Стратегия

Я моргаю, глядя на телефон, челюсть отвисает. Святое дерьмо. Елена в любом случает использовала те дизайны. Я говорила ей, что они плохие. И четко объяснила почему. Возможно, она приняла мои слова в противоположном значении.

Я ожидаю укол вины, но не чувствую его. Могу лишь покачать головой. Часть меня надеется, что Елена выучит этот урок. Но другая часть чувствует полное отсутствие интереса к тому, что с ней случится. Укравший один раз, украдет снова, - думаю я.

И отвечаю Алисе.

Я: Сгораю от любопытства.

АлисаВ: Позаботься о себе, малышка. Мы (и под нами я имею в виду всех смиренных работников) показываем Блум средний палец в отместку за тебя.

Я: Спасибо. Передавай всем (и под всеми я подразумеваю всех смиренных работников) мои крепкие объятия.

После этого откровения я ненадолго засыпаю. Затем звоню маме. Не могу вынести все это.

Хочу лишь спать, прятаться под мягким покровом одеяла, хоть и понимаю, что это неправильно. Знаю, и все равно не могу прекратить. Я отталкиваю Итана, игнорирую боль в его глазах. Игнорирую всех и все, даже мысли в своей голове.

Мои глаза жжет от слишком большого количества слез, а кожа кажется воспаленной, словно я вскоре разломаюсь на две части. Знаю, что веду себя чрезмерно сентиментально и драматично. Не могу так и дальше жить. Так что звоню маме.

Даже пока идут гудки, я потею и гадаю, почему должна позвонить ей. Она отвечает до того, как могу набраться мужества повесить трубку.

– Фиона, дорогая девочка, - говорит она вместо приветствия.

– Привет, мам.
– Мой голос дрожит, а глаза жжет.

– Я собиралась позвонить тебе и сообщить, что забронировала рейс, так что скоро приеду повидаться.

Я сжимаю телефон.

– Нет. Не делай этого. Прошу.
– Втягиваю воздух.
– Еще сложнее от того, что вижусь с вами, ребята.

Тишина словно клещи сжимает нас.

– Шон сказал, что ты попросила его уйти. Он был очень расстроен.

– Я не хотела ранить его чувства, мам. Просто не могла справиться... ни с чем.

– Ты не хочешь, чтобы с тобой нянькались, - говорит она.
– Я понимаю. Больше, чем ты думаешь.

Уродливые воспоминания всплывают на поверхность, о том, как мама закрывалась в своей комнате после многочисленных шумных сплетен насчет папы. И это в некотором роде было смешно, потому что его измены не удивляли абсолютно никого, в том числе ее. Но публичное унижение было слишком сильным.

– Не знаю, как пройти через это, - говорю я, пока слезы наворачиваются на глаза.

– Просто сделай это.
– Ее голос нежный, успокаивающий.
– Пройдет время, и все станет проще.

– Я пыталась выйти из дома, но люди смотрели на меня...
– Мой желудок сжимается, когда вспоминаю, как пялился на мою грудь курьер, что доставлял заказ Итана, пока я с ним расплачивалась.

Итан подошел через секунду, аккуратно встав передо мной и заплатив парню. Он не сказал ни слова. Не пришлось. Было очевидно, что ужасный парень-курьер был в секунде от риска получить кулаком в живот. Он мигом забрал деньги и практически убежал.

Возможно, приятно, что Итан защищает меня, словно большой медведь, но он не может быть рядом все время. Да и не может изменить мысли людей.

Некоторые мудаки репортеры опубликовали фото, где я целую Джейдена - тот глупый трюк, что имел место, кажись, вечность назад - и теперь они называют меня охотницей за сокровищами, одной из таких женщин, из-за которых плакала моя мама и ходил налево папа. Меня не должно волновать мнение незнакомцев. Но я с ужасом осознаю, что меня оно волнует.

Мама снова начинает говорить, возвращая меня к к настоящему.

– Почему бы тебе не прилететь в Лондон?

– Я не знаю...

– Никого здесь не волнует американский футболист. Ты могла бы расслабиться. Можем заняться рождественским шопингом, выпить горячего пунша, возможно, сходить на мюзикл.
– Это кажется такой замечательной идеей, что я снова плачу и сморкаюсь. Я так скучаю по маме. Скучаю по тому, чтобы почувствовать себя ребенком, ощутить ее заботу, когда самые крупные мои заботы состояли в своевременном выполнении домашки и том, позволит ли она мне съесть печенье после школы.

Голос мамы мурлычет, действуя на меня, словно расплавленный сахар.

– Подумай об этом, дорогая.

Я закрываю глаза и делаю вдох.

– Ладно.

Глава 41

Декс

Я НАХОЖУ ФИ на кухне. Она не пьет и не есть, и не готовит ничего. И это меня беспокоит. Ей не свойственно стоять на месте, глядя в никуда.

Фи - это свет и любовь. Счастье и смех. Даже когда она спокойна, все равно мерцает. Но сейчас этот свет пропал. Она бледна и тиха. Ее волосы утратили сияние, свисая вокруг ее красивого лица.

Мне хочется подойти к ней, притянуть ближе. Но когда прикасался к ней, она вздрагивала. И это ранит меня слишком сильно, так что сейчас не рискую.

– Привет, Вишенка.

Фи моргает, словно я вытянул ее из тумана раздумий.

– Эй. Ты был на тренировке?

– Нет. Просто сидел какое-то время во дворе.

Моя от природы любопытная девочка спросила бы почему. Дрю прав, мне нужно вытолкнуть ее из этого состояния. Даже если придется перебросить ее через плечо.

– Я разговаривал с Дрю.

Она морщится, ее плечи опускаются.

– Дай угадаю, обо мне.

– Он хотел узнать, как твои дела. Он волнуется о тебе, Фи.

Но она лишь качает головой.

– Ты знаешь, что облажался, когда предпочитаешь, чтобы никто о тебе не волновался.

– Ты ведь не имеешь в виду то, что говоришь.

– Почему же, - кричит она, ее глаза полны жестокости и холода.
– Я была бы счастлива, если бы никто никогда в дальнейшем не спрашивал, как у меня дела.

Теперь моя очередь поморщится. Потому что я задаю ей этот вопрос каждый день. Я назойлив, раздражая ее своей заботой. Выражение лица Фи говорит мне, что именно так она и считает.

Моя голова начинает пульсировать вместе с сердцем. Я провожу рукой по бороде, не зная, что еще, на хрен, сказать.

Фи проводит пальцами вдоль жилок мраморной столешницы.

– Я тоже разговаривала по телефону. С мамой.

Я встречался с мамой Фи дважды. У Фи ее цвет волос, но Айви больше похожа на мать чертами лица. Я с нетерпением жду возможности встретиться с ней в роли парня Фи, но не думаю, что они разговаривали об этом. Инстинктивно мне хочется что-то делать.

Фи бросает на меня взгляд.