Страсти Евы

В тихом ужасе я высовываю голову из-за стола и… мертвею. С противоположной стороны с «Макаровым» в руке по-пластунски ползет громила. Недолго думая, я реактивно выезжаю на спине из-за стола. Лужа крови увеличивает скорость моего скольжения. В крайне неудобной для стрельбы позиции я выстреливаю наемнику в голову и… эх, все-таки попадаю в бок.

– Тебе конец, дрянь!
–  заходится осатанелым рыком подстреленный наемник.

Угрозы расправы горохом сыплются из его картавого рта вместе с кровью. С остервенением в глазах он продолжает ползти ко мне по-пластунски.

– Сдохни!
–  во всю прыть ору я, бросая в него стилет.

«Маньяк» наредкость живуч и вытаскивает граненое лезвие из шеи.

– Ева, где головорез?
–  приходит в сознание растормошенный от моего выстрела Гавриил.

С воплями радости я кидаюсь ему на шею. Мой взлетевший вверх голос заглушает грохочущие барабаны и чье-то высокое тревожное сопрано.

В лучшем случае - влияние целительства немного подлечило ранение Гавриила. В худшем - прилив жизненных сил является обманным действием болевого шока перед летальным исходом.

– Наемник крадется справа от тебя, - раскладываю я ему по полочкам ситуацию.
–  У этого живучего гада пуля в печени, дырка в шее и все еще один патрон.

– Ты моя умничка, - оценивает мою проделанную работу Гавриил.
–  Теперь приготовься. Когда я скажу «бежать» - беги.

– Забудь об этом.

– Не спорь со мной, Ева!

– Я тебя не брошу, - наотрез отказываюсь я.

Безнадежно закатывая глаза, Гавриил забирает из моих рук пистолет и снимает с себя галстук. С профессиональной собранностью он выкатывается из-за стола и запускает наемнику в лицо два килограмма отлитой стали. Приклад ломает ему нос и дробит надбровную дугу.

– Убью!
–  бешено ревет фантом, выстреливая в Гавриила, но из-за повреждений глаза промахивается.

Гавриил расторопно обматывает его горло галстуком, однако наемник отпихивает его обученным приемом и откатывается на край карниза.

– Лежать лицом вниз!
–  черной тучей врывается в кабинет группа захвата с вооруженным Никитой во главе.

Держась руками за металлические перекрытия, фантом с маневренностью гимнаста на брусьях несколькими пружинистыми отталкиваниями раскачивается.

– Огонь!
–  отдает команду стрелять на поражение Никита, но этажом ниже уже бьются стекла - «маньяк» вновь ушел от рук правосудия.

В состоянии аффекта я вскакиваю на ноги и бегом мчусь за медикаментами, крича по дороге:

– Гавриил ранен! Задето легкое!

Бригада прибывших врачей-реаниматоров проводят короткий осмотр огнестрельного ранения. Из-за кровопотери Гавриил опять теряет сознание.

– Пуля продвинулась к воротам. Не слышно пульса, - выносит неутешительный диагноз старший врач.
–  Срочно оперировать. Готовьте носилки.

– Положите его на переговорный стол, - без всякого предварительного вступления отсекаю я его указание, извлекая из кейса черную инъекцию.
–  Я знаю, что делаю. Гавриил, сказал, что его спасут только черные вакцины.

– Выполнять, - отдает приказ Никита онемевшему хирургу и его армии спасения.

