Стрелки Аустерлица

— В этой повозке очень сильно трясет. Возможно, князь, у вас найдется для меня какая-нибудь лошадь? Верхом ехать и то приятнее, чем здесь, — пожаловался Леопольд.

— Подумаю, что можно сделать, — произнес я, окидывая взглядом пузатую тушу моравского предводителя и прикидывая, что весит он слишком много, чтобы его смогла достаточно долго выдерживать любая из наших лошадей.

Потом я спросил его о том, о чем собирался:

— Подскажите, виконт, а есть ли дорога из вашего замка дальше на восток? Я что-то не вижу ее на карте. Да и карта покойного Ришара обрывается как раз на ваших владениях.

Толстяк сначала замялся, потом ответил как-то неуверенно:

— Дорога есть. Но, она плохая, через горы.

— Иными словами, у вас там тупик? — уточнил я.

— Нет, не совсем. Но, место уединенное. Это так, — сказал Леопольд.

Мне это не слишком нравилось. Я опасался, что местный аристократический «Сусанин», предложивший гостеприимство в качестве компенсации за свое преступление, совершенное им, когда по пьяному делу выпустил наших французских пленников, заведет нас куда-нибудь не туда. Но, другого выхода, как только идти в замок Леопольда Моравского, сейчас не имелось. Назад после стычек с французами у нас пути не было.

И потому отряду надлежало двигаться только вперед, поверив в добрые намерения виконта. Как и в то, что он не врет относительно состояния своего замка. И, конечно, мне совсем не хотелось обнаружить в пункте назначения какие-нибудь убогие руины вместо настоящей крепости, где можно переждать опасность и расположить на отдых отряд. Если же замок окажется подходящим, то там под защитой стен мы сможем, хотя бы, переждать еще около двух недель до заключения мирного договора между Францией и Австрией.

Про этот договор, капитулянтский по своей сути для австрийцев, подписанный в самом конце 1805 года в Пресбурге, который когда-то потом переименовали в Братиславу, я помнил из прочитанной истории Наполеоновских войн. По условиям мира Австрия обязалась выплачивать Франции очень большую сумму, исчисляемую в десятках миллионов, в качестве контрибуции. К тому же, за Францией признавались существенные территориальные приобретения за счет земель Австрийской Империи. А в сторону Парижа из Австрии отправлялись многие тонны военной добычи: больше сотни тысяч одних только ружей и почти две тысячи пушек.

Этот мирный договор стал для Австрии весьма унизительным. Впрочем, австрияков, конечно, мне жалко не было. Ведь это их генералы предложили нашему государю Александру тот самый негодный план битвы, который и привел наши союзнические силы к разгрому. И именно они после Аустерлица нагло предали союзников по Третьей коалиции государств, ведущих войну против Франции, когда австрийский император Франц побежал на поклон к Наполеону уже через день после сражения. И всю тяжесть предательства Австрии испытала на себе Россия. Ведь, после решения австрийского императора заключить сепаратный мир с Наполеоном, Третья антинаполеоновская коалиция развалилась, а Франция значительно усилилась. Вот только не помнил я точно, что там по Пресбургскому мирному договору надлежало сделать с русскими, оказавшимися на территории Австрии?

Насколько я знал, только в одном Аустерлицком сражении французы захватили в плен тысячи наших солдат, но, кажется, их всех вернули России в качестве военнопленных. Или нет? Эти вопросы меня, естественно, сильно волновали. И я не мог предвидеть, что, на самом деле, будет с нами дальше, если мы останемся в границах Австрии с оружием? Разоружат нас насильно? Пленят, чтобы отправить в Россию? Или же нас просто убьют? От вчерашних союзников, переметнувшихся на сторону врага, можно ожидать чего угодно.

