Стреляющий компромат

— У дяди Федора… Хутор Ручьистый…

Значит, полученные ранее сведения, верны. Нужно лететь в плавни, добираться до хутора. Зуб переглянулся с напарником и прочитал на его лице мысль, одинаковую с его решением. Слишком уж сооблазнительная баба лежит перед ними, чтобы отказаться ее испробовать.

— Вы же пообещали, нелюди? — обреченнно прошептала женщина, зная — словами насильников не прошибешь, спасения не вымолишь. — Кто я для вас, молодых, сильных — старуха… Пощадите…

Погас луч фонарика, на Таську навалилось тяжелое мужское тело, лапы сжали груди, что-то тупое вошло в нее, безжалостно, больно. Она потеряла сознание.

Насытившись, напарники стояли над распятой женщиной, нерешительно переглядывались.

— Замочим?

— Боязно. На мне уже висят три мертвяка, повяжут — не помилуют.

Хитрый насмешливо присвистнул.

— Три, базаришь? Ништяк, мелочевка, я отправил в царство небесное пятерых. Но там были мужики, а тут баба… Мотаем, дружан?

— Мотаем! Но заметку все же оставлю. Не для нее — она получила сполна, для муженька.

Зуб достал нож и полоснул по ложбинке между грудями. Наклонился к запрокинутой голове Таськи.

— Мужу цынканешь, вздумает нас пасти — порежем. И не так, как сейчас тебя — достанем до самого нутра… Усекла, лярва, или по пузу пройтись перышком?

Женщина молчала — все еще была без сознания. Оставив ее неразвязанной с кляпом во рту, Зуб и Хитрый выскочили на улицу…

Минут через пятнадцать к воротам подкатил «жигуленок».

— Погоди, сейчас открою ворота — в"едешь, — пробормотал Юрка. — Таська совсем обеспамятела — калитка открыта, дверь — настежь. Сейчас выдам ей по первое число.

У Димки мигом пропало опьянение, голова заработала четко и ясно: открытая калитка… дверь… Неужели? Он выскочил из машины, ничего не об"ясняя, бросился в дом.

И застыл на пороге горницы.

— Спит, небось, растереха, — пьяно бормотал Юрка, входя вслед за другом. — Сейчас разбужу, так раз…

Включил свет и окаменел.

Более чем скромная мебель поломана, стулья валяются кверху ножками, этажерка с книгами лежит на полу… А посредине разгромленной комнаты, на двухспальной кровати…

— Тася! Тасенька!

Димка набросил на женщину плед, развязал руки и ноги, приложил к кровоточащей ране свернутое полотенце. Расстелил на полу одеяло.

— Кончай паниковать, паразит! — зло прикрикнул он. — Лучше помоги перенести Таську в машину. Повезем в больницу.

Говорил, а сам шнырял глазами по комнате в поисках следов, оставленных преступниками. Аккуратно работали мерзавцы, небось, перчаточки натянули, тряпки на обувь приспособили. Только вот пуговица валяется возле кровати, похоже — от ширинки… И отпечаток подошвы в лужице крови, натекшей на пол…

Пока Юрка, отчаянно матерясь, искал женино платье, одеть его взамен разорванного сарафана, сыщик упаковал в целофанновый пакет найденную пуговицу, аккуратно измерил длину и ширину кровавого следа.

По дороге в больницу Таська открыла глаза и тут же, будто ее ослепил вид сидящего рядом мужа, закрыла их.

— Прости, Юрочка… Испоганили меня ироды, не знаю, как жить дальше…

— Проживем, Таська, не горюй. Грязь к чистому не пристает — очистим, отмоем… За что тебя так?

Димка не поворачивался — вел машину, но старался не пропустить ни одного слова. В принципе, он догадывался — женщину пытали. Почему — яснее ясного: наезд на дом Сергеевых несомненно связан с поисками Людки. Спросить у Юрки побоялись.

— Пытали, насильничали… Спрашивали про твоего московского дружка… и его подружкуу…

— Ну и ты?

— Прости, Юрочка, не выдержала… Сказала и про дядю Федора, и про Ручьистый…

Когда «жигуль» влетел на эстакаду к входу в приемное отделение, Таисия окончательно пришла в себя. Более или менее внятно она поведала про визит двух мужиков, которые расспрашивали о том же самом. Приподнявшись на локтях нарисовала их внешность — толстячка и накачанного парубка…

— А бандитов обрисовать можешь? — спросил Димка. — Хотя бы рост, телосложение, манеру разговаривать? — Нет, не могу. Они все время мне в очи светили фонариком. И матерились.

Когда раненную увезли в палату, Димка долго выстукивал пальцами по подоконнику какие-то марши, следил за мошкарой, которая тыкалась в затянутое марлей раскрытое окно.

— Не будет мне ни сна, ни пищи до тех пор, пока не отыщу эту мразь, — тихо проговорил он, будто произнес клятву. — Не будет им никаких следствий и судов — самолично пристрелю. Пусть потом меня судят, сажают, но эти двое бандюг, считай, уже не жильцы. Рано или поздно я их достану!

— И я тоже, — эхом откликнулся Юрка. — Тот толстячок, о котором говорила Таська, не он ли навел насильников? Как думаешь?

— Повяжем — спрошу. Так спрошу, — сжал десантник пудовые кулаки, — сразу похудеет…

23

— А где ваши снасти, рыболовы? — с любопытством спросил таксист, когда ровно в пять утра Виктор и Семен подошли к его машине. — Скажете, едете загорать — не поверю. В плавнях скорей комаров покормишь, чем загоришь.

Чегодин отделался шуткой, Вертаев — улыбкой. Об"яснили: много слышали о плавнях, побывать там не довелось, вот и порешили использовать отпуск для путешествия. Что касаемо снастей — добудут на месте, были бы деньги.

Волитель сделал вид — поверил. Прежде, чем тронуться с места, протянул руку сначала одному пассажиру, потом — другому.

— Ерка, — отрекомендовался он.

— Ерка? — переспросил Виктор. — Странным имячком наградили тебя родители… А ежели без сокращения?

— Ерофей, — буркнул обиженный парень. — И вовсе не родители — дед с бабкой. Отец по пьянке попал под поезд, мать спилась. В больничке умерла… А что имя? — расфилосовствовался он, выруливая на трассу. — Есть и посмешней. К примеру, баба одна знакомая — Ефимия…

День обещал быть жарким, поэтому в «волге» опущены все стекла и ветер выдувает из салона застоявшиеся ночные ароматы.

Вертаев разложил на коленях карту и водит по ней пальцем. Ищет хутор, догадался Чегодин. Зря ищет, вряд ли картографы потрудились нанести несколько ветхих домишек. Удивительно, Виктор никогда не бывал в Ручьистом, между тем, наглядно представляет себе эти домишки, жилища стариков и старух, упорно не желающих перебираться в станицу либо в город.

Неожиданно водитель выдал неприятную новость.