СТРУНА ИСТОРИИ

Эта «система» заключалась в следующем:

— Мир — очень безобразная штука, — действительно.

— Убивают, грабят, обижают, — потерпите.

— Свинства, хамства, безобразий, невежества, блата такое количество, что если мир сотворил Бог, то, значит, он его просто не умел хранить, если он был добр. Но так как он наверняка умел делать мир хорошим, то, значит, мир сотворил злой Бог.

То есть Творца мира эти самые альбигойцы считали дьяволом, который сотворил мир, для того чтобы издеваться над сотворенными им существами. Растения они не считали за существа и холоднокровных животных. А вот животных, имеющих инстинкт, они считали равноценными живым существам, имеющим души (от которых души переходят к более совершенным: от человека — к верблюду, от верблюда — к какому-то муравью, от муравья — опять к человеку). В чем же была задача? Как они ставили задачу?

Борьба с этим вредным, злым миром, который до такой степени смог испортить жизнь, что и жить в нем не имеет никакого смысла. Надо освободиться, но каким способом? — Убить свои желания. Аскетизм, полный аскетизм — есть можно только постную пищу. Ну, так у них оливковое масло (провансальское. — Ред.) хорошее, довольно вкусное. Рыбу можно, лягушек (испанцы, французы едят их).

Затем, конечно, никакой семьи, никакого брака, — надо изнурить свою плоть до такой степени, чтобы она уже не хотела оставаться в этом мире. Но плоть можно изнурять двумя способами. Но постом она же все равно мало изнуряется. И поэтому время от времени эти самые альбигойцы устраивали оргии, обязательно в темноте. Для того чтобы никто не знал, кто с кем, так сказать, изнурил свою плоть. Это было обязательное условие, потому что если он полюбил кого-то, то это уже приязнь. Приязнь к чему? — К плотскому миру. Она его полюбила, или он ее, здесь все равно, — полюбил, значит, он не может стать совершенным и изнурять свою плоть. А если он просто изнуряет плоть, то это пожалуйста.

Тут у меня даже спор с большим философом есть, как толковать слово «нуссиан», [313] которое они различали. «Нуска» это значит «поидент», «новонуссиан» — это значит «новобрачный», а «нусиан» — это, вот именно… — так сказать, сам по себе факт изнурения плоти, но без обязательного брака и без воспитания детей.

Поэтому (по логике альбигойцев. [314] — Ред.) и дети, и жена любимая, и муж хороший — они являются христианами, составляющими этот мир, и, следовательно, творениями дьявола, которых надо извергать. Но если все материальное — дьявол, то персики, тыквы, люди искусства (это тоже христиане) — это все тоже надо извергнуть. Они занимались самым натуральным иконоборчеством. А были эти самые альбигойцы и манихеи от Бискайского залива до Китая. [315] И там, в Монголии, они тоже уничтожили огромное количество великолепных статуй, скульптур, которые оставили древние системы.

313

«Нуска» — происходит предположительно от французского nu — обнаженный, coit — совокупление, половой акт, коитус (от лат. coitus — совокупление. См.: Словарь общей лексики французского языка). Нуску — имя халдейского божества, попавшего в иудейскую демонологию. Его образом служил фаллический символ, а согласно ассиро-вавилонской литературе, фигурка совокупляющихся людей использовалась при колдовстве (например, энвольтации).

314

Альбигойцы считали земной мир, включая католическую церковь, творением сатаны, отрицали основные догматы церкви, требовали ликвидации церковного землевладения и церковной десятины.

315

Ересь катаров распространилась от Балкан до Южной Франции.

Как расценивать такую систему и почему я на ней столько остановился? Дело в том, что, особенно с точки зрения географии, эта система альбигойцев, манихеев, павликиан (в Византии), исмаилитов и прочих, — является негативной экологией. Мир не идеален, и они не собирались его хранить, они стремились к уничтожению всего живого, всего материального, и, следовательно, вместо приязни к системе они поставили во главу угла отвращение и ненависть. Негативная экология должна была волей-неволей уничтожить всю биосферу там, где возобладала бы эта антисистема. Но, к счастью, это было тоже ограничено, потому что они первым делом уничтожали свои собственные тела и не оставляли потомства. Этим все и кончалось. Полного уничтожения биосферы в тех местах, где манихеи побеждали, не происходило.