Глава 3

Получив указания от князя Андрея, поручик Федор Дорохов мчался на своем поджаром трофейном коне по кличке Гарсон, сопровождаемый всадниками Степана Коротаева. Тучи разошлись, и зимнее солнце, приближаясь к зениту, висело в небе, ярко освещая вокруг горный пейзаж, припорошенный снегом, но почти не грея. Хотя с утра и наблюдалась оттепель, отчего снег, лежащий в лесу предгорий на деревьях и в подлеске, все больше превращался в кашу.

И это, разумеется, затрудняло маневрирование. В такую хлябь на лесные тропинки лучше было и не соваться. А если сунешься туда на лошади, то быстро продвигаться не сможешь. Придется спешиваться и идти пешком по размокшей снежной каше. И потому Федор приказывал всадникам пока придерживаться дороги. Она была каменистой, и небольшой слой талого снега, который с каждым часом становился все тоньше, превращаясь в воду, почти не мешал лошадям скакать по ней. Ведь дорогу строили с умом, так, чтобы талая вода, или же вода дождевая, стекала с нее, не застаиваясь на поверхности.

Умели в Европе строить. Но, умение это имело свои причины. Ведь климат европейцам достался гораздо мягче, чем россиянам, вот и могли они позволить себе тратить значительно больше денег на строительство, экономя их на обогреве. Во всяком случае, в предгорьях Карпат, где сейчас находился отряд, в середине декабря все еще не было настоящей зимы, к которой Дорохов привык в России.

Федор наконец-то выспался, чувствуя себя бодрым и снова полным сил. Ему повезло во вчерашнем бою не получить ран. Причем, на его теле не появилось даже ни одного нового пореза после боя на саблях с французскими гусарами. А они считались противниками очень опасными. И Федор прекрасно понимал, что ему сильно повезло. Ни одной царапины после сшибки с противником лицом к лицу! Редкая удача! Тем более, что он сам вчера убил троих французов. Одного пристрелил из пистолета, а еще двоих зарубил в конной свалке.

Так что настроение у Федора было хорошим. Хотя и не все шло гладко. Ведь впереди снова замечены проклятые французы! А Дорохов ненавидел французов за то, что те считали себя умнее других, навязывая всем остальным свои взгляды: так называемую демократию, народную власть, которую, якобы, принесла их Французская революция. И теперь они искренне считали, что освобождают другие страны Европы от угнетения монархий.

Вот только, как-то забывали французы, что сам их любимый Наполеон Бонапарт объявил себя год назад, в декабре 1804-го, не кем-нибудь, а императором! Почему же он себя монархом провозгласил, если французы борются с другими монархиями за равенство всех людей? Этот вопрос Дорохов, отлично зная французский язык, часто задавал самим французам, если представлялась такая возможность, как, например, перед Шенграбенской битвой. Но, не имелось у французов ясного ответа на этот вопрос. Потому что самозванец у них, а не император!

А в России император настоящий, потомственный. Но, Дорохов не питал иллюзий и в отношении императора Александра. Знал Федор, что получил Александр власть по той причине, что его отец император Павел стал жертвой заговора. И ходили слухи, что сын причастен к этому убийству, что Александр — отцеубийца. И пусть доказательств тому не имелось, но известно же всем, что дыма без огня не бывает. И потому Дорохов Александра уважал не слишком сильно. Разумеется, избрав стезю военного, Федор был готов отдать жизнь за царя и Отечество. Но больше все-таки именно за Отечество, чем за царя.

Дорохов вообще мало кого уважал. Кумиров для него не существовало. Федор хоть и был дворянином из старого аристократического рода, но небогатым. Его мама когда-то в молодости служила фрейлиной при Екатерине Великой. Но, те времена остались в прошлом. Связи матери при дворе исчезли вместе со сменой монархов. А отец давно умер, оставив долги. Потому сейчас жила их семья в небольшой квартирке всего с парой слуг, да еще и сестру Дорохова злая судьба «наградила» уродством, горбом на спине. И когда Федор вспоминал о своих родных, ему всегда делалось грустно.