Страж неидеального мира

– Витя… Мне страшно.

Парень, вздохнув, прикоснулся к узкой ладони японки, которая показалась ему обжигающе-ледяной. Девушка в ответ выдавила подобие улыбки.

С самого утра, когда они покинули здание вокзала, с лица возлюбленной не сходило совершенно затравленное выражение. Хиросима, в которой родилась и выросла Кэйко, не имела ничего общего с тем городом, в котором они оказались.

И теперь они сидели в одном из многочисленных городских кафе и пытались освоиться в этом новом мире. В одночасье окружающая реальность стала чуждой и непонятной. Виктор, как мог, пытался отвлечь японку от невеселых мыслей, но получалось так себе. Может быть, потому, что он и сам никак не мог выгнать из головы далекую Волгу, на берегах которой раскинулся Царицын. Утопающий в зелени город, где никогда не будет построена «Родина-мать». Вместо колоссального монумента, среди трехэтажных опрятных домиков уютно расположилась гостиница «Галиция». На улице, названной в честь генерала Чапаева, первым ворвавшегося на улицы Берлина.

– Жизнь продолжается, да? – на губах японки появилась, наконец, робкая улыбка. Похоже, она все-таки оправилась от потрясения. И, наконец, обратила внимание на стоявшую прямо перед носом чашку. После первого же глотка Кэйко скорчила недовольную гримаску.

– Остыл?

– Угу. А ты-то чего смотришь букой? – Девушка потянулась было за многострадальной ложкой, но, повертев ее в руках, сунула обратно в чашку.

– А я за компанию, - отшутился Виктор. – Да и ночью снилось черт-те что.

Приснился ему цесаревич Николай, которому так и не пришлось стать Самодержцем Российским. Несостоявшийся император долго смотрел на Виктора тяжелым взглядом, полным горечи. В молчании убитого наследника сквозила безнадежная обреченность. И, лишь когда тишина стала совсем уж невыносимой, цесаревич, наконец, нарушил безмолвие, сказав всего одно слово:

– Спасибо.