Стражи границы
Шрифт:
Но Милочка напрасно опасалась моей ревности. Я не усомнился в своем отцовстве ни на минуту. Дело в том, что, по моему глубокому убеждению, человек всегда верит в то, во что хочет. И всегда найдет оправдания и доказательства, подкрепляющие эту уверенность. Можно надеть на жену пояс целомудрия, по крайней мере, так делали крестоносцы, и приставить к ней вооруженную охрану, чтобы та сопровождала жену, когда она отлучается из общей спальни хоть на минутку и быть несчастным. А можно принять за непреложную истину, что жена будет тебе вечно сохранять верность и быть счастливым. Для себя я выбрал второй вариант. И сейчас я просто пытался привыкнуть к мысли, что я буду отцом. Впрочем, к этой мысли
До сих пор я считал, что мы все ведем довольно здоровый образ жизни. Но вот насколько он подходит для беременной женщины? Можно ли ей так много гулять, не повредят ли ей межизмеренческие переходы, стоит ли ей дегустировать непривычную еду? Боюсь, что все дни, что дал мне на адаптацию Сунь У-кун, я изводил своих более опытных друзей этими вопросами. В самом деле, и Всеволод и Лучезар и оба его помощника были уже отцами. И Венедим сказал, что у него есть дети. Так что всем им пришлось временно переквалифицироваться в консультантов по вопросам матери и ребенка.
Впрочем, Венедим уже через день прислал Милочке врача. Хотя, по-моему, этого врача он предназначил скорее мне. Чтобы врач успокоил меня, прописал Милочке оптимальный режим дня, за которым я буду наблюдать и оставлю своих друзей в покое. Кроме того врач — это оказалась очень милая женщина примерно моего возраста, оставила мне толстую книгу, о правильном поведении будущих родителей в этот период, которую я принялся изучать сам, отчаявшись заинтересовать ей мою Милочку. Причем, я настолько увлекся этим вопросом, что посвящал ему каждую свободную минутку. Милочка даже говорила, что я стал жутким занудой и она, оказывается, не того боялась. Я и в самом деле изведу ее, только не ревностью, а заботой. Впрочем, сочувствия она ни от кого не добилась. Наши друзья только добродушно подшучивали над нами обоими.
Вот и сегодня, готовясь к предстоящей встрече с прекрасным царем обезьян, я старательно собирал жену. Небо покрыли тучи, а сентябрьское солнце не такое уж и теплое. Опять-таки, а вдруг дождь? В результате, кончилось тем, что Венедим заглянул с утра к Всеволоду и опять застал там всех, кроме нас с Джамилей…
— Доброе утро, — вежливо проговорил страж. — Я — Венедим. Что, Яромир еще не встал?
— Встал, — усмехнулся Всеволод. — Я заглядывал к нему с полчаса назад. Яромир был занят важным государственным делом — сдувал пылинки со своей жены.
— Дело и впрямь немаловажное, — засмеялся Венедим. — Но все же, Всеволод, поторопите его. Сунь У-кун прибудет через час, невежливо будет заставлять его ждать.
— А он не присоединится к нам за завтраком? — поинтересовался Всеволод.
— Нет, — страж замерцал, наверное, Венедим покачал головой.
— Хорошо, иду.
— Я подожду вас в столовой…
После завтрака Венедим отвел нас на станцию в просторную комнату в левой стороне коридора. Сначала он хотел подождать Сунь У-куна на улице, но пошел мелкий, моросящий дождик, не очень холодный, но зато очень противный, я закутал Милочку в плащ и принялся открывать зонтик, и Венедим предложил пройти в дом.
— Знаете, господа, — признался страж, — Трехмерные дожди доставляют нам довольно существенные неудобства. Так что экскурсии я отменяю до улучшения погоды, а поговорить мы можем и в помещении.
