Стражи границы

— Вы не обидитесь, господин, если я вам скажу, что вы выбрали не лучший способ передвижения? — вежливо спросил Сева.

Худой человек обернулся, явив удивленным верхневолынцам сызмальства немытое лицо, опустился на колени и обнял ноги Всеволода.

— Так тебе и надо, Севушка, — мстительно заметил Яромир.

— Благородный господин, — хрипло проговорил странный человек, — я — послушник. Под руководством своего наставника я изнурял себя работой — днем валил лес, ночью — работал на огороде. Так я прожил шесть лет…

— И за все шесть лет ни разу не помылся, — поморщившись, подсказала Джамиля.

— Это входило в послушание, госпожа, — подтвердил человек. — Теперь же мой наставник сказал, что монастырь сделал для меня все, что мог…

— Вернее ты для монастыря, — вставил Янош.

На эту подначку послушник не отреагировал и продолжил с той же точки, — … и я теперь должен найти себе господина и служить ему до смерти. И чтобы найти его, я должен выйти спиной из этого храма и служить тому, на кого я наткнусь. Если хозяин будет давать мне еду и одежду за услуги, так тому и быть, если же нет, значит скорее наступит моя смерть.

— Прекрасно, — одобрил Яромир. — А зачем?

— Что — зачем? — переспросил послушник.

— Зачем тебе потребовалось ввязываться в эту историю с послушничеством?

— О, это чтобы избавиться от дальнейших перерождений, господин. Если бы я совершал подвиги в этой жизни, то следующее перерождение могло бы сделать меня Буддой.

О перерождениях верхневолынцам уже доводилось слышать от Пушьямитры, так что они понимающе покивали. А Яромир продолжал выспрашивать.

— А что, жизнь такая плохая штука, что ты хочешь избавиться от перерождений?

— Вы не поняли меня, господин. Сделавшись святым, я обрел бы бессмертие и стал бы господином своей судьбы.

— Но ты же об этом не узнаешь, — продолжал недоумевать Яромир. — Насколько я понял, перерожденные не помнят своих прежних инкарнаций. В этом и есть вся суть. То есть ты жил, но ты об этом ничего не знаешь. Поэтому, может ты вовсе и не жил, какая, в сущности, разница.

— Но Будда помнит свои прежние жизни, — возразил послушник.

— Избави меня бог от такого знания! — искренне воскликнул Яромир. — Тут за одну-то жизнь накопилось проблем и воспоминаний, не знаешь куда деваться, а если обретешь святость где-нибудь на тридцатом рождении? Это что же, помнить все огорчения, накопленные за тридцать жизней? Да от одного этого руки на себя наложишь, и никакое бессмертие не понадобится!

— Почему огорчения? — возмутился послушник.

— Ну, если для тебя ходить грязным и голодным, да еще и работать день и ночь — радость, то у нас с тобой разные представления о счастье.

— Это делается для благой цели, — возразил послушник.

— Пожалуйста, — развел руками Яромир, подхватил Милочку и пошел дальше. К его ужасу, послушник двинулся следом за ними.

— Что делать будем? — поинтересовался Всеволод.

— Ты хотел проводника, ты его и получил, — огрызнулся король. — Вот только прикажи своему новоявленному слуге немедленно помыться, одеться в чистое и пожрать. А то мне от нашего недолгого разговора дурно сделалось.

Всеволод кивнул.

— Эй, тебя как зовут?

— Миндон, господин.

— Веди нас туда, где можно купить какую никакую одежонку!

Новоявленный слуга кивнул и проковылял вперед.

Яромир поморщился.

— Полечить бы его, да его руку ко рту поднести страшно. Боюсь, у меня ничего не получится — гадливость одолеет.

— Я полечу, — вздохнул Всеволод. — Вот только мы его сначала помоем и оденем.

На первый случай, верхневолынцы решили не привередничать. Они купили первые попавшиеся им под руки штаны и рубашку, единственным достоинством которых была чистота, и вернулись на корабль. Там Всеволод отрядил двоих своих ребят, и они пошли в душ для низших чинов отмывать будущего святого. Одежду же его пришлось попросту сжечь. За участие в этой процедуре оба получили денежную премию от Яромира, и, не смотря на щедрость последнего, с удовольствием уступили бы и деньги и привилегию помыть послушника кому-нибудь другому. Впрочем, надо отдать ребятам справедливость. Прежде чем взяться за дело лично, они заставили дважды вымыться Миндона. А вот в целях борьбы с насекомыми, послушника попросту обрили.

Когда чисто вымытого, тщательно побритого и пахнущего дезодорантом и лосьоном после бритья послушника привели в кают-компанию, он показался верхневолынцам еще тщедушнее, чем был. Видимо, грязь несколько маскировала выпирающие ребра. Он был одет в свободные штаны, держащиеся на нем, благодаря одолженному одним из телохранителей ремню, просторную рубаху, болтающуюся на нем, как на шесте в огороде и бос. Об обуви второпях не подумали. Ну да ничего, палуба чистая, а завтра все равно в город идти.

— Ну как? — поинтересовался Яромир. — Ты, часом, не смыл с себя заодно и святость?

— Нет, господин, я же мылся по приказу господина, значит это входит в послушание.

— Следовательно, эта непривычная водная процедура скорее прибавила тебе святости, чем отняла? — уточнил Яромир.

Послушник поклонился в знак согласия.

— Вот и отлично, — одобрил Яромир. — Севушка, прикажи своему слуге мыться, бриться и дезодорантиться дважды в день. Впрочем, волосы на голове он может отрастить и тоже мыть хотя бы раз в день по вечерам. И причесывать.

Всеволод кивком подтвердил приказание Яромира и подошел к Миндону. Тот еле стоял на ногах и был уже в крайней стадии истощения. Если бы не это, лицо его было бы вполне приятным. Орлиный нос, брови дугами, черные глаза. Вот только дело портили ввалившиеся щеки.

Всеволод взял со стола нож и проткнул палец своего слуги, чтобы выдавить каплю крови. Кровь не шла.

— У него истощение, Севушка, — вздохнул Яромир, — Попробуй разрезать запястье.

— Зачем? — удивился Миндон.

— Мы еще не ужинали, — объяснил Яромир. — И, в конце концов, тебе-то какая разница? Ты на послушании? Вот и послушничай!

Но Миндон и не думал супротивничать. Он переступил босыми ногами, протянул руку и отвернулся, чтобы не видеть, что с ним будут делать. Всеволод сделал аккуратный надрез на запястье послушника, проглотил каплю крови, еще каплю взял в рот и мысленно проговорил формулу соединения.

— Дыши, — приказал он Миндону и принялся делать ему искусственное дыхание изо рта в рот.

Через пару минут он прекратил свое занятие, снова взял в рот каплю крови, причмокнул и дохнул на запястье. Ранка затянулась.

— Иди, вымой руки и возвращайся, — приказал Всеволод и попросил накрыть на стол.

— Чего-нибудь диетического? — понимающе проговорил кок.

— Чего-нибудь плотного и сытного, — хмыкнул Всеволод, — Сейчас он чувствует зверский голод. Такой, что всех нас готов сожрать. Так что тащи побольше мяса. Если остался суп, тащи и его.

Когда Миндон вернулся в кают-компанию, на столе уже стояла дымящаяся тарелка с супом, большой кусок вареного мяса и какие-то тушеные овощи. Миндон поклонился и стоял, с вожделением принюхиваясь к еде. Яромиру стало дурно, и он отвернулся.