Студент 3

— На месте, — сказал он. — Ждет. Я сказал, что в течение часа будем.

— Толково, — одобрил я. — Вперед!

До улицы Стадионной мы добрались пешком без всяких проблем, треплясь по пути обо всем на свете. Разве что устали все же немного. Выпили газированной воды из аппаратов АТ-114, которые сегодня бы назвали «водоматами»: я с сиропом за три копейки, Витек из экономии выдул за копейку стакан без сиропа… Ходили слухи, что если бросить копеечную монетку резко и сильно, то автомат мог сдуру налить воды с сиропом, но подтверждений тому ни я, ни Витька не имели. Обсудили и это на ходу, от нехрен делать.

Дневной свет заметно потускнел к закату, хотя до него было еще не близко, когда мы очутились, наконец, у цели.

Стадион тут действительно был, но старенький, полузаброшенный. Думаю, что объект начали строить перед самой войной, а потом уж стало не до стадиона, во время войны город сильно изменился, переполнившись эвакуированными людьми, предприятиями и учреждениями. Сместился его, так сказать, «центр тяжести». Поэтому новый, большой стадион запланировали среди новых, стремительно растущих районов. А этот — прошу прощения, неверно я назвал его полузаброшенным — естественным ходом событий он превратился во второстепенный тренировочно-оздоровительный комплекс. Мы и мимо него прошли по небольшой дуге, попав точно в нужный нам дом.

Тоже старинный, довоенный, хотя, как я понимаю, намного менее престижный, чем Дом работников искусств. Впрочем, по тем временам, получить ордер на вселение сюда мог примерно один гражданин из тысячи. Так что, смекнул я, Юрий Павлович, скорее всего, из когда-то обеспеченной, почтенной, а теперь обедневшей семьи, коли не перебрался за сорок лет в более новый жилфонд…

Да, с этим выводом я мог и ошибиться. Но не ошибся.

Явно довоенная массивная двустворчатая дверь приоткрылась, предъявив нам мужчину за пятьдесят, с неестественно бледным лицом и крашеного в жгучего брюнета. Эти мертвенная бледность и волосы цвета «воронова крыла» в сочетании с возрастными морщинами и предательски дряблой кожей под подбородком как-то сразу шарахнули по восприятию так, что сразу несколько эмоций заплелись в душевную химеру. Смешно и жалко, и охота сказать: «дядя, а ты не е…анулся на старости лет?..» и где-то в глубине души понимаешь его. Даже сочувствуешь. Черт знает, может, во мне вдруг сказался взрослый мужик, остро сознающий то, как не хочется стареть, не хочется замечать признаки неизбежного возраста…

Но и это надо делать аккуратно. То есть, не стареть. Что у нашего клиента явно не получалось. Как-то не сразу, но заметил я, что искусственная бледность не только от кремов и всяких притираний. Мужчина был еще и напудрен. Достаточно умело, не грубо, но все же я заметил. Равно и то, что ему не «за пятьдесят», а скорее, «под шестьдесят». И это просекаешь не с первого взгляда, но сечешь потом.

Мне, фанату Достоевского, конечно, этот тип мигом напомнил старого князя из «Скверного анекдота». Ну, до княжеского маразма ему было еще далековато, но вектор, несомненно, тот же.

— Юрий Павлович? — спросил Витек уверенно и даже как-то надменно, что ли. От общения со мной он вообще заметно приосанился, обрел пафос в коммуникациях с другими людьми. Что, в сущности, неплохо, когда в меру. Ему бы еще с самим собой получше разбираться… Но надеюсь, и это придет.

— Да, — произнес Юрий Павлович со странной интонацией — не то утвердительной, не то вопросительной, непонятно. И смотрел на нас так изумленно, что на секунду у меня мелькнула мысль: черт возьми! А может, Дима не такую уж чепуху нес, видя в нас вестников или кого там… Вдруг нарикам в их глюках приоткрывается кусочек реальной истины?.. Кто знает! Ведь пути Господни неисповедимы.

— Мы от Константина, — веско объявил Витек.

Юрий Павлович продолжал смотреть непонимающе.

— Вы заказывали… снадобье. Сто пятьдесят рублей, — пришел на помощь я.

