Стрелок

Там же под Ельней он получил ранение в руку и чин гауптмана. И на том закончилась карьера лихого танкиста – ранение вроде и не слишком опасное, но подвижность левой руке врачи окончательно вернуть не смогли. Со строевой частью пришлось распрощаться.

В армии много других участков, где может пригодиться опытный и грамотный офицер, пусть он хоть трижды инвалид. Нашлось место и для бывшего танкиста. Германия захватила огромные пространства, на которых требовалось наладить управление. Хервига отправили в Белоруссию, которая на глазах становилась одним из самых кровавых районов. Тем не менее порядок там надо было навести – эта земля уже занимала свое место в долгосрочных планах немецких экономистов. При этом стоило учитывать и то, что местные жители, народ мужественный, решительный, с тяжелым характером, вовсе не жаждали сажать немцев себе на шею. Партизанское движение росло как на дрожжах, и недалек был тот день, когда оно превратится в самую настоящую проблему.

Вот и угодил свежеиспеченный гауптман в этот котел, но, вместо того чтобы свариться и пополнить своим именем надписи в длинной веренице могильных крестов, отмечающих путь немецкой армии, неожиданно для всех, и для себя в том числе, вписался в новую жизнь. Сам выходец из провинции, он так и не понял, почему одни люди стоят выше других по национальному признаку. Нет, когда били евреев, он все прекрасно понимал – именно евреи когда-то были во главе революции, помешавшей Германии если не победить в Великой войне, то хотя бы выйти из нее с минимальными потерями. Хервиг профессиональный военный и понимал, что победить тогда было уже нереально, однако свести партию вничью шанс оставался. Для победы нужны деньги, деньги и еще раз деньги, а экономика обеих противоборствующих сторон держалась уже тогда на честном слове. Ну или если не вничью, то хотя бы без тех унизительных и грабительских репараций, которые, по сути, привели к власти нацистов. Он хорошо помнил время, когда им было попросту нечего есть и отец, сильный и работящий мужчина, приходя домой, мог лишь сесть и, опустив голову, рассматривать свои огромные, как лопаты, руки. Руки, которыми он не мог прокормить семью. Может быть, именно это и свело его в могилу раньше срока. И его, и мать.

В то же время, по сравнению с другими гражданами разоренной страны, евреи жили очень неплохо. Разумеется, не все евреи были богачами, равно как и не все евреи революционерами, но детям этого не объяснишь. Выросло целое поколение, ненавидящее евреев, и когда начались погромы, именно они, дети послевоенной Германии, оказались в первых рядах. Повзрослевший Хервиг Мюллер не испытывал гордости за то, что они творили тогда, но и казнить себя не собирался. Что сделано, то сделано, виноваты в случившемся обе стороны.

Понимал он и ликвидацию цыган. Более асоциальный народ, наверное, представить невозможно, в криминале завязаны практически все. К тому же и сам Хервиг цыган не любил – в свое время вступился за женщину и получил от черноволосого красавца бритвой по ребрам. Шрам так и остался, навевая неприятные воспоминания и не добавляя любви к ближнему. Так что пусть не все евреи замарались в революции, и не все цыгане завязаны в криминале, но начальство сказало, что для наведения порядка их придется ограничить в правах, немцы будут это делать. Жестоко, но… надо, значит, надо. Орднунг.

Но никакой орднунг не мог заставить его понять, почему надо убивать тех же русских, белорусов, украинцев. Нет, в бою – понятно, враг есть враг, но когда речь идет о мирных жителях, которые в общем-то должны работать на благо рейха… Непонятно. Еще более непонятно, когда под это начинают подводить расовую теорию. Да большая часть тех же русских внешне от немцев неотличима – такие же светловолосые, с европейскими чертами лица. Вон, болгары тоже вроде как славяне, но никто их не отстреливает. Более того, они вроде как числятся союзниками. В общем, мозги гауптмана от подобных раздумий начали медленно, но верно плыть, скатываясь к всевозможным ересям.

В результате, когда он, согласно приказу, прибыл в деревню, в которой должен был устанавливать новый порядок, поступил совсем не так, как его предшественник, убитый, кстати, партизанами всего неделю назад. Не попытался наводить новые порядки, а стал просто жить. Местные моментально смекнули, что лучше уж пусть будет офицер, который не пытается командовать и требовать невесть что. Почему бы и нет? И впрямь занимается делом, хотя и бумажным, благо грамотный, да еще прикрывает своих подопечных от начальства. Конечно, приходится платить налог новой власти, ну так что же? Тем более что немец, к всеобщему удивлению, не стал даже пытаться пересчитывать свиней и курей, а просто объяснил, сколько придется сдавать, чтобы не вызвать гнева в высоких инстанциях. Солдат он отправил обратно в гарнизон почти сразу, организовал местную полицию, благо старые винтовки под это дело ему выделили. Очень скоро стало ясно, что, если партизан родом из этой деревни придет домой жену проведать, выслеживать его никто не собирается. Лишь бы порядок не нарушал, а так – живи себе. Проверяющие все равно не наезжали, деревня расположена далеко от наезженных дорог. В общем, образовался интересный симбиоз, когда друг другу попросту не мешают жить. Вдобавок герр гауптман довольно быстро нашел себе постоянную пассию и перебрался к ней, что совсем примирило его с остальными жителями. Настолько примирило, что, когда какие-то пришлые умники решили навести порядок и по новой установить советскую власть, им было сказано, куда идти. При этом местные продемонстрировали и то, что их больше, и то, что вооружены как минимум не хуже. Защитили коменданта, короче.

Вот так и жили. Фактически в деревне базировались партизаны, держа в лесу только резервный лагерь, так, на всякий случай. На стороне, конечно, пошаливали, как же без этого, но далеко от деревни и так, чтобы комендант не знал. Гадить там, где живешь – идея плохая, все это понимали. Не жизнь, а идиллия. Таким образом, когда появились вдруг непонятно откуда двое молодчиков, им ясно сказали: вы никого не трогаете, и вас не тронут. Не захотите по-хорошему, не обессудьте, отделаем так, что мать родная не узнает.

Все это в доступной и вежливой форме, в присутствии немца, который, перестав нервничать, начал вполне сносно объясняться по-русски, хотя и несколько замедленно. Хитрый, умный фриц… Если победят немцы – он в шоколаде. Как же, обеспечил в самом центре партизанского края островок спокойствия и стабильности. Когда будут раздавать землю, наверняка попросит себе эту деревню. И будет «добрым барином», которого крестьяне на руках носить готовы. Победят русские – не беда, ведь он сумел защитить местное население от карателей и вправе рассчитывать на бонусы после войны. Вполне ясный и понятный ход мыслей. И деревенские это отлично понимают, но… их такие расклады устраивают. А что? Жить-то все хотят, и лишний шанс никому не мешает, вот и кормят гауптмана чаем с плюшками да оберегают от неприятностей. Серьезно оберегают, даже против вооруженных автоматами и обвешанных незнакомого вида оружием камуфлированных личностей непонятного происхождения выйти не побоялись. Скорее всего, и пришлых партизан отваживают. Однако диверсантов из параллельного мира приняли вполне радушно, накормили, кстати, от пуза. То есть опять же и в глазах немцев вроде как лояльные, и перед своими есть за что отчитываться. Это – жизнь, и ничего тут не поделать. Главное, предъявить им никто и ничего не сможет. Хотя, говоря по чести, Александр не мог взять в толк, почему вообще чего-то предъявляли, особенно свои. Не смогли защитить, а в чем виноваты оказавшиеся в оккупации люди? Даже если сидели на попе ровно и фрицам гадостей не делали? Не очень патриотично, конечно, однако как уж есть. Власть, не сумевшая защитить своих граждан, не должна иметь к ним претензий.

Хорошо еще, с транспортом помогли, хотя, как подозревал Александр, больше для того, чтобы поскорее спровадить опасных визитеров куда подальше. Правда, обзавестись чем-нибудь колесным не представлялось возможным, ну не было в деревне даже завалящего мотоцикла. Разве что телегу реквизировать, но толку от гужевого транспорта немного. Зато лошади нашлись, причем, на их не слишком опытный взгляд, очень хорошие. Откуда? Оказалось, еще в сорок первом, при эвакуации конезавода, немецкий самолет удачно отстрелялся по табуну и разогнал его так качественно, что собрать лошадей конюхи так и не сумели. Практичные крестьяне живо наложили лапку на бесхозных непарнокопытных, организовав в лесу, подальше от чужих глаз, большую конюшню.

Пришлось снова ехать верхом, сопровождаемые юношей по виду вполне призывного возраста. Тот должен был доставить их к месту назначения, а потом вернуться с лошадьми назад, на других условиях прижимистые селяне помогать транспортом отказались. Хорошо, платы не потребовали, хотя, конечно, нашли бы, чем расплатиться. В карманах у напарников лежали довольно увесистые пачки местных оккупационных марок. Ерунда, конечно, не настоящие, их за полчаса напечатали кучу, однако для местных сойдет. Ладно, все равно на лошади – это тебе не на своих двоих бежать от инфаркта к инсульту.

Кстати, ехали тоже не совсем туда, куда планировали. Умные головы в деревне моментально сложили два и два и сообразили, что диверсанты, учинив безобразие, будут быстро-быстро сваливать и лошадей наверняка не отдадут. А если провожатый запротестует, ему и по лицу съездить могут. Александр, правда, больше склонялся к мысли о простреленных мягких тканях ноги, но, естественно, промолчал. Деревенские прикинули: откажешь – возьмут сами, попытаешься скрутить – начнется стрельба, а вот если на кого другого стрелки перевести, тут уж, как говорится, возможны варианты.