Стрелки Аустерлица

Ради попытки завести влиятельных друзей, Дорохов и подружился с богатым Анатолем Карягиным, который жил, что называется, на широкую ногу, разбрасываясь деньгами. Тем не менее, Федору удалось поставить себя в отношениях с этим княжеским сынком и баловнем судьбы так, что Анатоль зауважал Дорохова. Более того, люди из того круга молодежи высшего общества, в котором вращался Анатоль, узнавая Дорохова поближе, начинали уважать его больше, чем самого Карягина. Никто не догадывался, что, на самом деле, для Дорохова все это общение с «золотой молодежью» было игрой и позерством. Оттого он научился так виртуозно играть с ними во все их игры, почти всегда обыгрывая этих туповатых увальней. А сколько бы Федор ни выпил в их компании, он никогда не утрачивал ясности рассудка.

Постепенно он сделался вместе с Анатолем Карягиным главным героем светских сплетен и знаменитым столичным повесой. И все равно, Дорохов чувствовал себя в этом обществе молодых кутил неким лазутчиком, которому необходимо втереться в доверие к неприятелю, чтобы добраться до чего-то заветного. В его случае до какой-нибудь высокой должности с приличным «кормлением», которая позволит выбраться ему самому из нищеты и обеспечить семью. Но, путь к этой цели был тернистым. Ведь то, что сходило с рук богатому Анатолю, чья семья пользовалась самыми высокими связями, отнюдь не сходило с рук Федору. Вот его и разжаловали в рядовые после очередной глупой выходки, в которой он участвовал только ради того, чтобы в очередной раз самоутвердиться перед тем же Карягиным.

Хорошо еще, что за Федора похлопотал князь Андрей. И Дорохов очень ценил этот факт. Ведь князь выхлопотал возвращение ему чина поручика совершенно бескорыстно, да еще и по своей собственной воле. И такое отношение со стороны этого малознакомого человека дорого стоило. Ведь этот князь имел репутацию справедливого офицера и талантливого военачальника. Не зря же его приблизил к себе сам Кутузов.

И сейчас, гоня своего коня по дороге впереди всадников Степана Коротаева, Федор со стыдом вспоминал о том, что поначалу, обнаружив в замке Гельф, который его стрелки-семеновцы взяли с наскока, князя Андрея, он не желал сразу подчиняться ему. И это, конечно, было ошибкой. Дорохов признавал, что поступил тогда скверно, желая не допустить князя до командования отрядом, боясь потерять собственную власть. Впрочем, князь Андрей оказался настолько великодушным человеком, что все простил и не злился на Дорохова.

И теперь Федор старался, как мог, чтобы оправдать доверие Андрея. Оттого и вызвался поручик возглавить разведку. Если раньше он пытался завоевывать авторитет в глазах Анатоля Карягина, то теперь с не меньшим рвением прилагал усилия, чтобы завоевать авторитет в глазах князя Андрея, видя в своей новой службе вместе с ним для себя отличный шанс продвинуться в дальнейшем. «Надо только до России добраться, а там, глядишь, князь Андрей подсобит занять хорошую должность, которая навсегда избавит от бедности и от унижений», — так рассуждал поручик, ведя за собой небольшой отряд конников, выданный ему в усиление князем Андреем.

А еще князь Андрей не был похож на всех других военачальников, которых довелось до этого лицезреть Дорохову за все время военной службы. Волконский отличался тем, что не старался казаться героем для окружающих, как это обыкновенно изображали из себя другие офицеры его звания и положения. Этот знатный и богатый князь не надувал щек, не выпячивал грудь колесом, не старался говорить нарочитым басом, не смотрел свысока и не повышал голос на подчиненных. Напротив, он нес бремя своего звания ротмистра скромно и молча. Не бросая на ветер лишних слов, князь Андрей всегда говорил по делу и отдавал команды тоже дельные. А пустословие он, наоборот, не любил. И все это нравилось Федору.

Сейчас за спиной у Дорохова скакали десять всадников. То были драгуны во главе со Степаном Коротаевым. Сам он, повышенный по службе, из денщика князя уже успел сделаться младшим унтер-офицером. В битве при Аустерлице убитый конь придавил ему правую ногу, отчего Степан все еще хромал. Но, за последние дни Коротаев оклемался настолько, что снова мог управлять боевым конем. Этот боец из Конного полка лейб-гвардии показал себя во вчерашнем бою с французскими гусарами отчаянным рубакой. Он владел саблей не хуже самого Дорохова. И поручик знал, что надежный тыл ему обеспечен, раз за спиной скачет на трофейном коне такой надежный боевой товарищ.

