Стратегия обмана. Трилогия

Амертат больше не смеялась, она пронзительно смотрела на полковника, отчего тому хотелось сорваться с места и уйти прочь.

– Я послушна словам Людека, - произнесла Амертат и кивнула в сторону спящих.
– Не веришь, можешь проверить.

Коварства ей не занимать. Доказать, что-либо решительно невозможно, не будить же Ника с Хейманом и не спрашивать их, что им только что приснилось.

– О чём ты хочешь говорить?
– спросил полковник.

– Узнать, сбылось ли моё пророчество.

Это было больше пятисот лет назад, никто в отряде господаря Влада не решился дать руку Амертат, чтобы она предсказала судьбу. А полковник дал. К их следующей встрече не сбылось ничего из предсказанного ею, он умирал и потешался над гадалкой, что предсказала ему долгие годы жизни, красавицу-жену и четырех, а потом и пятерых детей. Но тогда он выжил, потом женился, и Маргита действительно родила ему двух сыновей и двух дочерей. Не сбылось только одно, и он припомнил это Амертат в их последнюю встречу. Тогда она разозлилась не на шутку. Её слова походили на проклятья, она грозила, что не даст ему умереть, что он будет жить так долго, что замучается считать свои дни, что будет проливать много крови, но не на полях сражений. После этого много лет полковник думал, что Амертат прокляла его за дерзость, пока не понял, что жажда человеческой крови свойственна не ему одному.

– А ты тщеславна, - только и сказал полковник.

– Ты сам оскорбил меня, дважды сказав, что я ошиблась. А я никогда не ошибаюсь.

– Уверена? Став альваром, я остаюсь бесплодным, так что поверь, пятого ребенка я за эти века не зачал.

– А всех ли своих детей ты знал?
– ехидно вопросила гпогеянка, сощурив светлые глаза.

Полковник невольно рассмеялся.

– Ну, коль так, может я и был грешен в смертной жизни, раз прижил ребенка на стороне. Только вот не помню где и с кем, уж извини, что без подробностей. Так стоило ли из-за этого ждать меня пятьсот лет, чтоб спросить?

– Я буду ждать ещё дольше, пока ты не признаешь, что видел её.

– Кого?

– Свою дочь, пятого отпрыска, это несчастное дитя с двумя отцами и без единой матери. У неё желания женщины, что остались с её смертной природой, фигура юноши и сила мужчины, которую и дало твое бессмертие. Ты видел её в первый раз посреди гор мертвецов, а потом ещё и ещё раз.

– Амертат, - вздохнул полковник, - уж прости, но мне нечего тебе сказать. Я понятия не имею, о какой ещё дочери ты постоянно говоришь. Умерли все мои дети, и внуки и правнуки. Ходят мои потомки по земле, но не всех из них я знаю в лицо.

– Она не порождение твоего семени, - настаивала Амертат.
– Ты породил её из своей головы, когда пожалел Меритсегер.

И как когда-то давно, Амертат вновь коснулась указательным пальцем его лба у переносицы. Полковника словно ударило током. Он вспомнил это ощущение, далекое и неприятное, когда ассистент доктора Джона Рассела пятьдесят три года назад ввел металлический крючок ему через ноздрю и, вытягивая его обратно, задел нерв и зрительную мышцу. Призрачная боль вновь вспыхнула в том же месте, откуда доктор извлек шишковидную железу полковника.

И тут смутные ассоциации и догадки неприятно зашевелились в голове, на сердце сразу стало тяжело. Полковнику вспомнилась железа, что доктор Рассел извлек у Мэри, вспомнился и профессор Книпхоф, что увёз эту железу в Баварию в качестве препарата. А ещё перед глазами встали снимки, привезённые из недавней поездки в баварский Мюнхен. Что-то неуловимое в этом калейдоскопе фактов, догадок Сарваша и собственных наблюдений начало складываться в призрачную, но всё же картину.

Коварная улыбка не сходила с губ Амертат. Она наблюдала, как полковник меняется в лице после её манипуляций словами и не могла не радоваться такой перемене.

– Скажи, что произошло в лаборатории доктора Метца?
– только попросил он.

– Я сказала всё сполна ещё тогда в Карпатах, - отрезала Амертат.

– Ты все ещё злишься на меня? Тогда прости мне те слова. Если ты предсказательница и видишь через века и километры, то скажи, как всё случилось? Я только хочу знать, правильно ли то, что смертные сестры переродились по воле смертных докторов?

– Не будь твоей доброты, - ответила Амертат, - и близнецы остались бы близнецами. Не твоя теперь забота думать о свершившемся, это забота смертных, что давно лежат в земле. А их порождения будут бродить по земле вечно. Меритсегер скоро увидит свою дочь, а твоя дочь придёт к тебе. В часы печали ты будешь видеть только её.

– Почему ты говоришь о печали? Что должно случиться?

– Я видела Аль Ка-Сандру прежде чем видел ты.
– Амертат ехидно улыбнулась.
– Она глупая. Она совсем ничего не понимает.

Наслаждаясь его растерянностью, Амертат рассмеялась и вышла из коридора прочь. Ещё долго полковник слышал в голове её смех и думал о сказанном. Так мало слов, и лишь один жест заставил его всё понять и вспомнить об Александре Гольдхаген и докторе Метце, о старой операции по извлечению шишковидной железы и чудесном преображении близнецов в совершенно непохожих друг на друга женщин.

Полковник совсем забыл о времени - для исконных обитателей подземелий его и так не существует. Он взглянул на часы - прошли ровно сутки, как он сидит, согнувшись в этом коридоре, и ждёт пробуждения Пэлема и Грэя. Через два часа первый вылез из мешка и с заспанным лицом спросил:

– Ну, как обстановка?

– Замечательно, - буркнул полковник, - поскорее бы вернуться домой.

Пока Ник будил Хеймана, а тот недовольно что-то бубнил в ответ, полковник вышел из выруба в скале и окинул взглядом зал внизу в поисках Фантины. Она как по неведомому ментальному зову тут же появилась на верхнем ярусе. Полковник со спокойным сердцем поручил ей отвести смертных в укромное место, чтоб те умылись и занялись прочими утренними делами, благо недалеко в соседнем зале протекал подземный ручеек с чистой от белого налёта водой.

Когда Ник и Хейман вернулись в комнатку, полковник успел услужливо вытащить для них из рюкзаков термос с остывшим кофе, банку джема и галеты.

– Жаль, что костер нельзя развести, - искренне произнёс Ник, - чая горячего хочется.

– А что, огонь в Гипогее запрещён?
– апатично надкусывая галету, произнёс Хейман.
– Ну да, они же как дикие звери боятся огня и яркого света.

Полковник не оставил этот комментарий без внимания:

– Если международный отдел ещё питает иллюзию, что сможет начать переговоры, то не помешало бы взять в ум, что не только мы здесь говорим по-английски.

– А кто услышит?

– Мало ли, - заметил Ник, - вон там в стене дыра, откуда мы знаем куда она ведет? Вентиляция это или акустическая ловушка для подслушивания? Так что не шути больше про огонь. Его здесь никто не разводит, потому что не из чего. Деревья под землей не растут, представляешь?

– А ты бы не умничал, - начал заводиться Грэй.

– А чего ты такой дёрганный?

– Не выспался совсем, а ты ещё и жаворонок, - недовольно глянул он на Пэлема.
– Чертовщина какая-то снилась, весь разбитый как будто накануне не по пещерам лазал, а беспробудно пил.