Страждущий веры

— Выпьешь? — Асгрим протянул флягу с согревающим напитком.

Микаш мотнул головой, не отрывая взгляда от огня:

— У меня и так внутри всё горит и кружится.

— Из-за девчонки, так? Понимаю. Будь она из наших, я бы тоже влюбился. Есть в ней что-то...

— Огонь. Он сжигает меня изнутри. Ни думать, ни делать ничего не могу, только следовать за ним, как привязанный, пока он не спалит меня дотла. Никогда не думал, что такое возможно. Да ещё из-за кого? Из-за взбалмошной принцесски, которая меня презирает. Остальные дамы, которых я видел, были бездушными куклами, а эта живая, как редкий нежный цветок. Настолько хрупкий, что, кажется, коснёшься его, и лепестки опадут прямо на подставленную ладонь. Он умрёт, а я не смогу жить без него. Но всё равно каждый раз, когда она подходит на расстояние втянутой руки, во мне огнём вспыхивает желание дотронуться. Настолько больно, что хочется вырвать сердце из груди.

— Бедолага, — усмехнулся Асгрим. — Она совсем не такая хрупкая, как кажется на первый взгляд, поверь. Поговори с ней — станет легче.

— О чём? Как сеять рожь и пасти коз?

Микаш перевёл взгляд на плотный комок одеял и шкур, завернувшись в которые она спала в обнимку с братом. Он и сам дико хотел спать. Только она преследовала его даже в мире грёз.

***

Ничто не длится вечно — только наша дорога. Буран стих, и мы смогли ехать дальше. Я истосковалась по солнечному свету, даже по тому, от которого печёт и режет глаза. Теперь мы старались не подниматься высоко, а шли вдоль петляющих пустых зимой речных русел. Кряжистые хребты и густые хвойные леса защищали от ветра и снегопада. Горы понижались. Асгрим говорил, что вот-вот начнётся более простой участок — плоская тундра с редкими невысокими холмами. Там ветрено, но нет шансов свалиться в ущелье или попасть под лавину. На расстоянии одного перехода друг от друга стоят деревянные домики-зимовья, где можно ночевать и пережидать непогоду. И никаких пещерных медведей!

Микаш больше не подходил и не смотрел в мою сторону. Вей тоже присмирел, но всё ещё поглядывал на здоровяка волком. А во время занятий телепатией был настолько невнимателен, что допустил меня к мыслям о том, как ему хотелось высечь Микаша розгами. Я слышала о том, что к простолюдинам в Сальвани и южных провинциях Норикии применяли жестокие наказания за проступки и даже без оных, просто по желанию высоких лордов, но у нас в замке такого не случалось ни разу.

Пока я читала Вея, он, по всей видимости, успел прочитать меня. Оборвал связь и печально вгляделся в глаза:

— Я похож на Йордена, да? Когда обманывал селян, был мелочным и слабовольным, и сейчас тоже... Даже зависть не могу унять, тупую, бессильную.

Я вытаращилась и замотала головой:

— Нет-нет, ты совсем не такой. Все люди иногда ошибаются. Главное — учиться на своих ошибках и не поддаваться дурным мыслям. Я тоже иногда хочу ударить Микаша, но в такие моменты вспоминаю, насколько он жалкий. Даже со всей своей силой ему никогда не стать тем, кем можешь стать ты, Стражем. Используй его, попроси тренироваться с тобой. Он согласится, потому что знает, что его дело — служить, а твоё — повелевать. Видел, как легко мне удалось его победить? Действуй так же.

— Он тебе нравится? — словно не слышав моих слов, спросил Вей.

— Я же говорила, что нет. Почему ты все время повторяешь этот вопрос? Будь Микаш хоть властелином всего Мидгарда, я бы его никогда не выбрала.

