Страждущий веры

Пришлось побыстрее вытирать рот и снова спешить следом. Минуло ещё несколько часов однообразной дороги. Я зевала на ходу и ни на что внимания не обращала. Думала только о том, как бы поскорей выбраться наружу и поспать хотя бы пару часов, пускай даже под холодным сиянием звёзд уходящей осени.

Вейас замер, и я со всего маху налетела на его спину.

— Что стряслось? — спросила, потирая ушибленный нос.

— Развилка, — Вейас перевёл факел вначале на большую галерею, уходящую влево, а потом на меньшую — вправо.

— Но в сказании о развилке ничего не было! — я понимала, что глупо обижаться на историю Майлза, она, вероятно, сильно исказилась за время, что передавалась из уст в уста, но от досады я ничего не могла с собой поделать.

— Конечно, не было. Через пещеру же шёл слепой… на ощупь, наверное, поэтому никакой развилки не увидел.

— Должны были увидеть другие! Что же теперь делать? Не возвращаться же обратно.

Вейас повёл плечами. До перевала далеко, сезон бурь вот-вот начнётся — точно на скользких камнях убьёмся.

— Попробуем наугад, — выдал брат. — Ты у нас счастливая, так что и выбирать тебе.

— Чтобы всю вину потом на меня спихнуть?

Паршивец невинно похлопал глазами и улыбнулся. Что ж, делать нечего — баб всегда к медведям первых отправляют. Такова, видно, женская доля. Я потопталась на месте и совершенно безо всякой уверенности шагнула в меньшую галерею. Она почему-то показалась мне более уютной. Послушная лошадка привычно ступила следом.

— Погоди, я метку оставлю, чтобы не заблудиться.

Вейас поднял с пола камень и принялся выцарапывать на скале у прохода крест. Земля под ногами задрожала. Моя лошадь испуганно всхрапнула и взвилась на дыбы. Не успев выпустить поводья, я полетела на пол.

— Лайсве! — закричал Вейас.

С потолка с жутким грохотом посыпались камни. Я прикрыла голову руками и больше ничего не видела.

Пришла в себя в кромешной тьме. Ни огонька, ни звука рядом.

— Вейас!

Ответило лишь разнёсшееся гулом эхо.

Я умерла? Стала тенью на том берегу Сумеречной реки и буду бродить здесь, не узнавая никого из родных, в полном одиночестве до скончания времён! Страх точил сердце ледяными когтями, по спине катились струйки пота. Кряхтя, я приподнялась на локтях и села, упёршись спиной в бугристую стену. Надо успокоиться. Что там говорили древние мыслители? Я чувствую, значит, существую. Содранные коленки и локти саднят, с разбитого лба течёт кровь. Я жива! Пока…

— Вейас! — без надежды позвала ещё раз — не помогло.

Надо куда-то идти, кого-то искать, но без факела я запнусь об камень и размозжу себе голову окончательно. Страх затаился на время, но я ещё ощущала его ледяное дыхание на затылке. Это мешало думать. Душили всхлипывания, по лицу текли солёные ручейки. Ведь не хотела я плакать вовсе! Утёрла лицо рукавом и заставила себя подняться, придерживаясь за стенку. Шагнула вперёд, осторожно проверяя ногой пол. Ещё шаг, и ещё. Обострившийся в темноте слух уловил глухое рычание. Рокот водопада? Не может же здесь медведь спать в самом деле. Охрани, милостивый Дуэнтэ!

Мелькнул огонёк, как отсвет факела.

— Вейас? — я спотыкалась и сбивала ноги об невидимые в темноте камни. Огонёк исчез. — Вейас, погоди, я здесь!

Сорвалась на бег — отчаянно не хотелось оставаться одной в темноте. Я всё-таки не удержалась и упала. Думала, точно проломлю череп, но меня подхватило ласковое рыжее пламя. Я подняла голову и уставилась в огромные синие глаза.

— Ты вернулся за мной?

Руки закопались в лохматую гриву. Огненный зверь благостно заурчал и опустил передние лапы обратно на пол. Света от огненной шерсти было намного больше, чем от факела. Теперь я видела пол и стены на несколько саженей впереди. Как в своём давнем сне я взобралась зверю на спину. Он понёс меня стремительными скачками по петляющему тоннелю. Тугие мышцы перекатывались подо мной, взведённой тетивой натягивалась спина и выстреливала семиаршинным прыжком. От восторга перед его мощью и скоростью спирало дыхание.

— Больше я тебя не отпущу, слышишь? — возбуждённо выкрикнула я, совсем не соображая, что и кому говорю.

