Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий
Шрифт:
«И пламенный Хафиз (пламенный пошляк Хафиз, терпеть не могу), и пламенный Хафиз сказал: «У каждого в глазах своя звезда». А вот у меня ни одной звезды, ни в одном глазу.
А Алексей Маресьев сказал: «У каждого в душе должен быть свой комиссар». А у меня в душе нет своего комиссара…» («Василий Розанов глазами эксцентрика»)
Все эти цитаты плотно вписаны в ерофеевский
текст, не говоря уже о Библии. Библейские образы, метафоры и ходы освоены Ерофеевым до блеска.
Так что же получается? Алкоголик и книгочей? Бомж и эрудит? Плебей и высоколобый? Пушкин-Ев- тюшкин?.. Чисто российский вариант, но с иностранным вкраплением. Что-то вроде помеси Аполлона Григорьева с Артюром Рембо.
Тут напрашивается биография: откуда, как и почему? Но вот незадача: Венедикт Ерофеев уже при жизни стал мифом, оброс основательно легендами и слухами, превратился в почти фольклорный персонаж.
«- Плевать на Миклухо-Маклая, что бы он там ни молол. До тридцати лет, после тридцати – какая разница? Ну что, допустим, сделал в мои годы император Нерон? Ровно ничего не сделал. Он успел, правда, отрубить башку у брата своего, Британика. Но основное было впереди: он еще не изнасиловал ни одной из своих племянниц, не поджигал Рима с четырех сторон и еще не задушил свою маму атласной подушкой. Вот и у меня тоже – все впереди!»
И все же без нескольких биографических штрихов никак не обойтись. Венедикт Ерофеев родился 24 октября 1938 года в Кировске (бывший Хибиногорск) Мурманской области. Родители из Ульяновской области, с Поволжья. Отец Венички был репрессирован в 1946 году. По словам сестры Нины, он был человеком очень остроумным, мог рассказать анекдот, а этого было достаточно для ареста. Мать одна тащила шестерых детей – Веничка был пятым. Рос он в бедности и голоде. В школе у Вени с братом Борей был один портфель на двоих. Рассказывает сестра Нина:
«Веничка необычный был и маленький: когда он
научился читать, мы даже и не знали, никто его специально не учил, может быть, сам что-то спрашивал у старших. Он был сдержанный, углубленный в свои мысли, память у него была превосходная. Например, такой эпизод. Книг особых у нас не было, поэтому читали все подряд, что под руку попадется; был у нас маленький отрывной календарь, который вешают на стену и каждый день отрывают по листочку. Веничка этот календарь – все 365 дней – полностью знал наизусть еще до школы; например, скажешь ему: 31 июля – он отвечает: пятница, восход, заход солнца, долгота дня, праздники и все, что на обороте написано. Такая была феноменальная память. Мы, когда хотели кого- нибудь удивить, показывали это. К тому же у него всегда был независимый характер. Например, на него жаловалась учительница в первом классе: когда детей принимали в октябрята, он ей сказал, что не хочет. Учительница была вне себя: «Как же так, все же октябрята!» – «А я не хочу, как все». Так и не стал октябренком. И ни пионером, ни комсомольцем он не был. А ведь это было в 40-50-е годы».
Три года Венедикт провел в детском доме. Затем его, когда вернулся отец, забрали в Кировск, и там, на Кольском полуострове, он закончил 10 классов. Золотым медалистом в 17 лет отправился Веничка в Москву и поступил в 1955 году на филологический факультет МГУ. «В нем еще ничего не было, кроме через край бьющей талантливости и открытости к словесности» (сокурсник и друг Владимир Муравьев). Жили студенты-филологи очень весело, ставили оперу «Апрельские тезисы», которую сочинили все вместе. Но это веселье долго не продолжалось.
В одном из интервью Венедикт Ерофеев рассказывал:
– Майор, который вел наши военные занятия, сказал однажды: «Ерофеев! Почему вы так стоите?
