Строки, добытые в боях

1943

Победитель

Без малого четыре года Гремела грозная война. И снова русская природа Живого трепета полна. Там, где мы брали кровью, с бою, Противотанковые рвы, Цветы, обрызганы росою, Встают, качаясь, из травы. Где ночь от ярких молний слепла, Кипела в заводях вода, — Из камня, щебня и из пепла Встают родные города. И вот дорогою обратной, Непокоряемый вовек, Идет, свершивши подвиг ратный, Великий русский человек. Он сделал все. Он тих и скромен. Он мир от черной смерти спас, И мир, прекрасен и огромен, Его приветствует сейчас. А сзади темные могилы Врагов на дальнем берегу — О нашей доблести и силе Напоминание врагу.

Май, 1946

«В моей душе живут два крика…»

В. И. Пророкову

В моей душе живут два крика И душу мне на части рвут, Я встретил день войны великой На полуострове Гангут. Я жил в редакции под башней. И слушать каждый день привык Непрекращающийся, страшный, Войны грохочущий язык. Но под безумие тротила, Сшибающего наповал, Ко мне поэзия сходила В покрытый плесенью подвал. Я убегал за ней по следу, Ее душой горяч и смел. Ее глазами зрел Победу И пел об этом, как умел. Она вселяла веру в душу И выводила из огня. Война, каменья оглоушив, Не оглоушила меня. И я запомнил, как дрожала Земля тревогою иной. В подвале женщина рожала И надрывалась за стеной. Сквозь свист бризантного снаряда Я уловил в какой-то миг В огне, в войне, с войною рядом Крик человека — первый крик. Он был сильнее всех орудий, Как будто камни и вода, Как будто все земные люди Его услышали тогда. Он рос, как в чистом ноле колос. Он был, как белый свет, велик, Тот беззащитный, слабый голос, Тот вечной жизни первый крик. Года идут, и ветер дует По-новому из-за морей. А он живет, а он ликует В душе моей, в судьбе моей. Его я слышу в новом гуде И сам кричу в туман и снег: — Внимание, земные люди! Сейчас родился Человек!

1960

«…Это было ночью…» (Л. Пантелеев)

…Это было ночью, в убежище. После бесконечно долгой, томительной и одуряющей тишины, оживляемой лишь тяжкими старческими вздохами, кашлем и зловещим постукиванием метронома, — вдруг весело и победительно запели фанфары, объявляя конец воздушной тревоги. И маленькая девочка, задремавшая на коленях у матери, откликнулась на эту благую весть и вымолвила слово, означавшее для нее и выход из этого мрачного, холодного подземелья, и возвращение в теплую постельку, и сладкий безмятежный сон…

— Отбой! — сказала Ирочка Т.

В этот день ей исполнилось полтора года. И слово, которое она сейчас сказала, — первое слово, произнесенное ею в ее маленькой, но уже такой неудобной жизни…

(Из ленинградских заметок Л. Пантелеева)

Самсон

Я в Петергофе не был никогда. И вот сейчас брожу среди развалин, Где красный щебень по земле развален, Где на столбах обвисли провода; Где голые, безрукие деревья Стоят, как привиденья из поверья; Где старый храм с глазницами пустыми, Где пахнет мертвым запахом пустыни, Где дикая ночная тишина Назойлива и смысла лишена. Мне кажется, когда глаза закрою: Песчаный берег, залитый волною, Граненые хрустальные стаканы, Прозрачное холодное вино, До синих звезд летящие фонтаны… В мечтах и снах нам многое дано. Когда жива мечта, я не поверю В ничем не поправимую потерю. Пусть в явь земную переходит сок! Я вижу ясно, как на поле сечи Идет, крутые разгибая плечи, Неистовый, разгневанный Самсон.

1944

Стихи о необходимости

На тихих клумбах Трептов-парка Могил в торжественном покое Давно горят светло и ярко Пионы, астры и левкои. И за судьбу земли спокоен, Ее простор обозревая, Стоит под солнцем русский воин, Ребенка к сердцу прижимая. Он родом из Орла иль Вятки, А вся земля его тревожит. Его в России ждут солдатки, А он с поста сойти не может.

1957

«Фанерные звезды истлели…»

Фанерные звезды истлели. Им вновь загореться нельзя. Покоятся в вечной постели Мои боевые друзья. И низкие, близкие тучи Вечернюю теплят зарю. И песней своею горючей Я с прошлым своим говорю. На всех перекрестках планеты, Как рыцари, в землю легли Любви и Свободы поэты. Но к звездам идут корабли. Едина дорога Победы, Как врезанный след борозды, К созвездию призрачной Леды От пепла фанерной звезды.