И тем не менее это отрицательное отношение ко всему живому явилось лозунгом для могучего еретического движения, которое охватило весь Балканский полуостров, большую часть Малой Азии, Северную Италию и Южную Францию, и привело к совершенно неисчислимым бедам.

Не надо думать, что противодействующие этому католики были в чем-то в каких-то отношениях лучше, святее или их учение было лучше, чем у альбигойцев. Оно было также логично в своей последовательности, с той только разницей, что они утверждали, что мир должен быть сохранен. И что жизнь, как таковая, не должна пресекаться. И поэтому они очень много убивали.

Казалось бы — парадокс. Нет, не парадокс. Для того чтобы жизнь поддерживалась, согласно диалектике природы, смерть также необходима, как и жизнь, потому что после смерти идет восстановление. А альбигойцы сделали очень хитрую вещь, они якобы из своих «идейных соображений» отказывались убивать живых существ с теплой кровью. И поэтому выяснить, кто альбигоец, кто не альбигоец, было очень легко. Давали человеку зарезать курицу — если он отказывался, то его тащили на костер. [316]

316

Кто соглашался пролить кровь — тот добрый католик, а прочие были обречены суду инквизиции. Альбигойцы один за другим отказывались пролить кровь и предпочитали взойти на костер.

Вы скажете, что альбигойцы были лучше, они были такие гуманные, что даже курицу не могли убить. А выгодно ли это для кур? Ведь если бы кур никто не стал резать и есть, то их бы перестали разводить, они бы просто вымерли. То есть куры бы исчезли как вид. Только благодаря этой смене жизни и смерти поддерживаются биосферные процессы. Поэтому есть основания считать манихейское учение, в том числе и альбигойское, проявлением негативной экологии.

Что из этого получилось и почему я коснулся этого вопроса? Да потому, что вот тут-то и возникло первое могучее столкновение на территории Франции. Альбигойцы повели себя настолько вызывающе, что против них был организован крестовый поход. Крестовый поход так зря не организуешь, но альбигойцы не удержались и зарезали одного папского легата, очень высокого положения, посла — Пьётро де Кастёльно [317] его звали. Он был прислан (в 1202 г. — Ред.) из Рима, договаривался, не договорился, на обратном пути его прикончили (в 1208 г. — Ред.). Ну, а после этого, раз кровь пролилась — был объявлен крестовый поход. [318] И все рыцарство Северной Франции, мечтавшее о том, чтобы найти себе какое-нибудь дело, бросилось истреблять этих самых альбигойцев.

317

Легат требовал от местных сеньоров преследования в их владениях упорных еретиков. Согласившись на словах, на деле один из самых могущественных графов — Раймонд Тулузский так обращался с папским посланником, что его подданные, еретики-альбигойцы, убили легата. В 1208 г. он был причислен к лику мучеников католической церкви.

318

Смерть Пьетро де Кастёльно в 1208 г. возбудила против его убийц всех католиков Франции. Папа поручил доминиканцам проповедовать крестовый поход против еретиков. Участникам была обещаны индульгенции, а уклоняющихся брали на примету, проверяли их верования, приводили к примирению с Церковью. Упорствующих крестоносцы убивали. Число альбигойцев, погибших на кострах с 1208 г., года начала инквизиции, по источникам того времени исчисляется несколькими миллионами.