Тренированные бойцы из отряда специального назначения кладут крупное тело Гавриила на переговорный стол. Я разрываю рукав его рубашки и уверенно ввожу ему в вену иглу с черной инъекцией. Первая капсула израсходована - реакция нулевая. Вторая капсула израсходована - реакция нулевая. Третья капсула опустошена - улучшений нет. В кейсе одиноко поблескивает четвертая капсула - последняя. На ладонях у меня выступает нервный липкий пот. В молчаливой панике я оглядываюсь на бригаду скорой помощи - полдюжины опытнейших врачей застыли памятниками в ожидании чуда. Только чуда все нет и нет… Толчки сердца отдаются у меня в горле, во рту оседает першащий осадок. Читая молитву о спасении любимого, я ввожу ему в вену четвертую инъекцию и смиренно замираю на месте. Стрелки на часах монотонно тикают в предрешающей тишине, но Гавриил продолжает лежать на переговорном столе, весь покрытый кровью без пульса и дыхания.

«Чуда не будет!» - вещает мое шестое чувство, отчего к горлу подкатывает ком слез.

– Мы потеряли его… - кто-то приговоренно подтверждает у меня за спиной.

Мертвенный страх прокалывает мое сердце острой иглой.

– Очнись, Гавриил… - чуть встряхиваю я его недвижимое тело.
–  Пожалуйста, не умирай! Гавриил, не умирай! Прошу тебя!

Мой голос сдавлен, по щекам льются медленные слезы. На фоне моих плачей и стенаний спецназовцы, реаниматоры и перебинтованная Алена оплакивают потерю трагическим молчанием.

– Мне жаль, родная… - со всем имеющимся братским утешением приобнимает меня за плечи Никита.
–  Мы ему уже не поможем. Гавриил ушел от нас.

Минуту-другую я стою, побелевшая от шока, но потом наступает прозрение. Оцепенение заменяет нервный срыв. Будто увидев собственную смерть, я ошарашенно отшатываюсь назад и с ужасом летящей на меня бомбы отталкиваю брата.

– Гавриил, ты не можешь умереть!
–  трясу я любимого за плечи.
–  Не умирай! Небеса, прошу вас, не забирайте его! Не оставляй меня, Гавриил! Слышишь?!

Никита хочет увести меня, но я яростно отпихиваю его и припадочно вцепляюсь в руку Гавриила. Двое спецназовцев приходят ему на выручку. Втроем они пытаются оттащить меня. Убитая горем, я бьюсь в истерике, не давая им вывести меня из кабинета.

Внезапно Небеса совершают долгожданное чудо!

С глубоким вдохом Гавриил приходит в сознание. Кабинет тотчас заполняет ошеломляющая пауза. Обомлевшая до полной потери голоса, я просто стою и смотрю на него широко раскрытыми глазами. От пережитого потрясения мои ноги подкашиваются, словно я всю ночь боролась с высокой температурой.

– Ангел мой… - в тяжелом состоянии зовет меня Гавриил.

– Любимый, ты выжил… - закрываю я себе рот ладонью, заплакав от радости.

Кончиками пальцев он стирает ручьи слез с моих зареванных щек:

– Не плачь, любовь моя. Все хорошо. Прости, что напугал.

Оперативные врачи в режиме чрезвычайного положения начинают отлажено хлопотать над его простреленным легким. Они обрабатывают ранение антисептиком и накладывают бинты.

Никита реагирует на воскрешение по-иному. Он поднимает с пола «Десерт Игл» и прицепляет на его ствол выпавший из кармана брюк Гавриила гипюровый компромат. Я багровею со стыда и выхватываю у него «трофей».

– Охренеть можно, дружище, - с усиливающейся экспрессией постукивает стволом пистолета по столу Никита.
–  Конечно, ты сейчас не в том состоянии, чтобы я начистил тебе физиономию. Но я считал тебя лучшим другом, а ты подставил под удар нашу дружбу. Как ты мог у меня за спиной спать с моей сестрой? Ты мог выбрать любую женщину, но позарился на мою младшую сестренку! Да она тебе годится…

– Не кипятись, - тормозит его Гавриил, сплетая наши пальцы и тем самым как бы заверяя меня, что сам все уладит.
–  Любви все возрасты покорны. И я не ставил под удар нашу дружбу. С Евой мы собирались оповестить тебя об отношениях завтра на карнавале.