Зверь замер посреди огромного зала, сплошь изукрашенного искристыми самоцветами. По бокам рос лес из каменных колонн. Пол, где лежал мой зверь, покрывали мохнатые шкуры: медвежьи и волчьи. Я скатилась на них по плюшевому боку. Распласталась, чувствуя, как всё существо наполняет нега. Зверь навис надо мной, пристально заглядывая в глаза. Что нашло на меня, я и сама не знала. Разум отдалился в глубины сознания, тело действовало само. Я обняла зверя за шею и поцеловала мохнатую морду. Как же приятно: касаться его щекочущей шерсти, прижиматься теснее, почти сливаясь. Пламя перетекало в меня — я чувствовала его под кожей. Впервые в жизни чужое существо так щедро делилось со мной теплом и силой. Тело пленилось судорогами удовольствия. Я утопала в огненном море, от пяток до макушки, всеми свои чувствами и мыслями в нём. Больше меня не существовало — было лишь колыхающееся в беспрестанном танце пламя. Повсюду!

Увядшие лепестки опали и истлели. Я лежала посреди шкур нагая, ощущала пронзительный холод мокрой от пота кожей и сосущую пустоту внутри.

— Зверь! Зверь! — взывала я, но без толку.

Он исчез. Теперь, должно быть, навсегда.

Живот скрутило и начало распирать. Внутренности сжимались и рвались наружу. Вспышки непереносимой боли то повторялись через каждое мгновение, то затухали, и я погружалась в измученную полудрёму. И снова разрывалась на части. По ногам заструилось что-то вязкое, липкое. Стремящееся высвободиться от бремени тело разверзалось пополам. Оттуда из самой сердцевины на свет выбиралось нечто жуткое, беспроглядное.

Я лишилась чувств, а когда пришла в себя, уже полностью одетая лежала у костра, на котором кипел котёл. Похоже, у меня снова было видение. Ласковая ладонь провела по моей щеке. Вейас? Наверное, он очень переживал. Я повернула голову. Это был кто-то другой. Сгорбленный, ветхий и тёмный, будто сотканный из ночи. Пришлось напрячься, чтобы вспомнить, что это та самая вёльва, которая помогла нам с братом изменить судьбу.

— Тяжёлая доля тебе выпала, деточка, — хрипела она, продолжая гладить мою щёку крючковатыми пальцами. — Хочешь, я всё обратно поменяю? Жених у тебя будет всем на загляденье — сильней и благородней вовек не сыскать. А уж как любить станет! Как ни одну женщину ещё мужчина не любил. Дети, достаток, гордость рода — всё, как ты хотела. Даже больше: молельни и приюты для сирот откроешь, пример другим покажешь — людям по всему Мидгарду жить легче станет.

Почему она такой доброй и жалостливой стала? И эти прикосновения… не старческие вовсе. Вёльва зачерпнула из котла полную чашу и протянула мне:

— Я сварила твою судьбу, выпей. Не бойся, теперь она будет слаще молодого вина.

Я послушно приняла чашу, повертела её, грея руки. Разглядывала. Будто живая внутри клубилась чёрная дымка. Вкрадчивый шёпот проникал в уши сладким ядом:

— Выпей! Будь с нами. С нами хорошо. Мы любим тебя.

Напевные слова завораживали. Я притянула чашу к губам. Голоса зашептали стремительней и яростней:

— Забудь о том, кого ищешь. Прими нашего бога. Сделай его их богом.

Из чашки высунулась тонкая щупальца и потянулась ко мне. Наваждение как рукой сняло. Не раздумывая, я отшвырнула зелье и подхватила лежавший рядом меч. Во время путешествия брат учил меня разным приёмам, а заодно тренировался сам — другого партнёра по спаррингу у него не было. Сейчас я была готова столкнуться с врагом лицом к лицу. Замахнулась на отступившую к костру тёмную вёльву. Неуловимым движением старуха выхватила клинок из складок собственной одежды. Как он там уместился? Парировала удар. Меч держала уверенно, словно и не старуха вовсе. Мы закружились в стремительном танце в такт музыки скрещивающихся клинков. Я сражалась с трудом, нанося самые сложные удары из своего арсенала. Вёльва отбивалась играючи. Да и не дралась всерьёз, совсем как подкупленные папой поединщики. Боялась меня задеть ненароком. Это сбивало с толку, бесило неимоверно. Коротким движением я отвела в сторону клинок противницы и бросилась наутёк. По петляющей между каменными сосульками тропе в кромешную тьму ещё одной галереи.