Стратегия. Логика войны и мира

Естественный инстинкт заставляет экипажи атакующих бронемашин задерживаться в любом безопасном убежище, предоставленном им рельефом, а не продолжать продвижение в неизвестную местность, лежащую перед ними, против невидимого врага и его смертельных ракет. И тот же самый могучий инстинкт вынуждает пехотинцев бежать, а не удерживать свои позиции при виде безжалостно надвигающихся на них стальных монстров. И ракетные установки покажутся ничтожно слабыми и ненадежными, в противовес математической определенности того, что через несколько минут защитники будут раздавлены гусеницами надвигающихся танков и боевых машин пехоты, если не удастся их всех поразить, а этих нескольких минут недостаточно для того, чтобы быстро оценить реальное количество атакующих.

Преодолеть инстинкт самосохранения и сделать возможным участие солдат в реальном сражении позволяют три великих «неосязаемых фактора». Эти факторы все армии мира обычно культивируют посредством муштры на плацу (чтобы довести послушание до автоматизма), посредством речей, призывов, песен и флагов (чтобы внушить гордость.), а также посредством наказаний и наград: это личный боевой дух, групповая дисциплина и сплоченность подразделения. Важнейшим из этих решительно важных, но не поддающихся измерению факторов обычно является сплоченность небольшого подразделения, потому что готовность людей сражаться друг за друга выдерживает ужасающее воздействие битвы гораздо лучше, чем все прочие источники боевого духа.

Поэтому на тактическом уровне стратегии такие неосязаемые факторы, как мастерство, лидерство, боевой дух, дисциплина и сплоченность подразделения, образуют единое целое и обычно определяют исход боя. Вот почему оценки военного баланса сил, не заходящие дальше технического уровня, столь систематически оказываются ошибочными: сравнивая списки оружия с той и с другой стороны, они с соблазнительной точностью исключают из этого сравнения наибольшую часть целого.

Есть и еще один фактор, оказывающий сильное влияние в пределах любой тактической стычки: это удача, то есть счастливый случай и вероятность. Одной стороне крупно повезет, если солдаты другой стороны окажутся утомленными недосыпанием, заболевшими от испортившейся пищи, страдающими от истощения вследствие нехватки продовольствия или смертельно испуганными какой-либо прежней битвой. Не забудем и о климате. В Центральной Европе мгла или густой туман — обычное дело в течение многих месяцев в году. Благодаря этому танки и боевые машины пехоты могут внезапно появиться перед обороняющимися, почти не оставив им времени на то, чтобы выпустить хотя бы одну ракету, даже если обороняющиеся сумеют остаться на месте, а не сбегут, будучи деморализованы внезапным приближением невидимых ревущих бронированных машин.

Асимметрия нападения и отступления

Все, что идет в счет на тактическом уровне, имеет свои соответствия и в других видах военных действий: в небе и на море точно так же, как и на суше. Но влияют ли факторы местности, мастерства, лидерства, боевого духа и удачи одинаково на обе стороны? Поняв необходимость учитывать эти факторы, изменим ли мы те категорические суждения, которые делали, ознакомившись с боевыми характеристиками оружия на техническом уровне? Пересмотрим ли мы вывод о том, что пехота, вооруженная ПТУР, способна действовать весьма эффективно против советских бронетанковых войск, защищая Центральную Европу? Ответом на эти вопросы будет решительное «да».

Во-первых, потребности двух сторон неодинаковы. Советским бронетанковым войскам нужно лишь продвигаться вперед, чтобы выполнить свою задачу. Большинству экипажей пришлось бы лишь вести машины и стрелять из своего оружия через прицелы с узким обзором; при этом они были бы защищены от большей части устрашающих сцен и звуков боя бронированными плитами и ревущими двигателями. Чтобы двигаться в верном направлении и с толком использовать местность, необходимо, конечно же, лидерство, и его должны обеспечить младшие офицеры во главе колонн; но от экипажей бронетехники такой инициативы не требуется.

Напротив, находящаяся в обороне пехота с ПТУР не может приглушать свои инстинктивные реакции механическим ограничением поля виденья происходящего вокруг боя, для полноценного участия в бое ей нужно видеть и слышать происходящее. Ее солдаты должны оставаться активными и бдительными, чтобы обнаружить свои цели издалека, несмотря на мглу и туман и возможный дым, естественный или искусственный. Затем они должны спокойно взять цель на прицел и хладнокровно выбрать момент запуска. А это вопрос тонкий. Хотя огонь лучше открывать с самого дальнего расстояния, получается, что, чем длиннее дистанция до цели, тем вероятнее, что в ней появится «мертвое пространство», в котором наступающий танк может скрываться достаточно долго для того, чтобы избежать наведения летящей в него ракеты. После запуска оператор должен держать движущуюся цель на прицеле в течение долгих секунд полета ракеты (первые ракеты, запускаемые по принципу «выстрелил и забыл», начали производиться только сейчас). И в течение всей этой процедуры, от обнаружения до попадания, солдаты, управляющие ракетами, должны исполнять свои нелегкие задачи, в то время как все их чувства подвергаются атаке звуками и сценами битвы, и отвлечься даже на секунду — значит утратить контроль над летящей ракетой.