— А! — вскрикнул он так, словно я сообщил ему о наследстве от почившего дядюшки. — Как же… да, да, конечно! Да. Входите!

И словесно забарабанил:

— Прошу, прошу, молодые люди… Очень рад! Конечно. Как же, Константин! Как я так запамятовал… Вот они годы, вот они! Но я надеюсь на ваш эликсир молодости, так ведь?

— Н-ну, я бы сказал, переворотное зелье, — процедил я сквозь зубы.

— Как вы сказали? — встрепенулся престарелый Дон Жуан.

— Неважно, — отмахнулся я.

Нездоровое жеманство пожилого человека меня, конечно, отталкивало. Но он, как будто этого не замечал. Игриво суетился:

— Зелье — прелестное слово! Такое, знаете ли, из прежних времен, из прошлого века… — тут он еще балаболил и даже довольно складно, но я все это пропустил мимо ушей. Витьке, похоже, тоже не было большим фонтаном слушать трухлявое бормотание, он поскорее вынул коробочку со свертками:

— Вот смотрите… — и вполне дельно растолковал методы применения зелья. Юрий Павлович охотно настроил локаторы, выслушал, начал что-то уточнять, но тут в комнате зазвонил телефон, хозяин устремился на звонок.

— Алло?.. Да! — искренняя радость в голосе. — Ирочка, очень рад, ждал вашего звонка… Да, да!

Позитив в голосе все нарастал и нарастал, доходя до стадии восторга. Когда Юрий Павлович выбежал к нам, он просто-напросто сиял всем своим бледно-морщинистым лицом и искусственной челюстью, которую даже можно было принять за настоящую.

— Беру! Несомненно. Вы говорите, сто пятьдесят?..

— Это Константин говорит, — ответил Витек с налетом иронии.

— Ах да, разумеется!..

Он торопливо рассчитался — как мне показалось, совершенно потеряв к нам интерес. Ирочка, видимо, заполонила все его мозги. Вот какая она, интересно?.. Кем надо быть в те сравнительно благопристойные времена, чтобы клюнуть на ухажерство такого вот старого вертопраха… Может, Ирочке тоже что-то под полтинник, вот интересно, что выйдет из их, простите, коитуса?.. Между прочим, вопрос серьезный. Вот так действительно случись что… Молодая здоровая баба — Ларису я имею в виду — откинулась, а этот ветхий попрыгунчик?! Что с ним может быть?.. И неизвестно еще какая там Ирочка, может тоже те еще руины замка Моррисвиль… Тогда мы точно в зоне риска, и прикроют нас или нет старшие друзья… Вот тут, пожалуй, вопрос.

Эта мысль темной тучей окутала мое сознание, пока мы возвращались в общагу. Витек тоже был невесело задумчив. Я покосился на него, но расспрашивать не стал. Что-то он тоже перетирал в мозгах, и это не удивительно.

Добрались мы порядком проголодавшиеся и когда уже ощутимо повечерело. Мою стряпню рабфаковцы, конечно, нам благородно оставили, сами же дружно и матерно смотрели футбол — катившийся к финишу чемпионат СССР. Честно говоря, я даже не поинтересовался, что за команды встречались, обратил лишь внимание на то, что матч идет под сильным проливным дождем, игроки были страшно мокрые и грязные. Макароны, спору нет, остыли, я по-дружески уболтал Витька сходить разогреть их, несмотря на мое дежурство: «…я тебе помог? Помог. И ты мне помоги, и все по чесноку…» Витька самую малость покривился, вздохнул, но отправился на кухню. А я завалился на кровать. Реально устал.

Футбол кончился.

— Ну что? — обратился к Роману Толик. — Потехе час, а делу время? Закрепим пройденные материалы?..

Голиков тоже неохотно вздохнул. Но чувство долга перебороло:

— Да надо бы…

Только он это сказал, как в дверь стукнули. Странно — очень робко, разок тюкнули и затихли.

— Да! — громогласно рявкнул Бочкин. — Входите!

Дверь медленно приоткрылась…

— Можно?.. — смиренный голосок.

Я вскочил с кровати.

В дверном проеме стояла Лена, вся такая благонравная, как агнец Божий.