1962

Георгий Суворов

Георгий Кузьмич Суворов родился в 1919 году в Хакасии. Он рано лишился родителей. Окончив школу, Суворов учился в педагогическом техникуме. В начале войны служил в Панфиловской дивизии. В боях под Ельней был ранен. После госпиталя, весной 1942 года, Суворов попал на Ленинградский фронт. В одной из гвардейских частей, оборонявших город, он командовал взводом противотанковых ружей. Его стихи начали печататься в армейской печати. Познакомившийся с ним в эти дни Николай Тихонов вспоминает: «Он писал стихи в блиндажах, в окопах, перед атакой, на отдыхе под соснами, расщепленными осколками бомб и снарядов. У него не было времени отделывать стихи, не было времени думать об отвлеченных темах. Он писал свои строки, как дневник о непрерывной борьбе с врагом, писал с предельным волнением патриота, настоящего сына замечательной Родины, с упорством молодого большевика, с пером подлинного энтузиаста». Суворов участвовал в боях по прорыву блокады Ленинграда.

Георгий Суворов погиб 13 февраля 1944 года во время наступления при переправе через Нарву. Первый сборник его стихов «Слово солдата» вышел в 1944 году, уже после гибели поэта.

«Еще на зорях черный дым клубится…»

Еще на зорях черный дым клубится Над развороченным твоим жильем. И падает обугленная птица, Настигнутая бешеным огнем. Еще ночами белыми нам снятся, Как вестники потерянной любви, Живые горы голубых акаций И в них восторженные соловьи. Еще война. Но мы упрямо верим, Что будет день — мы выпьем боль до дна. Широкий мир нам вновь раскроет двери, С рассветом новым встанет тишина. Последний враг. Последний меткий выстрел. И первый проблеск утра — как стекло. Мой милый друг, а все-таки как быстро, Как быстро наше время утекло! В воспоминаньях мы тужить не будем, Зачем туманить грустью ясность дней? Свой добрый век мы прожили как люди — И для людей…

1944

«…Там в горах…» (Н. Кравцова)

…Там в горах во время войны наши части геройски сражались с отборными войсками альпийской дивизии «Эдельвейс»… Наши разведчики, пробираясь вблизи от немцев узкими тропками над глубоким ущельем, иногда срывались и падали в пропасть. У них был уговор; если сорвался, разбивайся молча, не кричи, чтобы не выдать товарищей. И никто не крикнул. Ни разу…

(Из воспоминаний Героя Советского Союза Н. Кравцовой)

«Час отдыха!.. О, редкий тихий час…»

Час отдыха!.. О, редкий тихий час Среди боев, снегов и бездорожья… В лесу, у стога сена, у остожья Мигал огонь, как робкий синий глаз. Как будто бури миновали нас, И враг, охваченный смертельной дрожью, В седой ночи у горного подножья Устраивал себе звериный лаз. Покоя час!.. Кто верит здесь в покой? — Едва зарница алою рукой Раскинет день широкий над лесами, Ударит гром, и загудит тайга, Тревога нас поднимет на врага И до зари… Покой не дружит с нами…

1942

«…Ночевал в лесу, в блиндаже…» (П. Бляхин)

1 марта 1942 года.

…Ночевал в лесу, в блиндаже с железной печкой. Представь себе такую картину: посредине землянки горит печка, вокруг на соломе сидят бойцы, в уголочке коптит маленькая коптилка. Отдыхают, едят, разговаривают, смеются. Боец принес немецкую гармонь и утешил нас чудесным вальсом «Синий платочек». Сыграл еще «Два загадочных письма». Здесь все звучит совсем по-другому, и я слушал с большим наслаждением, вспоминая далекую жизнь в Москве… А где-то над нашими головами шумел лес, гудели самолеты, изредка вздрагивала земля от разрывов вражеских мин, и высоко в небе, как всегда, плыла чудесная луна, сверкали звезды… Потом я бродил по лесу. Это совершеннейшая фантастика. Лес прорезает дорога. По бокам глубокие снега, узкие тропинки. По снегу лунные пятна. Тихо, бесшумно к позициям подходят стрелки. В тени под деревьями стоят кони, повозки, машины. Тут и палатки, блиндажи. Из маленьких труб валит дым, искры летят. Изредка промчится связной на коне. Где-то хлопнет выстрел, другой. Взорвется снаряд, мина, и эхо тысячекратно повторяет, перекатываясь по лесу. Вот прошли раненый и сестра с сумкой. Проехали сани. Прошел разносчик пищи с термосом на спине. Он понес суп на передовую линию и вовремя доставит его бойцам. Десятки, может быть, и сотни метров будет ползти по снегу. Это тоже отважный воин, которого красноармейцы уважают, ценят: горячая пища на снегу — очень большое и важное дело…