Неужели нельзя стоять стройно, парам-пам-пам! Главное в человеке, – и он прохаживается перед строем наших филфаковцев, – выправка!» Ну, а я ему и сказал, что это, мол, не ваша фраза, это точная цитата из Германа Геринга, конец которого, между прочим, известен…– А что, интересно, ответил товарищ майор?
– Товарищ майор ничего не ответил, но дал мне глазом понять, что мне недолго быть в МГУ имени Ломоносова. Но ничего не возразил – что на это возразишь?..
На зимней сессии второго курса Ерофеева вышибли. Но не товарищ майор был тому виною, а сам Веничка: первую сессию он сдал на пятерки без всякого для себя напряжения, а потом перестал сдавать экзамены и вообще ходить на занятия. Ему хотелось быть вольной птицей, а такого не дозволялось.
Четыре вуза – Московский университет, Орехово- Зуевский, Коломенский и Владимирский педагогические институты – изгоняли его. Во Владимире не только отчислили из института, но и выслали из города. Формулировка такая: «За моральное, нравственное и идейное разложение студентов Института имени Лебе- дева-Полянского». В чем выразилось «нравственное и идейное разложение»? В общежитии, в тумбочке, у Ерофеева нашли Библию, которую он постоянно читал и часто цитировал. По тогдашним временам это было нечто контрреволюционное и антисоветское, а поэтому
– ату его!..
Вот так складывалась судьба юноши из заполярной глубинки. С институтами не получалось, приходилось работать. «Чем занимался? Да чем только не занимался, – рассказывал «Московским новостям» Венедикт Ерофеев. – Работал каменщиком, штукатуром, подсобником на строительстве Черемушек, в геологоразведочной партии на Украине, библиотекарем в Брянске, заведующим цементным складом в Дзержинске Горьковской области… Кем угодно».
Не получив высшего образования и не имея возможности работать по специальности, связанной с филологией, с литературой, Венедикт Ерофеев 15 лет скитался по стране. Был еще приемщиком стеклотары, змееловом в Средней Азии, дорожным рабочим, монтажником линий связи.
«Я работал тогда на кабельных работах, и по моей вине вся Россия покрылась телефонными кабелями, – в другой раз и другой газете рассказывал Ерофеев.
–
Я связал Вильнюс с Витебском и Полоцк с Москвой, но это не минуло литературу, поскольку ей всегда необходим новый язык, со старым языком ничего не будет, а на кабельных работах я получил отличную фольклорную практику. Жил я в вагончике тогда, в грязи, в одном вагончике помещалось девять человек. Мои соседи обращались со мной нормально, но считали дураком…»
Именно там, на кабельных работах, лежа на верхней полке нар, написал Венедикт Ерофеев поэму «Москва-Петушки», ставшую символом целой эпохи. Тонюсенькая книжечка, написанная в 1969 году, вызвала бурю литературоведческих дискуссий и сразу вошла в народ, как нож входит в масло. По количеству крылатых слов и выражений «Москва-Петушки» может соперничать с «Горем от ума».
Но еще раньше, в студенческую пору, Ерофеев сочинил «Записки психопата», затем роман о Шостаковиче. И то, и другое считается утерянным.
Ну а дальше на Венедикта Ерофеева навалились болезнь и слава, почти одновременно. Он перенес тяжелую операцию, и благодарное отечество отвалило ему 26 рублей пенсии по инвалидности. Поэма «Москва-Петушки» (повесть, роман – как ее только не называют) перепечатывалась многократно у нас и за рубежом. Публиковалось эссе «Василий Розанов глазами эксцентрика». Пьеса «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» шла в театре. Журналисты стали осаждать уже признанного и знаменитого писателя вопросами типа: «Наследует ли советская интеллигенция лучшие традиции интеллигенции русской?» На что Венедикт Васильевич отвечал так: