Стратегия. Логика войны и мира

Однако до 2008 года поведение Китайской Народной Республики во внешнем мире в основном подтверждало «неестественные» правила парадоксальной логики, что подробно демонстрируют ее территориальные споры [209] . В 1960–1965 годах договоры о границах были заключены с Бирмой, Непалом, КНДР, Монголией и Афганистаном, после того как Китай уступил соответственно 82 %, 94 %, 60 %, 65 % и 100 % спорной территории [210] . В 1998 году, когда Китай был в гораздо более лучшем состоянии, он уступил 76 % спорной территории, чтобы заключить договор с Лаосом, и 50 % — по договору с Вьетнамом. Договоры о границах были также подписаны с Казахстаном в 1994 году (китайцы уступили 66 % спорной территории), Киргизией. в 1996-м (68 %), Вьетнамом в 1999-м (50 %) и Таджикистаном в 1999 году (96 %).

209

Taylor Fravel M. Strong Borders Secure Nation: cooperation and conflict in China's territorial disputes. Princeton University Press, 2008. Passim; and summary: Table 1.3. P. 46–47.

210

Пример вряд ли удачен. На китайских картах того времени «спорными» объявлялись, например, весь советский Дальний Восток и часть Средней Азии, но ни одного квадратного километра собственно китайской территории. В 1962 году КНР в ходе вооруженной агрессии захватила и удерживает до сих пор несколько тысяч квадратных километров индийской территории в Гималаях. — Прим, переводчика.

Казалось, готовность Китая к компромиссам едва ли не растет вместе с его относительной силой. Напротив, на море, где шансы Китая менее предпочтительны, чем на суше, споры вокруг Парасельских островов и островов Спратли остаются нерешенными и поныне [211] . Не урегулированы и территориальные споры с Индией, но в 1993 и 1996 годах были подписаны соглашения, нацеленные на то, чтобы отставить этот вопрос на задний план и развивать сотрудничество в других сферах; то же самое наблюдалось и по вопросу территориального спора с Японией по морской границе в духе обшей китайской линии «мирного роста» [212] (позднее ставшей более мягкой линией «мирного развития»), явной целью которой было ослабить сопротивление и сплоченность возможных соперников.

211

Это легко объяснить. Китай пытался вооруженным путем отторгнуть территории СССР (1969 год, остров Даманский) и Вьетнама (1979 год) и потерпел сокрушительное поражение. В Пекине понимают, что любая попытка грозить силой странам Средней Азии вызовет вмешательство России с ее ядерным потенциалом. По поводу же островов Китай спорит с Филиппинами, Индонезией и Тайванем — каждая из этих стран гораздо слабее КНР и не обладает ядерным оружием. — Прим, переводчика.

212

Впервые произнесено Зеинг Биджаном (Zheng Bijan) в 2004 году на Бао Форуме (Во'ао Forum) и более полно описано в Foreign Affairs (Sept./Oct. 2005):"China's Peaceful Rise to Great-Power Status".

Однако начиная с 2008 года китайская политика резко изменилась. Возможно, это было вызвано решительной переоценкой роли Китая в мире, вызванной западным экономическим кризисом, который, вроде бы, подтвердил правильность китайской экономической политики («пекинский консенсус») и одновременно сильно подпортил имидж демократического капитализма западного стиля. Но, вероятно, первопричиной стал просто взрыв высокомерия. В любом случае последствия всего этого были предсказуемы: самоуверенные утверждения, ироничные опровержения и резкие предупреждения стали более частыми в китайском официальном языке при комментариях международных проблем, что сопровождалось многочисленными разговорами на тему перехода Китая от «следования правилам» к «установлению правил» [213] . В неофициальных комментариях высших чиновников китайского МИД по поводу международных конференций все более преобладали надменная снисходительность или неприкрытая триумфальность.

213

Интересно, кто с точки зрения автора должен эти самые правила устанавливать? — Прим, переводчика.

Однако важнее то, что «спящие» длительное время китайские территориальные споры с Индией и Китаем были неожиданно оживлены в дополнение к и так актуальным морским спорам с Малайзией, Филиппинами и, прежде всего, Вьетнамом. В территориальных вопросах китайская дипломатия явно стала активнее. А в случае с Японией даже произошел драматический инцидент на море, закончившийся унизительным отступлением японцев [214] — и воздействие этого инцидента на японское общественное мнение было усилено последующим требованием МИД КНР принести извинения и выплатить компенсацию. Дело обстоит так, словно вопреки историческому опыту в Пекине поверили, что подобное поведение не имеет длительных последствий, что такие инциденты легко забываются, что тактика «сильной руки» в один прекрасный день сменится милым саммитом, который сгладит неприятный эффект. Это — иллюзия.

214

Было бы неплохо, если бы сама Япония последовала рекомендациям автора в территориальном споре с Россией. — Прим, переводчика.

