Страстная невеста для ненасытного Дракона
Шрифт:
Ну, у Клэр-то таких предрассудков нет, повешенные на рее все одинакового роста…
— А что ты смеешься, старая дура? — грубо поинтересовалась Клэр. Можно, конечно, было когтями Данкана обрезать отросшие связи, аккуратно и точно, как это делал он, но Клэр не собиралась осторожничать. С недобрым шелестом меч Данкана покинул ножны, и острие его, разрезав картонный веер, уперлось в жилистую дряблую шею старухи, прямо во вздрагивающую ямку. — Дракона здесь больше нет; вместе с ним с этого корабля исчезло благородство, доброта и милосердие, — голос Клэр стал преступным, хриплым, она расхохоталась, глядя, как рот Иулиты от злости сжался в узкую тонкую полосу. — Я, может, и Леди Дракон, но ты, кажется, забыла, кто я на самом деле. Я пират; я преступник,
Команда вокруг разразилась скотским хохотом, и Клэр почувствовала облегчение, словно снова оказалась в самом начале этой истории, на своем пиратском корабле, в окружении своей верной команды, и все последующее было сном или наваждением. Прекрасным сном, который эта старая жаба осмелилась прервать…
— Мертвые Боги не чувствуют боли! — мстительно прошипела Иулита.
— Ничего-о, — протянула Клэр насмешливо, глядя в трясущееся, как холодец, лицо Иулиты. — Я обещаю тебе сюрприз!
Притащили жаровню, полную жара, и печать Данкана — Патрик принес ее сам, вместе со щипцами, какими снимают нагар со свеч, — и Клэр, ухватив Иулиту за шиворот, бросила ее на колени и рывком разодрала ее халат, обнажая дряблую старушечью спину.
— Ничего у тебя не выйдет, — злобно шипела старуха. — Деревенщина неумытая…
Слово «деревенщина», произнесенное Мертвой Богиней с нескрываемым презрением, заставило Патрика оживиться; он кое-что припомнил, и сейчас, видимо, настал тот самый час, когда Богиня должна была заплатить за все свои проделки.
— Она, ваша милость, — сунулся ябеда-Патрик, — рассказывала всем, что господин Дракон якобы ее соблазнял. Домогался. Похитил для сексуальных утех. Описывала их бурный роман и его ухаживания за нею. В то время, как вы… были с ним там, на острове, она утверждала, что он тайно посещает ее ночами.
— Что-о-о-о?!
В голосе Клэр было столько изумления, а в ее глазах — такая оторопь, что погасли и боль, и страдание. Патрик угодливо кивнул.
— Я сам слышал, — продолжил он. — Поганила его доброе имя. Я случайно узнал. Подслушал.
— Случайно!? Кто посмел слушать эту похабную ересь и не попытался пресечь ее?! Сюда этого паршивца!
Патрик снова лишь головой качнул — и в круг света втащили упирающегося и испуганного Барнса, который так и ходил в розовых обрывках Красивого Платья. От его вида у Клэр глаза на лоб полезли, потому что и его истинную природу она теперь видела.
Вокруг перепуганного человека, трепеща и извиваясь, ее взгляд рассмотрел все те же черные щупальца. Видимо, он слишком много времени провел наедине со старухой, они проросли его насквозь прочно и густо, серая пелена уже почти скрыла натуральный цвет его глаз, еще немного — и Барнс перекинулся бы в слугу Мертвых Богов и обрел бы общий с ними разум. Но пока этого не произошло, пока он оставался сам собой, люди не замечали происходящих с ним изменений. А старуха, видимо, нарочно прикармливала его нелепыми байками, чтобы иметь возможность все глубже проращивать свою погань в его теле и душе.
Вот зачем были эти сказки, вот зачем была нужна эта ложь.
— Так во-о-от как она приманила Мертвых Богов! — прошептала Клэр, видя, как черные щупальца Мертвой Богини тянутся к щупальцам напуганного Барнса и сливаются в единое целое. — Вот как она докричалась до них…
Злость горячей волной бросилась в лицо Клэр, стыдом обожгла ее щеки. Эта старая, сморщенная как заскорузлый от грязи сапог, бабка умудрилась обвести вокруг пальца всех — и Данкана в первую очередь!.. Ну, и болван же ты, милый! Разве можно с мерзавцами играть в благородство?! Мерзавцы понимают лишь один язык — злой свист хлыста, и на верность присягают лишь одному повелителю —
страху. С ними нужно только так…— Ну, погоди ж, — прошипела Клэр, сопя от злости как разбуженный среди ночи Дракон. — А ну, свяжите их вместе! Посмотрим, как они вместе заговорят!
