
Дрожащей рукой я поправляю слегка запотевшие очки и резво тянусь к вешалке, на которой висит мое бордовое демисезонное полупальто. Гавриил помогает мне одеться, и мы выходим на залепленную снегом автостоянку.
– Вижу, ты без машины, - кивает он в сторону пустых машиномест в секторе первокурсников.
– С радостью подвезу тебя.
Одновременно я испытываю шок и колоссальную панику. Передо мной встает дилемма: как бы неблагоприятной вестью я не сорвала предложение поужинать.
– Э-э… я просто уже договорилась, - по мере составления предложения мой голос затихает, но я с космическим мужеством укрощаю пошаливающие нервы и договариваю: - За мной должен заехать… э-э…
в общем, Бобби.Как по мановению крыла, зрачки в глазах Гавриила расширяются.
– Воистину желаю хорошего вечера, - деликатно произносит он, безусловно, предварительно перебрав коллекцию нецензурных эпитетов в адрес того, кто должен за мной заехать.
– С нетерпением буду ждать субботы, Гавриил, - добавляю я, как бы уточняя, что он не передумал.
– С нетерпением буду ждать встречи с тобой, Ева, - явно догадывается о моих опасениях Гавриил.
Он улыбается мне какой-то новой, не выявленной прежде нежной улыбкой, и садится за руль «Хаммера». Под урчание пустого желудка я провожаю взглядом его черный внедорожник и издали наблюдаю картину, которую нарочно не придумаешь. На КПП он нос к носу встречается с «Мерседесом» Бобби. Выдержке Гавриила позавидовал бы даже гвардеец у Мавзолея, поскольку Бобби специально мешкает у шлагбаума, загораживая выезд из Академии. Несколькими мгновениями позже «Хаммер» срывается с места так, что дымятся покрышки.
В приподнятом настроении Бобби чмокает меня в щеку и бурно рассказывает обо всем, что произошло с ним за неделю, которую мы провели порознь из-за подготовки к зачетам.
– Есть планы на предновогодний уикенд?
– как в воду глядит он.
– Э-э… завтра мы с Дашей едем к Юле на концерт, - сквозь накатившую дрожь в голосе мямлю я.
– В субботу намечается ужин в имении доктора Гробового.
Нагнетающаяся тишина в салоне похожа на бомбу замедленного действия. Мы висим на волоске от ссоры. Бобби срывается первым.
– Иисусе, я не слепой!
– ударяет он себя ладонью по лбу и начинает истекать словами, точно кровью: - Ты избегаешь меня. Перестала звонить. Я вижу, ты флиртуешь с ним. Вся Академия шепчется, что ты крутишь шашни с этим Зверем!
– Послушай, ты э-э… все не так понял, - заикаюсь я со слезами на глазах, намертво вцепившись в дужку очков.
– Он пригласил меня на… дружеский ужин.
– Дружеский ужин!
– едко передразнивает меня Бобби.
– Ты уверена, что этот конченый псих не перепихивается с друзьями во время этого самого дружеского ужина? Я похож на идиота?.. Говори, что между вами! И не ври мне!
– Останови машину, - треснувшим голосом требую я, из последних сил сдерживая застилающие глаза слезы.
«Мерседес» скорости не сбавляет и продолжает ход.
– Тормози, чтоб тебя!
– во всю мощь ору я, топая ногой.
Шины свистят на мокром асфальте до полной остановки. Вся в слезах я вылетаю на дорогу, убегая куда глаза глядят.
– Извини меня, пожалуйста!
– выскакивает за мной перепуганный Бобби.
– Я наговорил лишнего. За меня говорила ревность. Стой, Ева! Подожди!
Устав бежать от всех своих проблем, я закрываю лицо руками, понимая, что больше не могу биться о стену, разбивая руки в кровь. Терпение оставляет меня, и накопленные эмоции вырываются наружу. У меня кружится голова, плечи содрогаются от рыданий, тушь течет по лицу, снег налипает на ресницы. Я уже не знаю точно, от чего плачу: то ли от жалости к Бобби, то ли от безответной любви к Гавриилу, то ли от всего вместе сразу. Невыносимо тяжело носить под сердцем неразделенную любовь и еще тяжелее травмировать равнодушием любящего тебя мужчину. Наполненный надеждой взгляд черных, как сама ночь, глаз Бобби светится изнутри. О такой сильной любви мечтает любая девушка. Бобби добрый, надежный и по-своему красивый. У меня сердце кровью обливается от того, что участь нашего разваливающегося романа катится по наклонной. Разве можно просто взять и зашвырнуть ему в лицо его же доброту, словно комок грязи?