Студент 3

Он сказал это с юморком, но Витьке было не до шуток.

— Я… начал он и прервался, как будто во рту у него пересохло.

— Что? — слегка подстегнул его и Столбов.

— Я должен сказать… должен признать…

По лицу Хафиза я вдруг понял — он угадал, отчего Витек так мучительно топчется на месте.

— Подожди-ка, товарищ Ушаков… — негромко и с особой интонацией произнес он. — Ты хочешь сказать, что отведал этого препарата?

Витек виновато кивнул. Андрей Степанович воззрился на него так, что вроде бы и позабыл про записную книжку. Впрочем, она у него оставалась в руке.

— Здорово… — медленно вымолвил Хафиз. — Ох, Ушаков, ты у меня тоже… человек-сюрприз. Вроде Королевой! Та чудо чудное, диво дивное, теперь еще одного принесло.

— Товарищи, — пробормотал Витек, — ну это один раз случилось, больше не повторится… Так уж получилось.

— Рассказывай, — потребовал Хафиз. — Как так получилось.

Еще чуть помявшись, Витька честно и подробно изложил историю своего грехопадения с Зинаидой Дмитриевной. Завершил повесть словами:

— И это… я хотел бы, конечно, чтобы это осталось между нами.

— Чем дальше в лес, тем больше дров, — вынес резюме Андрей Степанович.

— Нет, — быстро ответил Витек. — Нет, честное слово… Мы вон и с Василием уже это дело обсудили… Да, некрасиво получилось, но все, больше нет!

Помолчали. Секретарь с редактором мгновенно переглянулись.

— Ну хорошо, — сказал Хафиз. — Оставим моральные темы. Перейдем к техническим. Опиши-ка еще раз свои ощущения.

Я мысленно чертыхнулся, слушая Витькин рассказ уже в который раз. Хотя понимал, что это необходимо.

Хафиз и хмурился и ухмылялся, видимо, находя в повествовании подтверждения своим мыслям. Так он и сказал, когда Витек закончил:

— Ну да, где-то так и должно быть. Если исходить из химсостава… все верно, реакция именно такая и должна быть. Андрей Степаныч! Думаю, мы вправе смотреть на вас как на юриста?

— Ну уж! Громко сказано…

Андрей Степаныч вроде бы пробормотал это самокритично, но заметно было, что ему приятно производство в звание юриста.

— Тем не менее, — напористо продолжал Хафиз. — Мы-то, — он повел рукой, разумея нас, химиков, — совсем не в том жанре! Отсюда вопрос: между официальными материалами и нашими домыслами есть надежная зацепка?

Комсомольский секретарь мыслил практично. То есть, все как будто подтверждало нашу концепцию: профессор Беззубцев втайне разработал сильнейший психотропный препарат, нацеленный на обострение сексуального возбуждения и имеющий невыясненные побочные эффекты. Опробовал на любовнице — побочка сыграла так убойно, что цветущая полная сил женщина хватанула инсульт. Отчего и сам экспериментатор пересрался, трусливо сдристнул с места происшествия… а далее в связке с Жирковым продолжил тайные «клинические испытания» на подопытных, видимо, варьируя дозы, а может, и состав.

Все это было резонно, но совершенно голословно. Вот Хафиз и спросил Столбова — а можно ли все это юридически связать с имеющимися фактами. При этом, скорее всего, заранее зная ответ…

Андрей Степанович весомо покачал головой:

— Ну, скажем, не такой уж я юрист… Но из того, что вижу — нет, не притянешь тут одно к другому. Да, можно придраться, что они с Семеновой были любовниками. Но это не уголовное преступление. А доказать, что он был у нее на квартире в ту ночь… нет, на основании имеющихся данных это невозможно. И тем более, — тут он кивнул в мою сторону, — Родионов все правильно рассудил: больничный лист у него открыт за сутки до смерти Семеновой.

— Врача бы этого тряхнуть… — сумрачно пробормотал Хафиз.

— Да ведь и тут не подкопаешься, — вздохнул Столбов. — Как докажешь? Пришел человек с симптомами болезни, острое респираторное чего-то там… простуда, проще говоря. Врач обязан выписать бюллетень. Точка!

— И связь с Жирковым тоже не докажешь, — полуутвердительно сказал я.

— Конечно, нет, — с удовольствием подчеркнул редактор. — Какая такая связь? Знать не знаю я вашего Жиркова… То есть, знать-то, конечно, знаю, да. Это сын моего давнего коллеги. Но и все на этом!