Альбигойцы эти были перемешаны с местным населением юга Франции, они были перемешаны с католиками. А поскольку альбигойцы считали, что весь мир — это зло, а против зла разрешены все средства, то они всем лгали, что они самые правоверные католики, а на самом деле занимались своими делами. И различить их было нельзя. [319]

То есть, по существу, произошло столкновение [320] между Южной и Северной Францией, то есть парижским королем Филиппом Августом, [321] который официально в крестовом походе не участвовал [322] (он был отлучен от церкви [323] за свои грехи, грехи у него действительно мерзкие, и он сам не мог надеть крест и идти во главе Церкви в поход, но деньги он на него давал); и его соперником, графом Раймундом Тулузским, который был просто граф, но владения имел не меньше французского короля, а богатства значительно больше, и он был при этом католик, а вовсе не альбигоец. Но, тем не менее, один (Филипп Август. — Ред.) поддерживал крестоносцев, а другой (Раймунд. — Ред.) поддерживал еретиков.

319

На вопрос воинов о том, как отличить еретиков от католиков, один епископ ответил: «Убивайте всех подряд — Господь отличит своих».

320

Альбигойские войны шли с 1209 по 1229 г. (с перерывами). После того как альбигойство было осуждено 12-м Вселенским (4-м Латеранским) собором (1215), в крупных городах Юга была учреждена инквизиция. Началось кровавое искоренение ереси, сопровождавшееся широкой конфискацией их имуществ в пользу католической церкви и королевской власти.

321

Филипп II Август (1165–1223) — король Франции из дин. Капетингов, сын Людовика VII. Посредством хитроумной государственной политики и войн расширил королевский домен и усилил свою власть за счет феодальных властителей, противопоставив им городские коммуны и назначенных чиновников.

322

Армию крестоносцев составило северофранцузское (частью — немецкое) рыцарство, активное участие приняло северофранцузское духовенство. Предводителем крестоносцев стал граф Симон де Монфор.

323

Папа Иннокентий III отлучил от церкви Раймунда VI, обвиненного в инспирировании убийства легата. На стороне Раймунда VI, возглавившего военные силы Юга, вступил в войну король Арагона Педро II.

То есть, как видите, дело было не в лозунгах, а в стремлении победить друг друга. — А зачем, спрашивается? Почему такой момент, религиозный, который являлся делом совести, он вдруг стал лозунгом?! Да потому, что была такая тяга к действию, что это вылилось в повод к религиозной войне.

Победил Север. Тулуза была разрушена, Лион был оккупирован. Все замки альбигойцев, потому что большая часть их были феодалы, — они были взяты и уничтожены. [324] В общем, культура — богатая, провансальская культура, была растоптана северными рыцарями, которые насаждали грубые нравы парижан. Париж считался тогда диким городом по сравнению с Тулузой, Марселем, Лионом.

324

Войска Людовика VIII взяли Авиньон (1226), затем и другие города Юга изъявили покорность французскому королю. В результате значительная часть Тулузского графства была присоединена к королевскому домену (1229). Альбигойские войны нанесли большой урон экономике Юга, сдержав бурное развитие городов, достигших в довоенный период пышного расцвета.

Ну, одержали победу. Ладно. Казалось бы, на этом и успокойся! Но воевать-то им хочется! А если хочется, так повод-то найдется.

Был выдвинут новый лозунг — о праве престолонаследия. Когда закончилась прямая линия династии Капетингов во Франции, это было в XIV в. (Капетинги находились у власти более 300 лет с 987 по 1328 г. — Ред.), у короля Филиппа IV Красивого умерли все сыновья. Во Франции осталась одна внучка, дочь старшего сына, — Жанна ее звали. [325] Ее выдали замуж за наваррского короля, а она была наследница французского престола. Но французские пэры сказали: «Негоже лилиям прясть! [326] — Не годится иметь женщину на престоле. Мы хотим иметь на престоле мужчину».

325

Филипп IV Красивый (1268–1314) — король Франции с 1245 г. Сыновья: Людовик X Сварливый (1289–1316), Филипп V Длинный (1291–1322), Карл IV Красивый (1295–1328). Внучка, дочь Людовика X — Жанна II (1311–1349) — наваррская королева, замужем за графом д'Эвре.

326

Три золотых лилии — эмблема королевской власти во Франции. Форму лилии придавали скипетру, а сама Франция называлась «царством лилий», а французский король — «королем лилий». Имя цветку дала река Ли (Lys) в Восточной Фландрии.