Стрелок из Салмы

– Ни еды, ни победы, ни комарих, - с удовлетворением заметила Айна, потирая руки и усаживаясь на феноменально быстро обглоданную баранью кость. – Это разгром, Модест. Три – ноль. Будь честен с собой и признай своё поражение. «Раз и навсегда».

И тут Модест дико заржал. Его бешеный, оглушающий всё и вся вокруг смех продолжался так долго, что в какой-то момент показалось, что ему нужно будет срочно поесть, чтобы восстановить затраченные во время смеха силы, иначе он вскоре свалится замертво. Члены велдирского отряда, поначалу с удивлением взиравшие на вожака, стали постепенно присоединяться к его смеху.

– Знаешь – а в тебе что-то есть, чертовка, - сказал Модест, успокоившись. – И стреляешь ты неплохо. Не хочешь присоединиться к нам на время? Слово вожака – в обиду не дадим. Нам как раз не хватает хорошего лучника.

– Если это попытка согнать меня с крыши, велдир, то она провалилась. Придумай что-нибудь поинтереснее.

– Зря не веришь. Барон Череш разослал вчера срочный призыв наёмникам – спроси у любого в таверне. Появилась кое-какая работёнка. Мы хотели было нанять одного местного стрелка, но он упился так, что проспит ещё неделю. Заплатит барон Череш в случае успеха очень хорошо. Так что - договорились?

Притворство и умение обманывать были не самыми выдающимися свойствами характера велдиров, и по тону речи Айна поняла, что Модест вовсе не шутит, а говорит самую что ни на есть правду. «А он не так уж и глуп, как показалось на первый взгляд», - поймала себя на мысли Айна. Уколенное самолюбие велдиров быстро залечится – они были вспыльчивы, но и быстро отходили от гнева. А вот умение обратить поражение в выгоду разными способами выдавало в Модесте не самого плохого лидера.

– Обещаю, что доставать в отряде тебя никто не будет, - добавил он, словно уловив нотку раздумья у Айны.
– Да и глупцов рисковать здоровьем среди нас нет.

– Я бы подумала над твоим предложением, Модест, но только вот у меня у самой есть отряд, и дела у нас не менее срочные.

– И где же твой отряд, чертовка? – спросил Модест под смех остальных велдиров. – Или это сплошь невидимки?

– Отряд мой отбывает временное наказание в монастыре через дорогу, но завтра поутру мы отправимся в путь.
– Айна встала с обглоданной до кости бараньей ноги, по старушечьи кряхтя при этом. – Что-то я ногу отсидела. Но у меня есть встречное мировое предложение, Модест. Допустим, я спускаюсь вниз...

– И платишь за украденную баранью ногу! – заорал владелец.

– Не перебивай женщину, особенно если она – твоя крыша! – Сурово посмотрел на владельца Модест, и тот решил от греха подальше удалиться внутрь. За ним последовала свита из поваров, комарих и нетрезвых горланящих постояльцев, уяснивших, что вечернее шоу во дворе подошло к концу. – Так что ты хотела сказать?

– Я спускаюсь вниз, мы ужинаем, травим байки до утра, а потом расстаёмся не врагами.

– И чем ты собралась ужинать, чертовка? Кабан сгорел, а хозяин нам точно не будет рад. По твоей милости, кстати.

Она взяла лук в руки.

– Ты забыл, что я – неплохой стрелок.

– Кабанов тут вокруг полно, но уже темнеет. Не думаю...

– Думаю, Модест, мой лук меня не подведёт даже сейчас.

– Ну хорошо, - Модест вдруг задумался. – Только знай, что прихожие у нас всё-таки есть. Тебе наврали, чертовка.

Айна стала спускаться вниз под дружелюбный смех.

***

Восточный горизонт уже вовсю пылал рассветными красками, когда Саир наконец открыл глаза. Голова его гудела, словно вчера он загрузил в себя пару бочек эля вперемешку с медовухой. Веки слиплись так сильно, что ему пришлось приложить усилия, чтобы разглядеть небо сквозь пелену. Руки... А вот руки с ногами были туго обвязаны верёвками, так что попытка почесать ноющее колено закончилась неудачей. Байлур лежал рядом и храпел, неудачно сложив свою огромную ручищу на его плечо, отчего рука стрелка значительно онемела.

Саир без труда узнал родную уже телегу, вёзшую их сейчас с гномом непонятно куда и непонятно зачем. Человек в рясе, сидевший к ним спиной и управлявший лошадьми насвистывал какую-то весёлую мелодию.

– Ты кто? – спросил Саир, обращаясь к спине монаха.

– Я – твоё спасение и покаяние. Во грехах своих ты утолял свои ненасытные желания, теперь пришла пора расплаты, - ответил монах, не оборачиваясь назад.

– Насчёт грехов – правда, истинная правда, отец. Кстати, по поводу утоления. А можно ли воды испить безнадёжному грешнику? Во рту всё пересохло.

– Воды вам положено дать только по прибытию к баро..., - монах осёкся и тут же стал демонстративно кашлять. – Через склянку времени, не раньше позволено будет утолить жажду.

– Мученье жаждой тоже входит в программу перевоспитания грешников?

– И не только, сын мой. Муки твои предстоящие пойдут на пользу душе твоей грешной.

Саир вздохнул, пытаясь рассмотреть других путников на дороге, но даже приподнять голову было необычайно сложно.

– Вот ты скрутил нас с моим горным другом и везёшь куда-то. А разве это не грех и не насилие? Разве грешить не грешно, отец?

– Грешить – грешно, - незамедлительно ответил монах.
– Но грешить против того, кто грешен – уже не совсем. Во благо только, для его исправления.

– Ааа... Я, кажется, начинаю пропитываться истиной. Нужно чётное число раз. Просто грешить – грешно. Грешить против грешника – уже нормально. А грешить против того, кто грешит против грешника – снова бяка. Говори ещё, отец, я в скрученно-связанном виде лучше запоминаю. Помню, моя мама так сильно чеснок по осени скручивала, что он тоже всё быстро усваивал.

– Не богохульствуй! ... Тьфу ты, не то слово. Не святотатствуй! ... Тьфу ты, опять не то. Не пустословь!

– Сбой? Бывает. Я тоже иногда говорю не пойми что, а потом жалею.

– Вижу я, что надежда на исправление жива ещё в душе твоей измученной. Да славится бог зари утренней, заниматься твоим перевоспитанием предстоит уже не мне с братьями.

– А кому, отец? Куда же ты везёшь нас? Уж не к барону ли Черешу?

– Ждать осталось недолго, сын. Скоро узнаешь судьбу свою.

– А не мог бы ты разбудить гнома?

– Зачем будить лихо? Спит себе - и ладно.

– Ну тебе то может и ладно, но он мне всё плечо уже отдавил. Гном! – бешено заорал Саир на ухо Байлуру, отчего тот резко всхрапнул и открыл глаза. Начав судорожно дёргаться, связанный по рукам и ногам гном стал похож на жирную беснующуюся муху, попавшую в паутину.

– Где мы, Саир?

– Мы в раю, гном, не дёргайся.

– Так быстро – и уже в раю?

– Да. Так карта хорошо легла.

– Если мы в раю - где Розалинда?

– Розалинда некстати согрешила и осталась мучиться на земле. Не повезло бедняжке.