Впереди небольшая долина расходилась между гор на четыре направления. И сплошной густой лес, стоящий по обе стороны от дороги, постепенно редел, переходя в отдельные перелески за версту до деревни, расположенной на перекрестке дорог. А на половину версты перед деревней раскинулись поля. Там дальше место шло совсем открытое. И спрятаться на таком открытом пространстве всадникам было невозможно.

Потому разведчики Дорохова и заметили первыми французов издалека, из-за деревьев, когда те спешились возле колодца на деревенской окраине перед полем. Но, сами разведчики на открытое место не выходили. Спешившись в перелеске, спрятавшись на фоне леса и укрываясь за елками, они наблюдали за местностью, терпеливо дожидаясь возвращения своего командира. И, разумеется, все они обрадовались появлению своих. Как только Дорохов привел подкрепление, со стороны разведчиков послышались радостные возгласы.

— Тише, братцы! Где французы? — первым делом проговорил поручик.

— Ваше благородие, нетути их. Уехали-с, — ответил подпрапорщик Василий Вересаев, которого Дорохов оставил с разведкой за главного.

— Как уехали? — не поверил поручик.

— Сели на коней и ускакали вон по той дороге, — показал подпрапорщик пальцем направление.

— И давно французы ускакали? — спросил поручик.

— Скрылись с глаз через четверть часа, примерно-с, как вы поехали назад, ваше благородие. Точнее не скажу, у меня часов нету-с, по солнцу время определяю-с, — доложил Вересаев.

Достав из кармашка трофейной французской офицерской шинели дорогой «Брегет» на золотой цепочке, которым Дорохов вчера разжился от одного из убитых им гусаров, поручик взглянул на циферблат часов, убедившись, что отлучался на сорок пять минут. «Значит, тех французских всадников пытаться догонять уже бесполезно. Слишком они уже далеко ускакали. И это означает, что теперь я не выполню приказ князя взять пленного для допроса. Вот черт!», — подумал поручик. Затем, вспомнив, что оставил Вересаеву для наблюдения свою подзорную трубу, тоже трофейную, спросил:

— А что заметили в деревне?

— Там все тихо, ваше благородие. Французов не видно. Крестьяне ходють, — сообщил подпрапорщик.

Забрав подзорную трубу у Вересаева и наведя ее на крестьянские дома, Дорохов внимательно рассматривал заснеженные крыши и дым, струящийся в зимнее небо из труб. Выделялась только небольшая каменная церковь с католическим крестом наверху и еще одно из строений, которое было гораздо крупнее других. Этот двухэтажный длинный дом явно имел какое-то особое значение. Похоже, там размещалось что-то вроде гостиницы. Кроме этого ничего интересного высмотреть не удалось. Всюду глаз упирался в невысокие заборчики, узкие улочки, амбары и загоны для скота. И нигде не виднелось ни малейших намеков на присутствие неприятеля.

— Тогда сейчас поедем туда и все разведаем на месте, — решился поручик. И тут же распорядился:

— Коротаев, оставайся здесь в засаде со своими. Если выстрелы услышите, тогда спешите ко мне на помощь. А так сидите здесь тихо. Остальные, за мной!

Дорохов собирался лично убедиться, свободен ли путь через деревню после того, как французы оттуда ускакали. Поручик не хотел подвести князя Андрея и весь отряд.

Глава 4

Как только Дорохов вновь ускакал в сторону деревни вместе с подкреплением, проехавшись вдоль всего нашего каравана и убедившись, что все в отряде нормально, я слез с лошади возле лесного ручейка. Поскольку своего денщика я произвел в унтеры, а нового еще не назначил, то никто и не спешил помочь мне. И все приходилось делать самому. Хорошо еще, что коня чистить не пришлось. В отряде для этого имелись конюхи, которые на привале и занимались тем, что чистили лошадей, стреноживали их, чтобы не разбежались, и кормили из тех запасов овса, которые мы везли с собой в обозе. Были среди солдат и походные кузнецы, которые ловко управлялись со сменой лошадиных подков, если таковая процедура требовалась. Как выяснилось, у драгун даже имелся свой коновал, лошадиный лекарь, сродни ветеринару, который поднаторел в лечении животных.