Стрелки Аустерлица

Пока эти друзья-приятели по питерским кутежам разговаривали, австрийцы тоже вышли из штольни наружу. И их оказалось гораздо больше, чем мы с Леопольдом поначалу предполагали. Нашим взорам предстал почти целый пехотный взвод из двух десятков стрелков, а последним вышел достаточно моложавый высокий офицер, майор с большими рыжими усами, сопровождаемый двумя унтер-офицерами. Поняв, что произошла ужасная ошибка, из-за которой они вступили в перестрелку с союзниками, все австрийские стрелки смотрели на нас как-то виновато.

А усатый майор сказал по-немецки:

— Перед вами третий батальон фузилеров пятого пехотного Моравского полка. Все, кто остались. Мы отступали сюда от самого Аустерлица. Последнее сражение мы дали французам возле города Злина. Потом пытались уйти в горы.

К моему счастью, память князя Андрея отлично сохранила и знание немецкого языка. Потому я все понял. Даже отметил про себя, что майор, судя по его произношению, был австрийцем из Вены. А еще я памятью князя помнил, что полки в армии Австрийской империи комплектовались личным составом по территориальному признаку, каждый — в районе своего расположения. То есть, комплектование производилось из местных жителей, проживающих в окрестностях того населенного пункта, где полк располагался. И в военное время штат полка набирался достаточно быстро, поскольку на службу призывали рекрутов. Тогда как в мирное время австрийские полки пополнялись, в основном, добровольцами.

Мы с виконтом представились. Представился и австрийский майор, которого звали Вильгельм фон Бройнер. Он оказался бароном, младшим отпрыском благородного семейства, довольно известного в кругах австрийской аристократии, но обедневшего. Внимательно оглядев своими крупными холодными серыми глазами стального оттенка меня, одетого по-прежнему в трофейную форму полковника французской армии, он высказался весьма неодобрительно, даже оскорбительно:

— Никогда бы не подумал, что встречу русского князя переодетым в форму неприятеля. Я считаю, что вы не только уронили, тем самым, собственное достоинство дворянина, но и совершили воинское преступление! И это именно по вашей вине, а не по моей, произошла вся вот эта перестрелка, в результате которой мои солдаты подстрелили ваших лошадей, а ваши солдаты убили четырех моих солдат и еще двоих ранили! И это отвратительно и несправедливо, потому что мы, между прочим, прикрывали отступление ваших русских войск, когда ваш хваленый Кутузов убегал от французского маршала Даву!

— Можно подумать, что сами вы не сбежали от французов, оказавшись здесь, — подначил я рыжего австрийца.

На что он зло сверкнул глазами и продолжил обвинять:

— Не скрою, что и наш полк тоже бежал вместе с другими. После Аустерлица все мы, и наши, и ваши, попали в ужасное положение на левом фланге. На узкой дамбе под огнем французских пушек, которые простреливали всю местность с захваченных неприятелем высот, творился какой-то кошмар. Там собралось тогда так много наших и ваших войск, что будь у кого-нибудь из генералов воля собрать их в кулак, можно было бы остановить французов возле прудов и плотины. Но, вместо того, чтобы выстроиться в боевые порядки и дать бой неприятелю, войска бежали. Никакой осмысленной обороны генералы не наладили и даже не пытались. Вот и создалась ужасная давка у плотины Аугеста.

Там наша союзная армия превратилась в паникующую толпу, в которую ударяли ядра, посылаемые французскими артиллеристами, выкашивая множество людей. И все это происходило на моих глазах. Наш полк переправился с ужасными потерями, потеряв всю артиллерию. Несмотря на это, возле прудов мы все же попробовали организовать оборону. Разумеется, все было тщетно, французы давили массой. И мы вынужденно отходили под их натиском. Но, наш потрепанный полк все-таки выбрался из той мясорубки, не сдавшись в плен, как многие другие.