— А если нажать? — осторожно предположил я. — Не на Беззубцева, так на Жиркова.

— А какие основания? — Столбов горько усмехнулся. — Его фарцовка? А это поди-ка подтверди. Если с поличным не накрыть, то с него взятки гладки. А его, подозреваю, не больно-то накроешь… Не-ет, тут надо еще подумать! И я думаю! Публику эту мы возьмем за причинное место, не сомневайтесь. Но надо сильно постараться. Оч-чень сильно!

Он вроде бы еще хотел сказать что-то, но Хафиз перебил:

— Прошу прощения! Андрей Степаныч, а вы ведь наверняка всех этих просчитали… покупателей, я имею в виду. Пятерку страждущих! Кто они такие?

— Естественно, — произнес Андрей Степанович с эффектом. — Ну, скажем, не я, а компетентные товарищи… но результат у меня есть, вот он. Можете узнать.

Мне было не очень интересно это узнавать, поскольку я и так предполагал, какой примерно может быть круг знакомств Кайзера, а от точного знания большого толка не видел… Но есть, так есть.

Столбов развернул свой незаменимый блокнот на другой странице.

— Та-ак… Ага, вот. Ну, слушайте…

Про пролетария Гришу слушать особо нечего было: действительно автомеханик очень высокого класса, слава о нем чуть ли не по всему городу, и деньги льются дождем… Зинаида Дмитриевна оказалась товароведом плодоовощной базы — эта до крайности прозаическая профессия в СССР слыла престижной, давая доступ к возможностям легально комбинировать с распределением овощей и фруктов, следовательно, калымить не по-детски. Зинаида Дмитриевна, насколько я сумел составить о ней мнение, будучи в торгово-снабженческой системе не ахти какой шишкой, умела проворачивать дела, не отсвечивая, живя скромно и копя денежки. Сколько их неучтенных у нее — даже подумать сложно…

— Естественно, — грозно объявил Андрей Степанович, — там всю базу щупать нужно. Вплоть до директора. И выше, конечно. Весь Плодоовощторг! Клубок, похоже, сплелся такой, что рубить надо! Как этот самый, как его?..

— Гордиев узел, — подсказал я.

— Вот-вот!

Не позавидовал я Зинаиде Дмитриевне, хоть и умеет она жить как скупой рыцарь. Ну да, такой психологический тип людей: им деньги нужны не для роскоши, а для морального удовлетворения. Своего рода спортивный интерес.

— Два раза была замужем, — сообщил Столбов. — Ну как замужем? В загсе не расписывались, так сожительствовали. Не знаю, но можно понять, что мужики эти сами от нее сбегали. Причин не знаю, но что здесь долго думать?.. Во-первых, сами подкаблучники, падкие на богатство. Липли к ней. Потом вникали: денег из нее не выдоишь, дает она гроши, держит в ежовых рукавицах… Ну и давали деру потом.

Тут он особенным взором посмотрел на Витьку. Суховатая улыбка тронула его губы:

— Вот, Ушаков… С тобой ведь можно говорить, как мужику с мужиком! Как ты считаешь, можно с ней ужиться?

Витек смекнул, чего от него ждут:

— Да вряд ли… — произнес он рассудочно, как бы прикидывая по ходу ответа. — Суровая тетка.

Андрей Степанович победно взглянул на Хафиза, хотя тот ничуть не спорил:

— Вот так-то. Понятно, чего ей хотелось… Ладно, поехали дальше!

Лидия — фамилия ее оказалась аж Князева — оказалась дочерью покойной актрисы местного драмтеатра, чем и объясняется проживание в Доме работников искусств. Мама-актриса вряд ли была примой, хотя прочное положение в труппе, видимо, занимала. Иначе просто бы не получила хоть такую, да квартирку… Насчет ее мужа, он же отец Лидии, почти ничего не известно — вроде был такой, какой-то горе-артист, перекати-поле, ни в одном коллективе не мог закрепиться. Говорят, пел хорошо, грезил об оперетте или мюзик-холле… Но в итоге укатился неведомо куда, и дальнейшая его судьба интереса не представляет. Ну, а Лидия училась спустя рукава, вращалась в богемной среде… Как известно, «дружба с Мельпоменой» дело смутное: мать рано умерла, девушка выросла без руля и без ветрил, ладно, маникюршей стала, хоть какое-то занятие. И даже довольно прибыльное: зарабатывала неплохо…