На уродливом лице Иулиты мелькнул страх, который она попыталась спрятать, но тщетно. Клэр успела его заметить. На губах девушки заиграла хищная улыбка, почти такая же опасная, какой раньше улыбался Данкан, когда матросня спешно опутала веревками Барнса и старуху, прижав их друг к другу спинами.
Теперь сила Иулиты была очевидна; мерзость и ужас расползлись над притихшими людьми, матросы отступили, стараясь спрятаться в темноте, и Клэр ощутила тошнотворную боль, приближаясь к Иулите и заглядывая вновь в ее мертвые злобные глаза. Ту самую боль, которая заставила поседеть Патрика; ту самую боль, которую Данкан с трудом выдерживал, пленяя Иулиту — и которая была слишком слаба в сравнении с болью во время приступов Клэр. Но все же этой боли было достаточно, чтоб заставить Клэр мучиться. Девушка даже закусила губу, стараясь удержать сознание, которое, казалось, вот-вот растворится в потоке страданий, что причиняла своим присутствием Мертвая Богиня. Но все же Клэр склонилась над старухой еще ниже, приблизив свое лицо вплотную к лицу Иулиты и вглядываясь в старушечьи глаза намеренно долго, так долго, чтоб Богиня увидела — во взгляде Клэр нет страха и безумия.
— Что, — насмешливо поинтересовалась Клэр, заметив растерянность и замешательство на лице Иулиты, — не удается напугать меня? Я знаю — сейчас твоими глазами на меня смотрят все Мертвые Боги. Все ваше поганое племя. Все они тебе шепчут в уши, чем бы посильнее испугать меня, чем посильнее уязвить, но вам не удастся сделать этого, — Клэр острым когтем Данкана провела по зарубцевавшейся ране на лбу Иулиты, раздирая сросшуюся кожу. Руку девушки тотчас скрутило жгучей болью, но она перетерпела ее и усмехнулась снова, глядя, как пыхтит от ярости Иулита. — Вы уже причинили мне самую страшную боль, что только могли. Теперь моя очередь причинять вам страдания!
Раскаленную докрасна печать Данкана Клэр подхватила щипцами, припекая руки в плавящемся горячем воздухе, и зло впечатала ее в лоб Иулиты, прямо над переносицей, между глаз, отчего глаза Богини съехались в кучу и вид у нее сделался ненормальный и отчасти придурковатый. Запахло паленым; как и говорила Иулита, боли она не испытала — только унижение и стыд от того, что не могла остановить экзекуцию и стереть усмешек с лиц людей, хохочущих и издевающихся над нею.
Но зато Барнс отреагировал внезапно; извиваясь всем телом, трясясь, как осиновый лист, он завопил так, что Клэр вздрогнула и отпрянула от Иулиты, напуганная этим внезапным криком.
— А вот и источник интересующей нас информации, — посмеиваясь, сказала Клэр, обходя связанных кругом и замечая, как на лбу воющего Барнса вспухает алое пятно словно бы от ожога. — Интересно, если ему пятки припалить, ты почуешь? А, старая ведьма? Как думаешь?
Тут уж настала очередь Иулиты скулить, рваться из опутывающих ее веревок и выть страшным голосом.
— Что, я угадала? — весело сказала Клэр, отступая от рыдающих мерзавцев. — Тогда предлагаю вам самим выбрать, кто из вас будет говорить, а кто — держать пятки в углях в этой жаровне. Смотрите, не подеритесь!
— Пощади, Леди Дракон! — верещал Барнс, заливаясь слезами. — Я скажу все, что знаю, все!
Клэр лишь головой покачала.
— Дважды предатель, — сказала, как выплюнула, с презрением и отвращением она. — Сначала Данкана, потом Мертвых Богов… Ты вообще знаешь, что такое верность? Но сейчас я хочу послушать, как верещит эта красотка, — Клэр усмехнулась, когда ревность нашептала ей в уши о том, что Иулита нечто такое непотребное придумывала насчет Данкана. — Дайте-ка мне мой узелок!
Клэр мигом притащили требуемое, и Иулита застонала и заухала, словно ее уже сунули в костер с головой, увидев блеск перламутра.