Потом начался дождь и быстро стемнело. А солдаты обеих наших армий продолжали бегство. Нас же генерал Михаэль фон Кинмайер оставил прикрывать отход. И с нами вместе отход прикрывали ваши кавалеристы Багратиона. Это были единственные союзнические силы, которые на тот момент сохранили боеспособность. В это время конница маршала Мюрата преследовала и громила русский обоз, который от Аустерлица отходил на Ольмюц и дальше на северо-восток. И нам еще повезло, что Мюрат, увлеченный этим занятием, не обрушился на нас. Мы же прикрывали отступление основных сил Кутузова, которые отходили в направлении на юго-восток к городку Гединг.

Перейдя реку Мораву по мосту между Гедингом и Голичем, русские двинулись дальше в направлении Венгрии. Мы же остались для прикрытия, а потом, выдержав сражение с передовыми силами Даву возле этой переправы, мы сожгли мост, и остатки нашего полка отошли на Злин. Но, французы продолжали преследовать наш полк. Настигнув нас своей кавалерией возле этого городка, они сходу разгромили все наши оставшиеся батальоны возле Злина. А те немногие, кто спасся из наших, рассеялись и бежали через леса и горы.

И вот мы добрались с таким трудом сюда, надеясь отсидеться в горах, а тут появились вы и прикончили героических австрийских солдат, которые прикрывали отход вашей русской армии! Кстати, последнее, что мне о вашей армии сообщили перед тем, как я потерял всякую связь со своим командованием, так это то, что ваши генералы совсем предали нас, австрийцев, заключив перемирие с Наполеоном ради того, чтобы французы не мешали русским отступать к своим границам через Венгрию. Так что очень плохие из вас получились союзники!

— Можно подумать, что вы, австрийцы, лучше! Да вы побежали от французов и все пролюбили еще раньше нашего. Ваш замечательный фельдмаршал Мак, помнится, бесславно капитулировал в Ульме, имея армию в сорок тысяч штыков, а потом ваш славный князь Ауэршперг сдал неприятелю вашу столицу Вену без единого выстрела, позволив французским батальонам беспрепятственно пересечь мосты через Дунай, — вставил я.

После моих слов австрийский барон выглядел еще более разъяренным. Брызгая слюной, он снова бросил мне в лицо обвинение:

— И, тем не менее, я настаиваю, что вы, князь, совершили преступление! Вы создали всю эту ужасную ситуацию с перестрелкой между нашими отрядами, введя меня в заблуждение своим переодеванием в форму французов, в результате чего погибли мои солдаты! И я требую от вас сатисфакции.

Тут неожиданно вмешался виконт Моравский, стоявший рядом со мной. Он сказал:

— Остыньте, барон! Мы пробираемся по местам, которые захватили французы. Они враги и вам, уроженцам Вены, и нам, моравам, и русским в равной степени. И князь Андрей действует хитростью единственно по той причине, чтобы сохранить наши жизни. По дороге сюда наш отряд выдержал серьезное сражение с эскадроном французских гусар. Вражеские всадники рыщут повсюду. И никакого перемирия пока незаметно. Мы же стараемся пройти мимо французов, прикрывшись их шинелями, захваченными в бою, потому что для сражения с сильным противником на открытом месте у нашего отряда просто не хватит сил…

Я же не собирался уступать заносчивому усатому австрийцу, а потому сказал ему, глядя прямо в глаза:

— Вы оскорбили меня, майор. Я же считаю все произошедшее недоразумением, в котором моей вины нет. Да, это несчастный случай, повлекший перестрелку и смерти солдат. Но, на войне бывает всякое, в том числе и дружественный огонь, приводящий к жертвам. А мы, позвольте напомнить, на войне. И потому, если вы не извинитесь немедленно, то я, как оскорбленная сторона, приму ваш вызов и имею право выбрать оружие, которое решит наш спор кровью одного из нас.