Венедим привел нас в комнату, которая отличалась от прочих комнат станции, в которых мы уже побывали, наличием окон, и ушел, сказав, что ему нужно предупредить служащих, где нас искать. Мы устроились на удобном диване, стоящем у стены, и стали сосредоточенно ждать. Черт побери, я никогда по-настоящему не надеялся, что встречусь с Сунь У-куном, и тут, когда до встречи осталось несколько минут, я не мог сосредоточиться
ни на чем другом. Дверь комнаты распахнулась, и голос Венедима вежливо предложил кому-то войти. И вот в комнату зашла худощавая обезьяна непонятной породы, искусно вырезанная из желтоватого камня (интересно, из какого?), зачем-то прикрытая халатом из тяжелого шелка и в кожаных башмаках. Не буду говорить за всех, потому как я пялился на обезьяну не отрываясь, но у меня челюсть отвисла чуть не до колен. Каменное лицо вдруг сложилось в смешливую гримаску и обезьяна явственно захихикала.— Хи-хи-хи, господин Яромир, ну сколько живу, но с такой реакцией встречаюсь впервые! Вырезан я из желтого нефрита, а насчет породы, честно говоря, я и сам толком не знаю. Больше всего я похож на обезьяну Ху-сунь, питающуюся кедровыми орехами. Халатом же я прикрыт, потому как вырезан я со всеми натуралистическими подробностями, а с вами дама.
Я попытался закрыть рот, но у меня ничего не вышло. Я даже оказался не в силах встать, хотя мне очень хотелось подойти к каменной обезьяне, обойти ее со всех сторон и потрогать.
Обезьяна звонко стукнула себя руками по ляжкам и снова расхохоталась.
— А вот как я двигаюсь, это разговор особый, — проговорил Сунь У-кун, в ответ на мои мысли. — Да придите же в себя, господин Яромир!
Я встал и сделал шаг навстречу скульптурной обезьяне. Нет, когда я читал в книге про ожившую каменную обезьяну, я, почему-то никогда не представлял себе ходящую и говорящую статую. Хотя, если подумать, то не мог же я ожидать увидеть нормальную мартышку!
Сунь У-кун кивнул головой, подошел поближе к дивану и присел на задние лапы. Я обошел его со всех сторон, рассматривая и с трудом удерживаясь, чтобы не ощупать. Красивый, желтовато-серый камень кое-где пересекали коричневые полоски. Интересно, где Сунь У-кун раздобыл такой большой кусок нефрита? Или он полый внутри?
Каменная обезьяна снова захихикала. Когда она смеялась, черты ее лица словно подергивала рябь. Я понял, что прекрасный царь обезьян задействовал для перемещения в пространстве магию измерений.
Сунь У-кун вытянул руку.
— Можешь потрогать, — разрешил он.
Я нерешительно протянул свою руку, как вдруг услышал от двери голос Венедима. Я даже не обратил внимания, что он вошел.
— Вы сейчас полностью трехмерны, господин Сунь У-кун? Яромиру не стоит прикасаться к многомерным тварям.
Я настолько забалдел от такой постановки вопроса — причислить прекрасного царя обезьян к тварям! Это додуматься надо! — что оторвал, наконец, взгляд от каменной обезьяны и посмотрел на Венедима. Он был в своем естественном, то есть восьмимерном облике.
— Не удивляйся, — снова захихикал Сунь У-кун. — Я сотворен, значит, меня можно причислить к тварям, если рассматривать слово «тварь», как объект творения и рассматривать его в данном контексте исключительно применительно к моей телесной оболочке. К существам же меня причислить нельзя хотя бы по той простой причине, что я не существую. По крайней мере, в таком виде, какой вы наблюдаете в настоящий момент. Да, Венедим-то прав. Ты можешь меня коснуться, Яромир, но только когда я не буду двигаться.
С этими словами, каменная обезьяна застыла, и я потрогал ее руку. О, паньгуань побери, обычная каменная рука. Статуя, без признаков жизни. Подсознательно я ожидал ощутить биение пульса, но, помилуйте, откуда пульс в камне?
Я убрал руку, и Сунь У-кун кивнул.
— Вы правы, Яромир, пульса нет. Причем уже очень много лет. Садитесь, Яромир. О чем вы хотели меня спросить?
Я несколько пришел в себя.
— Прежде всего, я хотел поблагодарить вас за помощь. За то, что нам всем будет позволено покинуть границу.