Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Стражи Красного Ренессанса
Шрифт:

Журналист: И вам удалось заставить людей мобилизоваться?

Кашин: Во — первых, не мне, а нам, всем тем, кому надоел вечный беспредел, во — вторых, никто особо никого мобилизоваться не заставлял. Нужен просто ориентир и некий процент населения, согласный перенаправить свою энергию в нужное русло, остальные намагнитятся сами собой. Так было всегда и во все времена.

Журналист: И таким ориентиром стал национал — советизм?

Кашин (смеется): Вы опять за свое? Опять пытаетесь навязать политическое клише. Вот подойдете вы к грузчику Ване Долбину и скажете, товарищ, будь с нами, с левоцентристскими умеренно радикальными анархо — синдикалистами. Что он вам ответит? В лучшем случае ничего. Это в лучшем случае. Простому человеку нужна простая цель: твой враг тот-то,

он виноват в том-то, твой друг тот-то, он сделает для тебя и твоих детей то-то, поэтому будь с нами, поддерживай нас и уважай нас.

Журналист: То есть любая простая мобилизующая концепция всегда подразумевает наличие не только друзей, но и врагов?

Кашин (разводит руками): А как вы хотели? Люди в массе своей одинаковы, и их не переделать. Не мы первые, не мы последние, кто пользовался, пользуется и будет пользоваться такими методами, дружбой против кого-то. Мы сказали: ваши враги либералы, ваши враги этнонацисты, мы ваши друзья, и мы знаем как.

Журналист: И вам поверили?

Кашин: Когда нечего есть, обостряется вера. Олигархат подвел страну к тому краю, когда ее могло спасти только чудо и вера в это чудо.

Журналист: Кирилл Константинович, но в таком случае, не кажется ли вам, что вы превратили тех же либералов в козлов отпущения, в своеобразных "евреев". Не схожа ли такая политика с немецким нацизмом?

Кашин: Если схожа, то лишь поверхностно. Нацисты уничтожили многих евреев, которые ментально евреями не являлись, и не несли абсолютно никакой опасности Третьему Рейху. Нацисты убивали мнимых врагов. Либералы же — реальные враги, они превратились в обслугу глобального капитала. А главный враг финансистов, тот, кто может помешать движению капиталов, — это национальное государство, которое опирается на традиции населения с ним связанного. Поэтому либералы враги своих народов: русского, китайского, немецкого, турецкого и любого другого, в том числе и американского.

Журналист: Не буду с вами спорить. Но все же можно ли всех стричь под одну гребенку? Я понимаю вашу нелюбовь к политическим клише и, тем не менее, среди либералов есть свой левый и правый фланг.

Кашин: Что ж, придется вам ответить "политическим" языком. В нашем скорбном двадцать первом веке те, кто присвоили себе гордое имя "либерал", окончательно очистились от национализма, социализма и прочих " — измов", в результате чего они перестали идентифицироваться с помощью координаты "левый — правый", однако у них осталась другая ось: "верхний — нижний". Ты верхний, если являешься финансистом, членом совета директоров транснациональной корпорации, президентом развитой страны или, на худой конец, крупным чиновником в каком-нибудь валютном фонде; ты нижний, если ты третьесортный политикан, рукопожатый журналист, марширующий с радужным флагом педераст, оголтелый национал — гомосексуалист, проституирующий блогер или, на худой конец, недалекий креакл, лайкающий посты этих самых графоманствующих жопников. Периодически вся вышеперечисленная братва устраивает публичные БДСМ — сессии, в которых покорные рабы, подставляя жирные задницы под плети, тщательно вылизывает ноги, сфинктеры и гениталии своих хозяев. И те и другие получают от таких садомазохистских забав незабываемое удовольствие. А тех, кто не участвует в подобных играх и даже отказывается на них смотреть, сабы и их строгие господа искренне считают ванилью, которая не в Теме. И какая разница, скажите мне, товарищ журналист, между левым и правым мазохистом? Может в том, что именно они кричат, когда их страпонят? Один: "Да здравствует человек труда!", а другой: "Хайль Гитлер!" Но это не вопрос ориентации, ибо ориентация у них одна, это вопрос дискурса. Это вопрос ролей, которые они играют во время сессий. Я знал либерала, который играл роль коммуниста и развалил сверхдержаву. Я знал либерала, который играл роль демократа и расстрелял парламент. Я знал либерала, который играл роль патриота и превратил собственную страну в сырьевой придаток. Наконец, я знал либерала, игравшего роль националиста, и чуть не уничтожившего собственный народ. Теперь вы понимаете, о чем я?