Хрустнул под ногами снег. Я обернулась и успела заметить скрывшуюся за елями широкую спину Микаша. Сейчас была вторая большая днёвка в Окаёмном лесу, за которым начиналась тундра. Чтобы во время занятий нас не отвлекали, мы отошли в сторону от лагеря. Я думала, мы одни, но, оказывается, здоровяк продолжал ходить за нами, как привязанный. Так ему и надо! Будет знать, как подслушивать.

Вейас рассмеялся горько и обречённо. Совершенно по-сумасшедшему. Только мой ошалелый взгляд заставил его опомниться:

— Идём. Хватит уже на сегодня.

— Я сейчас, только в кустики сбегаю.

Не знаю, зачем я его искала. Хотела попросить прощения? Думала, что он поможет брату? Глупо все это.

Микаш отыскался по разносившимся по всему лесу гулким ударам. Он стоял у толстенной сосны, непонятно как выросшей посреди сплошняком елового леса, и колошматил кулаками толстый ствол, обсыпая себя снегом. Обострившимся за недели в темноте нюхом я уловила запах крови и подошла поближе.

— Что ты делаешь?

Он развернулся так резко, что снег с его плеч полетел мне в лицо. Я закрылась руками и отступила на шаг.

— Обтёсываюсь, разве принцессочка не этого хотела? — склонив голову набок, заявил он. Я увидела его сбитые чуть ли не до мяса костяшки и отвернулась. — Что ж ты взгляд отводишь? Моя кровь не такая, как у вас, тоже слишком грубая, слишком много земли и пота?

Он сунул свои кулаки мне под нос.

— Прекрати паясничать, — я оттолкнула их и смерила его презрительным взглядом.

— Принцессочке не нравится? Принцессочка воротит нос? Ах, что же мне, рождённому служить червю, сделать, чтобы принцессочка была довольна? Порхать вокруг, как птичка, и петь песни сладким голоском? Или, может, мне раздеться на морозе и побыть случным бычком? Попользуетесь и выбросите, когда надоем.

Я даже подумать не успела. Ладонь сама впечаталась в его щёку с такой силой, что загудела от боли. Микаш пошатнулся и уставился на меня совсем как тогда в пещере. Что если он и вправду, как Петрас? Я испуганно сглотнула. Микаш вдруг бухнулся на колени и ухватил меня за ноги.

— Простите меня, простите, моя принцессочка. Высеките меня, если я вас обидел. Велите мне самому себя высечь, — его глаза стали совсем шальными. Я попыталась вырваться, но он меня удержал. — Моё оскорбление слишком ужасно? Его нужно смыть кровью? — Микаш вложил в мою руку собственный клинок и приложился к лезвию шеей. — Ну же, рубите! Я всего лишь вещь, предназначенная служить. Без воли и чувств. Слишком тяжело? Тогда велите мне самому выпустить себе кишки.

Его хватка ослабла. Я попятилась и выронила меч. Как гадко-то!

— Ты больной!

— Как скажете, принцессочка, — скривил рот в одну сторону Микаш, поднимаясь с колен. Видимо, представление закончилось.

— Не называй меня так. Я дочь лорда, а не короля. Моё имя Л-а-й-с-в-е. Достаточно легко, чтобы такой недоумок, как ты, мог запомнить.

— Фу! Оно тебе не идёт. Мне больше нравится прицессочка, — похабно ухмыльнулся он, подбираясь ближе.

— Оно означает свобода, и оно единственное, что мне идёт!

Микаш замер и потупился. Я смогла его удивить? Значит, ничья. Что за странная у нас игра: наступаем, отступаем, а потом снова… по какому уже кругу?

— Извини за то, что наговорила там. На самом деле я так не думаю.

— А что ты думаешь?

— Ничего, то есть, возможно, кому-то ты покажешься привлекательным и милым со всеми этими… — я взмахнула руками, изображая все его грубые выходки.

— И мне не обязательно никому служить?

— Ты ведь сам сказал, что не придумал ничего лучше, кроме того, чтобы идти за нами. К тому же все кому-нибудь служат: ордену, королю. А повелевают, по-настоящему повелевают лишь боги.

Он хмыкнул и сложил руки на груди.