Стратегия риска
Шрифт:
– Ты, Глеб, все правильно сделал. Их всего двое. Друг другу они не доверяют. Значит, в Европу полетят вместе и тогда…
– И что тогда? Что?! Голодные мы тогда будем. Сейчас они нас хоть кормят, а тогда придется варенье с верхних полок есть и рассолом из бочек запивать.
– Нет, Глеб. Они улетят и тогда мы убежим… Досками от полок разобьем люк. Или подкоп сделаем… Тебе надо было не нагреватель у них просить, а лопату… Помнишь, у Шекспира какой-то король хотел половину царства отдать за коня. А ты бы банковские счета на миллион отдал бы за совковую лопату…
Они редко слышали, что происходит наверху, за люком. Тихие разговоры Казана с Серым до погреба
Сейчас тоже был вечер. Скоро вниз с ужином спустится Серый, а Казан с пистолетом будет страховать его у люка… Потом крышка захлопнется и те наверху начнут пить, предвкушая поездку в Швейцарию. Потом будут ругаться, потом грохотать мебелью…
Татьяна первая поняла, что вдруг нарушен привычный ход вещей и шум наверху начался, а еще не пили, не ругались и ужин не спускали. Только проведя пять дней в темноте и тишине подвала, можно понять, как важна эта привычная связь с миром и как страшно нарушение порядка.
Поднявшись по ступенькам Глеб приставил ухо к люку. Все наверху было не так. И падала на пол не мебель, а что-то тяжелое, мягкое, корявое… Мешок с картошкой или труп.
Медлить было нельзя… Глеб соскочил вниз, схватил с верхней полки оружие в виде литровой банки с трудно определяемым содержимым и вернулся под люк, спрятавшись за лестницей. Единственное, что он прорычал для Татьяны: «Отвлеки его внимание».
Пронина скинула телогрейку, поправила то, что раньше было прической, расстегнула кофточку и чуть оголила плечи. Завлекающе, но в рамках приличия… Она успела зажечь еще одну свечу, когда люк открылся и незнакомый нахальный голос прорычал:
– Есть кто живой?
Ответа не последовало, но, видя горящие свечи, владелец торжествующего голоса начал спускаться.
Всего восемь ступенек. На предпоследней незнакомец остановился. Все его внимание привлекла миловидная женщина с широким декольте и еще более широкой улыбкой на грязном лице. Она начала говорить странные, несоответствующие обстановке слова:
– Проходите, мой дорогой. Не бойтесь меня… Я письмо собралась писать. Вы не подскажете наш точный адрес. Желательно с индексом… Идите ко мне поближе… Какая у вас борода! А очень старо вы не выглядите… Странная у вас форма. Вы лесник?
– В некотором роде… Вы Пронина?
– Да… Очаровательная у вас борода.
– А где же ваш друг? Где Славин?
Лесник очень удобно подставился. Славин выскользнул из-за лестницы и в момент последнего вопроса занес руку с банкой для удара… Можно было не отвечать, но Глеб оказался весьма вежливым человеком. Опуская с силой банку, он выкрикнул: «Славина ищешь? Я здесь!»
Возглас придал удару мощь и лесник рухнул.
Так на Пасху бьют друг об друга крашеные яйца. Сразу не разберешь, какое разбилось… Глухой треск мог принадлежать и банке, и голове, и им обоим вместе. Под вишневым вареньем не было видно ни раны, ни крови.
Глеб бросился к леснику и засунул руку под бороду, пытаясь нащупать пульс на шее. Там его не было… Не было пульса и на руке под ладонью… Глеб убивал первый раз в жизни. Он знал, что сейчас ему должно стать плохо… Пачкаясь в варенье, Славин заткнул старику нос. Труп поежился, кашлянул, широко раскрыл рот и вдохнул.
Кроме обильного слоя варенья было еще что-то странное на голове лесника. Кожа волосистой части бугрилась и отставала ото лба. Глеб даже подумал, что осколком банки он срезал скальп у бледнолицего старика.
Женский взгляд всегда примитивней, а потому надежней. Татьяна даже не
подумала об индейцах и скальпах, а как соскакивают парики, она помнила со школьного выпускного вечера… Резким движением она сорвала нахлобучку с головы лесника. Затем потянула за усы, потом за бороду.Без лишней растительности старик помолодел. Ему можно было дать лет тридцать. А если стереть искусственные морщины, то и все двадцать пять.
За работой Татьяна не заметила, как изменился Славин. Он втянул голову в плечи и стал похож на грифа, на орла, зависшего над своей жертвой. Лицо его стало злым и радостным одновременно – злорадостным… Он узнал парня. Это в него он стрелял тогда на пустыре! Это его мнимый труп он видел у Дона на кассете! С него начался шантаж и все остальные поездки и хождения по мукам.
Если банку на голову лесника Глеб опускал в здравом уме и трезвой памяти, то последние действия Сербский признал бы состоянием невменяемости… Глеб хватал с полок банки, отбрасывал пластмассовые крышки, выливал содержимое на мнимого лесника и приговаривал: «Получи, подлец, клубнички… А это что такое густое? Смородина? Получи, гад, черной смородинки… Мало? Огурчиками сверху украсим…»
Татьяна с трудом подтолкнула Глеба к лестнице. Он никак не хотел бросать приятное занятие…
Наверху их ждала приятная картинка: связанные, с пластырем на губах на полу сидели Казан и Серый. По глазам было видно, что они отчаянно матерятся.
Глеб присел рядом:
– Послушайте, господин Казан, где мои деньги? Я знаю, что они в доме. Где?! В этой комнате? В сарае? На кухне?
Казан издал мучительный стон.
– На кухне… В печке? В ящиках? В банках с крупой?
Казан застонал еще раз, а Глеб начал вспоминать названия круп:
– Геркулес? Манка? Гречка?
Казан уже не стонал. Он испуганно вслушивался и на гречке нервно замотал головой в разные стороны…
Через двадцать минут пара бомжей с земляными лицами и сладкими пятнами на одежде стояла на автобусной остановке… Хорошо их запомнила только кондуктор, получившая за два билета до Москвы стодолларовую бумажку…
В начале ночи Глеб и Татьяна были в Серпухове, в середине – в Протвино, а на рассвете залегли спать в маленьком дачном домике недалеко от Оки.
Трудно понять туристов. Большинство кучкуются в центре Вены около королевских дворцов и массивных памятников, а эти двое стояли на тихой улочке возле входа в почтенный банк и снимали что-то на видеокамеру.
Савенков говорил прямо в объектив:
– Понятно, что времени у вас было мало, но гид Клара не самая удачная фигура. Ваша Клара не украла наши кораллы. Мы почти сразу ее расшифровали… Мы с вашей Клары сорвали забрало. Все, что было в Зальцбурге, это шутка. Документы будут оставлены здесь, в Вене… В случае нашей смерти или других неприятностей венский адвокат поднимет страшный шум. Копии всего этого будут пересланы всем: от Таймс до Московского комсомольца, от Би-би-си до НТВ.
Савенков открыл кейс, продемонстрировал кассеты, папки, бумажки и направился к зданию банка.
Самолет приземлился в Киеве в полночь.
Первым по трапу поднялся майор в обычной пограничной форме только с трезубцем на кокарде. Он осмотрел салон, пошептался со стюардессой, которая грубо пальцем указала на Савенкова.
Майор запомнил внешность и после этого первый раз улыбнулся:
– За вами из Москвы приехали. Встречают у трапа, господин Савенков… Всем остальным приготовить паспорта. Проверять буду прямо у самолета!