Журналист (смущается):

В общем, да. Однако объяснили вы это скорее не "политическим", а "порнографическим" языком.

Кашин: Это одно и то же. Именно поэтому мои статьи, посвященные политике, полны нецензурной лексики и нелицеприятных сравнений. В конце концов, рекомендую прочитать вам обзор "От Константина Кавелина до Алексея Навалина: ложь, пиздеж и провокация отечественной либеральной мысли" и у вас в голове все встанет на свои места.

Журналист: Обязательно почитаю. Кирилл Константинович, большое вам спасибо за интересный разговор и за то, что нашли для нас время.

Кашин (улыбается): Пожалуйста. Мне не жалко, я на пенсии.

* * *

Покинув иллюзорум и спустившись на лифте в комнату обслуживая, Петр Георгиевич, почувствовал некоторое облегчение. Впрочем, на дежурный комплимент Алисы Берген, он лишь сухо улыбнулся. Речь старой датчанки казалась куратору неразборчивой и бессмысленной. Он не слышал и не слушал ее. Из головы никак не шли слова покойного диктатора: "Мы взяли на себя вины больше других. Намного больше и добровольно! И это наш крест".

Ионов подошел к окну, посмотрел вниз. Памятник Прометею, попирающему поверженного Зевса, стоял на своем месте. Вечный мятежник с вечным огнем и глиной, из которой делаются смертные люди с вечными неразрешимыми вопросами в головах. Антихрист, поднявший бунт и обрекший на гибель человечество, ибо разгневанные боги устроили всемирный потом. Стоила ли непокорность того?.. и ведь в его честь возводят монументы.

Дальше метрах в пятидесяти от памятника стоял огромный киберстенд. На экране на фоне развевающегося красного трехзвездного флага появилась надпись: "Не стабильность, но устойчивость, не суета, но динамика, не эффекты, но эффективность. Россия, которую мы приобрели".

Петр Георгиевич тяжело вздохнул. Где-то сзади продолжала говорить датчанка. Сегодня она была болтлива. Конечно, ее можно понять — закончились мучения, работа выполнена на отлично, пришла пора расслабиться. Но куратор не чувствовал себя победителем…

— …как вы считаете, Петр? — донеслась до него последняя фраза.

— Что? — Ионов повернулся и посмотрел на женщину.

— Мы могли бы отметить, как вы считаете? — повторила она.

— Алиса, скажите, — на миг куратора охватило нечто похожее на панический страх, но он справился с собой, — а разве Прометей не близок с Люцифером? Он ведь тоже богоборец?

Сперва датчанка смутилась неожиданному вопросу, растерянно улыбнувшись, но затем она произнесла, как и всегда, ровно и спокойно:

— Петр, я бы сказала, что этот миф близок к христианским мотивам. Прометей близок к Иисусу.

— В самом деле? — удивился Ионов.

— Да, — кивнула Алиса Берген, и глаза ее сияли такой невинной чистотой, что у куратора невольно сжалось сердце, — Прометей означает "провидец", "тот, который мыслит наперед". Это значит, что когда титан похищал огонь у богов, он предвидел, что будет наказан, что будет страдать во имя блага людей. И он пошел на мучения. Так же как и Христос.

— Вы очень умная женщина, — сказал озадаченный Ионов.

— Ну что вы, — засмеялась датчанка, — это не мои мысли, я их где-то прочитала. И до нас Прометея сравнивали то с Люцифером, то с Христом неоднократно.

— Да, — согласился Петр Георгиевич, — все повторяется, вечные вопросы, вечные метания, вечные мучения…

Куратор уже думал откланяться, но потом решил, что не стоит обижать Алису, и если она хотела посидеть после хорошо проделанной работы в какой-нибудь кафешке, то почему бы и нет.

— Так что вы там говорили насчет того, чтобы отметить окончание чтений? — как можно вежливее спросил он.

* * *

Петр Георгиевич держался уверенно и заставил себя быть веселым, пока сидел в ресторанчике недалеко от МГУ-2 вместе с Алисой Берген и ее учеником двадцатипятилетним аспирантом Семеном. Но теперь, расплатившись с таксистом и оказавшись один на один с массивной дверью подъезда, куратор почувствовал, как его душа вслед за городом погружается в тяжелый сумрак.

Поделиться с друзьями: