Стрелок
Шрифт:
— Я ничего не…
Томас не договорил. Мирра коснулась ладонью его лба, что-то прошептала.
— Я помогу тебе. Я научу.
Ломкие слова вились призрачной нитью, магической вязью вплетались в память Томаса, даровали чуждое и пугающее знание.
— Но помни, Томас Монфор, за ней станут охотиться, когда она начнет понимать, кто она. Оберегай ее память…
А потом пришла тьма.
И странный сон.
Мужские голоса, крики, стук. А потом лица и черные одеяния священников. Кто-то выносит его на улицу в окружение людей в черном. Томас пытается вырваться, но люди добры к нему. Они говорят о Боге, прощают ему грехи, возвращают в лоно церкви. Томасу плохо. Его мутит. Все расплывается перед глазами. В голове — шум. Только одно слово врезается и не исчезает —
Проснулся Томас в повозке. Его знобило и отчаянно хотелось пить. Солнце палило нещадно, отчего извозчик сильно ругался, потому что приходилось чаще останавливаться и поить лошадей. Они и сейчас стояли. Слуху Томаса доносился плеск воды, мужской смех и шлепки, словно били кого-то.
Собрав силы, Томас приподнялся и попробовал осмотреться. Свет слепил, из глаз брызнули слезы. Ругнувшись сквозь зубы и проморгавшись, ему все-таки удалось разглядеть двоих здоровяков, склонившихся над закованной ведьмой. Ее платье было изорвано и сильно перепачкано. Волосы растрепаны, на щеке след от ладони.
— Ублюдки, — прошипел Томас. Он сделал попытку подняться на ноги, когда один здоровяк вознамерился оттащить ведьму в заросли кустарника, но крик за спиной: Преподобный Сэр очнулся! — заставил покачнуться и рухнуть навзничь. Боль прошила спину, шею, отозвалась в затылке. На миг мир померк. А когда вновь обрел краски — привязанная к дереву ведьма сидела в полном одиночестве. Здоровяков и след простыл. Томас облегченно выдохнул.
Вокруг него суетились, оказывали честь. И Томас терялся, откровенно не понимая, чем он удостоен такого пристального внимания. А когда спросил, на него посмотрели, как на умалишенного, а некоторые даже с подозрением. Но местный лекарь заявил, что у Преподобного Сэра возможно помутнение
рассудка из-за колдовства ведьмы. Поэтому Томасу изложили, что его нашли в лачуге, где ведьма пыталась надругаться над его плотью и душой. Рассказали, как обезвредили ведьму альмиритовыми цепями, дарованными самим Господом (во что Томас откровенно не верил). И что сам Господь направил их в тот лес, дабы спасти Преподобного Весселя от коварства ведьмы.
На этих словах Томас едва не поперхнулся заботливо поданным ему супом. Оказалось, по документам и одежде Томаса все решили, что он — Преподобный Аббат Вессель. Можно сказать легенда ордена. Самый ярый истребитель ведьм. Один из первых лиц Священной Инквизиции. Однако Томас знал, что Преподобный Вессель пропал много месяцев назад. Сам Папа был не на шутку встревожен исчезновением такого Великого, по его словам, служителя Господа. И вот его чудесным образом находят в обществе ведьмы, из чего делают однозначные выводы. Ведьма удерживала Преподобного дабы выяснить, в чем его сила. В общем, откровенный бред, задурманивший и без того нездоровую голову Томаса.
Любопытно, откуда все это на нем и при нем? Даже не так. Откуда вещи Весселя у Мирры? Надо бы спросить, если выпадет такая возможность. Думается, никого не удивит, если Преподобный Сэр обратит внимание на свою похитительницу.
Никто и не обратил, когда Томас, набравшийся сил, подошел к пленнице.
— Как ты? — спросил тихо, а она вздрогнула и широко распахнула глаза. — Я могу…
— Не стоит, — она ухмыльнулась пересохшими губами.
— Вот, — он приложил к ее губам флягу. Мирра не сопротивлялась. Жадно отпила несколько глотков. Она слабо кивнула и поблагодарила едва слышно. — Где аббат? — спросил как можно тише, присев напротив.
— Ты о нем не переживай, он получил свое, — Мирра быстро огляделась. Томас последовал ее примеру — их не игнорировали лишь два здоровяка, видимо, приставленные для охраны. — Йоль за рекой. Меня казнят там этой ночью. Ты должен сыскать Марту до сумерек, иначе опоздаешь.
Выбраться из лагеря оказалось легко. Следить за Весселем не осмелился никто. А вот жители деревни встретили настороженно — чужаков здесь не любили. Да и отдавать свою спасительницу не собирались.
— Она не ведьма, Преподобный Аббат Вессель, — убеждал его местный
пастор. — Ведьма там, за рекой. А она — ангел. Посланница Божья.И этому ангелу поклонялись все без исключения. А она гнила заживо. В светлой комнате нечем было дышать — не спасали даже расставленные повсюду цветы. Вонь гниющего тела не затмит ничто. Томас старался не дышать, когда подходил к огромной кровати. За ним в комнату не вошел никто. Лишь пастор с порога напутствовал, чтобы Томас ни в коем случае не касался юной девы.
Томасу стоило огромного труда не заорать, когда он увидел иссохшее, бледное, изъеденное черными язвами тело далеко не маленькой девочки, а столетней старухи. Некогда белокурые волосы поседели и наполовину слезли, оголив череп. Томас вряд ли узнал бы в этом наполовину трупе Марту, если бы не серебряное распятие на шее. Он сам надевал ей его на шею, когда она родилась.
— Я заберу тебя отсюда, — он погладил ее по волосам. А потом смочил ее искусанные в кровь губы парой капель из склянки. — Все будет хорошо.
А уже ночью он уносил свою дочь далеко на север. Туда, где их не будут искать. Вот только далеко уйти им не судилось. На пути встали черные люди-птицы, чей покровитель забавлялся с душой Ильмы. Они захотели отнять Марту силой, но заклятие ведьмы действовало оберегом. Никто не мог приблизиться к
Марте, кроме Томаса. Никто и ничто, пока ее память была мертва. И тогда огромное хищное существо, нареченное Шиезу, предложило Томасу сделку.
Каролина.
Сейчас.
Жуткая головная боль мешала сосредоточиться. Вспомнить. Каролина точно знала, что еще пару часов назад находилась в другом месте. Но последнее, что осталось в памяти — ослепительный огонь и жуткий холод. Еще был голос. Того, кто толкнул ее в воронку. И то была не Кира. Но кто? Лина сдавила виски, вспоминая. Но ничего не помогало. Как будто кто-то намеренно выжег память тем ледяным огнем. И что стало с Кирой? Лина пыталась ей дозвониться, но тщетно. Удалось только выяснить, что от ее дома осталась лишь груда камней. Много людей погибло. Была ли среди них Кира? Каролина хотела поехать туда, но передумала. Если тому неизвестному удалось спасти ее, значит, он спас и Киру. И если так, то она скоро даст о себе знать. Почему-то остро захотелось, чтобы Кира выжила. В конце концов, Лина так и не успела поговорить с ней. Да и Кира в эту ночь выглядела другой. Этот младенец менял ее. Делал женственной. Видимо, у этих вардан тоже есть материнский инстинкт. Боль острой иглой пронзила макушку. Лина прошипела, сжимая голову. Вдохнула-выдохнула. Ей тоже было нелегко. Тот младенец был так похож на ее сына. Нет. Она прикрыла глаза, отгоняя непрошенные слезы. Нельзя об этом думать. Не сейчас.
Она прислонилась затылком к холодному стеклу. Боль не отступала. Не помогали и обезболивающие, хотя Каролина приняла уже не одну таблетку. Бесполезно. Единственное, что могло хоть как-то помочь — чашка горячего чая с лимоном и бергамотом. Но для этого нужно было спуститься на кухню, а у Каролины не было ни сил, ни желания. Да и заваривать чудодейственный напиток правильно она не умела. Его всегда готовил Максим по особому, только ему известному рецепту.
Максим… Брата рядом не было и уже никогда не будет. Никогда? Она вновь вздохнула, делая попытку отойти от окна. Острая пульсирующая боль вгрызлась в мозг с новой силой. Лина зажмурилась, а потом медленно разлепила веки. Комната буквально плясала.
— Утюги за сапогами… — буркнула Лина, вспоминая детские стихи, которые ей, словно маленькой, читал Максим. Потолок тоже кружился в каком-то странном танце: то приближался, то взметал вверх, то расплывался кривыми тенями от неясного света из коридора, то сужался до резких линий деревянного перекрытия.
Все было не так. Даже сама ночь, шелестом листвы закрадывающаяся в душную комнату через распахнутое настежь окно, была другой. Одинокой, пугающей и темной, словно бездна. Чего-то не хватало в ночном небе за окном. Возможно, самого неба?