Что касается исторических и юридических прав и неправд во всех этих спорах, они явно не имеют никакого значения в данном контексте. Важен только стратегический итог: сейчас, в январе 2011 года, большие слои общественности в странах, вовлеченных в споры с Китаем, уже смотрят на рост мощи КНР не с невозмутимостью, а напротив — с озабоченностью, тревогой и даже паникой. Правительства Индии, Японии, Южной Кореи, Сингапура и Вьетнама стали гораздо более бдительными, чем раньше, и больше внимания уделяют безопасности, чем торговле. А некоторые из них, хотя и осторожно, начинают сплачиваться против Китая.

То, что Индия, Япония и Вьетнам вместе взятые превосходят Китай количеством населения, экономической мощью и технологическим прогрессом, само по себе незначительно со стратегической точки зрения, потому что на горизонте не видно ничего, что напоминало бы трехсторонний альянс, да он и политически представляется не слишком возможным.

Но повторюсь — такой альянс не столь уж и необходим. Не случайно, что каждая из трех упомянутых стран в последнее время улучшила свои отношения с Соединенными Штатами, а один из американских талантов, который нельзя отрицать, заключается в тщательном строительстве, терпеливом поддержании и мягком лидерстве в многосторонних союзах год за годом, десятилетие за десятилетием [215] . Североатлантический блок, основанный в 1949 году, в любом случае является самым долгоживущим многосторонним альянсом в истории, и ему служит постоянная военно-командная инфраструктура (NATO). Вряд ли в Азии возникнет такая же организация или многосторонний формализованный альянс любого другого типа, но, опять же, это не нужно и даже нежелательно. Вполне достаточно чисто двусторонних договоренностей, открытых для присоединения других стран, начиная с Южной Кореи.

215

В «мягкости» и «терпеливости» США наглядно убедились Вьетнам, где американцы убили около 2 миллионов человек под лозунгом «Вбомбим узкоглазых в каменный век!», и Япония, против мирных городов которой США применили ядерное оружие. — Прим, переводчика.

Более того, в отличие от британцев, вынужденных сделать важные уступки по колониальным вопросам для того, чтобы создать свое «Сердечное согласие» (Entente Cordiale) в 1904 году — альянс с Францией, Соединенным Штатам не придется ничем жертвовать, чтобы безо всяких усилий взять на себя неформальное лидерство в возможной (и, конечно, открыто не провозглашенной) антикитайской коалиции, к которой наверняка присоединятся их исторические «англо-саксонские» союзники и, разумеется, Австралия [216] .

216

Автор чрезмерно оптимистичен — Австралия уже давно гораздо больше экономически связана с КНР, чем со своим историческим «англо-саксонским» союзником. — Прим, переводчика.

Против настолько широкой коалиции, которой не обязательно иметь жесткую структуру, чтобы быть эффективной — самое необычное преимущество любого альянса, — у Китая есть только один явный союзник: Пакистан, чьи народности можно так же легко разобщить, как австро-венгерские. Куба, Боливия, Эквадор, Венесуэла и Иран — если там сохранятся их нынешние правительства — тоже наверняка присоединятся к Китаю просто во имя антиамериканизма, но среди них только Эквадор является тихоокеанской страной, да и то не самой большой [217] .

217

По крайней мере, у всех перечисленных стран не было такого печального опята во взаимоотношениях с Китаем, как с США. — Прим, переводчика.

Только прибавление Российской Федерации к китайским союзникам будет иметь по-настоящему стратегическое значение. Соответственно, если Китай продолжит ту же линию поведения, что после 2008 года, и неминуемо создаст таким образом против себя коалицию, Москва станет настоящим глобальным дипломатическим призом, который будут обхаживать все страны — еще и потому, что Российская Федерация приведет с собой своих союзников из Центральной Азии.

До тех пока Запад будет третировать российское правительство за то, что она именно российское, а не скандинавское или американское, у Китая будет серьезный шанс на успех в этой борьбе, хотя даже русские стали для Китая озабоченным и насторожившимся соседом.

Ключи от успеха любой дипломатической комбинации могут быть в руках Индии, чьи постоянно меняющиеся правительства мудро и настойчиво отказывались сопровождать улучшение отношений с США отказом от проверенных временем связей с Россией и ее военной промышленностью. Напротив, даже когда Индия начала покупать американское вооружение, добавив, таким образом, еще одного поставщика к клонящимся к упадку европейцам и интерактивным израильтянам, она одновременно расширила контакты с российской военной авиационной промышленностью. Индия тратит на эти цели большие суммы — прекрасные инвестиции со стратегической точки зрения, так как системы совместного производства, например наследник многофункционального тяжелого истребителя «Сухой», не могут продаваться третьим странам без согласия обоих производителей.

Конечно, само значение любого стратегического альянса великих держав сегодня совсем иное, чем у его предшественников в 1914 году. Тогда это были реальные военные союзы, совместные начинания с целью мобилизации и использования на войне боевых сил. Их простое механическое взаимодействие могла преодолеть осторожная и искусная политика стран, которые попытались бы остановить сползание к войне. В 2011 году осторожности уже не так много, но ядерное сдерживание является прочным барьером на пути любой войны между ядерными державами, да и любых боевых действий, выходящих за рамки мелких инцидентов. Война как концепция еще имеет некую ценность только в качестве теоретической конечной цели военного планирования — в кругу великих держав, — но она не является реалистической перспективой.