Если отсутствуют мощные укрепления, возникает огромная асимметрия в физической защищенности. Бронетехника уязвима лишь для ракет, для других танков и мин, но защитники уязвимы для всех видов оружия на поле боя: для пулеметов, минометов, гранатометов, танковых пушек и, что самое главное, для огня артиллерии поддержки, ведущегося впереди продвигающейся бронетехники. Вдобавок к смертям и ранениям, все эти виды огня могут вывести пехоту с ракетами из строя тактически, вынуждая людей искать укрытия, а не поражать цели.

В действительности против защитников работают не только их же собственные чувства, но и мысли. На продвигающееся подразделение бронетехники напирают сзади другие, идущие за ним вслед. Если не считать общего направления атаки, задача бронетанковых подразделений ничем не ограничена, и на решения их командиров и членов экипажа лишь в малой степени влияет структура противостоящей им защиты; о ней они знают очень мало и, конечно же, не могут вести подсчеты. Зато у защищающихся есть полная возможность производить соответствующие расчеты: даже при полной видимости максимальная дальность боя для них не превышает 4000 метров; если вражеская техника продвигается со скоростью всего лишь 15 километров в час, то у пехоты будет только 16 минут на стрельбу, прежде чем танки и боевые машины ее сомнут. А если видимость снижает дымка или, еще больше, туман, то боевое расстояние сокращается, а вместе с ним и время, предназначенное для стрельбы. В Центральной Европе даже показатели 1500 метров и шесть минут можно счесть излишне оптимистичными. Теоретически каждый ракетный расчет мог бы стрелять по новой цели каждую минуту — такое иногда делают на огневых стрельбищах мирного времени. Но в настоящем бою эта последовательность, от обнаружения цели до ее поражения, позволяет сделать максимум один выстрел в две минуты, причем техническая вероятность точного поражения выстрелом составляет 38 процентов, если никакой вражеский огонь не снижает эффективности действий расчета.

Поэтому защитники для того, чтобы решить, смогут они удержать линию обороны или же отступление — единственная альтернатива гибели или плену, должны оценить, сколько танков и боевых машин пехоты на них наступает. Если их больше, чем по одной машине на каждый ракетный расчет, переживший артобстрел и прямой огонь, пехотинцам придется осознать, что они утратят жизнь или свободу в ближайшие несколько минут. Поскольку в нашем условном случае врагом выступала Советская армия, и волею судеб защитники оказались перед ее колоннами, им следует ожидать худшего: танков и боевых машины пехоты в поле видимости может быть и не очень много, но это только начало — вскоре за ними появятся другие машины, и их будет больше. Это изобилие бронетехники — та самая причина, по которой концепция пехоты, вооруженной ПТУР, выдвинутая на первый план, может вылиться только в деморализующую тактическую ситуацию, единственным выходом из которой было бы не стоять на месте и сражаться, а выпустить ракету-другую и быстро отступить.

В силу всех этих причин первоначальный вывод, сделанный на техническом уровне, сильно изменился. Рассматривая столкновение на тактическом уровне, мы видим, что защитники уже не могут надеяться уничтожить танк, стоящий в сто раз дороже одной ракеты, затратив всего 2,56 ракеты, или боевую машину пехоты, стоящую по меньшей мере в 15 раз дороже одной ракеты, затратив всего 1,8 ракеты, и при этом добиться отличного соотношения в 1:39 для танков и в 1:8 для БМП. Часть пехоты вместе с ее ракетными установками, не успев вступить в схватку, гибнет под упреждающим огнем артиллерии и минометов, а также под прямым огнем; другая часть не способна обнаружить и поразить хотя бы одну цель в течение немногих минут боевого времени из-за поднявшегося дыма; третья часть теряет управление ракетами, уже летящими к цели, из-за ударной волны и шока от взрывов вокруг.

Так сколько же ракетных установок потребуется тогда в тактической реальности для того, чтобы уничтожить танк или боевую машину пехоты? Десять или двадцать, как подсказывает опыт Ближнего Востока? Или больше, потому что в Центральной Европе нет такой великолепной видимости? Поскольку различия в стоимости столь велики, стоимостное соотношение, пожалуй, останется благоприятным для ракетных расчетов, но уже не в таких значительных масштабах. Поэтому наш вывод, сделанный на тактическом уровне (пусть и предварительный), таков: концепция пехоты, вооруженной ПТУР, далеко не столь многообещающа, каковой она казалась поначалу на техническом уровне. И теперь мы знаем, что ее успех в чрезвычайно высокой мере будет зависеть от качеств людей, участвующих в битве. Неосязаемые факторы боевого духа, дисциплины и сплоченности всегда важнее в бою, чем факторы материальные, но в данном случае это особенно верно, потому что обороняющиеся должны выдержать куда больший стресс, чем нападающие, — такова знаменательная асимметрия, составляющая ключевой недостаток этой концепции.