Студия пыток

У меня за спиной хлопнула дверь. С лестницы донеслись обрывки шепота… Крик., кричали… слышишь?… Крик… страшновато стало, да… убийство… кто-то сказал: убийство… крик… помереть можно со страху… до костей проняло… полицейские… кучка ублюдков… я слышал сирены…

Слышал сирены, он сказал, я пойду и помогу, девушке нужна помощь, а я говорю, нет, не пойдешь, ты остаешься здесь… Приятель… сексуальный маньяк… один из семейки… насилие, это точно… никогда не слышал такого крика… со времен войны… с тех пор как Папуля уехал… только в субботу вечером… испугал кошку… из-за нее молоко прокисло… перевернула суп… у меня со страху живот свело…Я бежал по длинной спирали лестницы, уже осознавая, что гонка проиграна, но не в силах остановиться… посмотрите на него… худосочный вонючка… спешит… ужасно спешит… муж ее… слишком старый для мужа… любовник… слишком страшный… врач… слишком грязный… полицейский… вряд ли… недостаточно шустрый.Я хорошо представлял себя со стороны – ничтожный жук, ползущий по изгибам ракушки… заколол… изнасиловал… прирезал… приставал… убил… господи спаси… господи помоги… Боже помоги ей… Помоги ей и спаси ее…

Собаки в соседских квартирах лаяли и бросались на двери, когда я пробегал мимо. Я словно вышел из собственного тела. Кукла, насильно брошенная в чужую галлюцинацию. Дверь в квартиру Анны-Марии была приоткрыта. Я распахнул ее и вошел.

Мертвое тело казалось маленьким. Голова откинута назад, бледное лицо обращено к небу, губы застыли в жуткой гримасе, в последнем предсмертном стоне. Красное море поблескивало на ковре, перетекая в липкую алую реку, которая заканчивалась размазанными коричневыми пятнами, там, где он отчаянно пытался добраться до выхода. Кровавые руки прижаты к животу, словно умирающий хотел что-то удержать. Виднелись кишки, воняло распадом и разложением.

– Кто бы подумал, что в этом старике так много крови? – прошептал я.

Анна-Мария в спортивном костюме с кровавыми пятнами и накинутым на плечи одеялом услышала мой голос, отошла от женщины-полицейского, с которой разговаривала, и побрела ко мне.

– Убить мертвого человека – это грех? – шепотом спросила она.

Я прижал ее к себе. Мы вместе смотрели, как полицейский фотограф присел, настроил объектив и навел его на тело. Сверкнула вспышка, и мистер Маккиндлесс – человек, которого я знал под именем Скорба, – остался запечатленным навсегда.

23. Протокол

Мой допрос вел полицейский моложе Андерсона. Хороший пиджак и слегка высокомерный тон, который я обычно встречаю в штыки. Однако я рассказал ему все – начиная с фотографий и заканчивая ограблением в аукционном доме. Когда я говорю «все», то, конечно, не имею в виду рассказ со всеми подробностями. Само собой, я сильнее всего нажимал на Трэппа, но ничего не сказал про Леса, подпольную торговлю Джона, сомнительный операторский опыт Дерека и про наши планы по поводу аукционных денег. Себя я просто разложил по полочкам, распластался на кресте, готовясь принять мученическую смерть. Когда же он вдруг отпустил меня, я даже воспротивился. Я остался сидеть в кресле и сказал:

– Вы что, не понимаете – это я во всем виноват?

– Инспектор Андерсон хотел поговорить с вами перед вашим уходом, – только и ответил молодой детектив и показал мне, в какую дверь заходить.

– Садись. – Мы были в том же кабинете, что и в день, когда он рассматривал нэцкэ, а с моей одежды на ковер текла вода. – Значит, все это время ты был в гуще событий.

– Да.

Андерсон казался замученным. Видимо, и я выглядел не лучше.

– И тебе не приходило в голову поделиться со мной.

– Приходило.

– Это могло бы уберечь нас обоих от многих неприятностей.

– Я понимаю.

– Благодаря тебе меня уже внесли в нехорошие списки. Я сказал моему коллеге в полиции нравов, что Маккиндлесс мертв, и он поверил мне на слово, и я, получается, виноват в том, что они не стали проверять факт его смерти.

– Прости.

– И вот еще что. – Он протянул мне листок с расчетами, которые делала Роза перед нашей махинацией. Раз уж она считает себя мастером криминала, то зачем оставлять улики на бумаге? – Когда Роза обмолвилась о деньгах, которые вы собирались присвоить, я подумал, что будет разумно осмотреть стол. На твоем месте я бы это уничтожил.

– Помрачение ума. Это была моя идея.

Он скептически посмотрел на меня.

– Я так и подозревал. В результате только страху натерпелся, да?

– Я выжил.

– Да уж. Но в твоих показаниях я что-то не вижу упоминаний о твоем приятеле Лесли?

– Он не имеет к этому отношения.

– Разве? Я-то думал, он все-таки где-нибудь появится. Что еще ты утаил? Вот. – Он придвинул ко мне через стол тонкую папку. – Нравы уже некоторое время интересуются Трэппом. Твои показания дали им возможность получить ордер на обыск в его саунах.

Когда я начал читать, девушка на фотографии вдруг пошевелилась, высвободилась из веревок и заговорила со мной.

ПРОТОКОЛ ПОКАЗАНИЙ

СВИДЕТЕЛЯ АДИ КОВАЛЕВОЙ

ДАТА 30 АПРЕЛЯ 2001 г. РАСШИФРОВКА

СТЕНОГРАММЫ – ОЛЯ МАККЕНЗИ

Когда у тебя нет денег, сделаешь все, что угодно. Состоятельным людям этого не понять – они никогда не поймут, да и к чему им это?

Им кажется, только плохие люди совершают такие поступки. Неправда – еще отчаявшиеся и одинокие. Оступаешься, потом еще раз, а в конце понимаешь, что на самом деле тебе больше всего хотелось простой и достойной жизни.

Я родилась в Украине. В моей стране заработать на жизнь очень трудно. Я закончила педагогический, но скоро поняла, что учительством не обеспечить себя и трехлетнюю дочку. Однажды я увидела объявление в газете: приглашаются англоговорящие люди для работы за границей. Это ведь мечта каждого. Работать за рубежом, зарабатывать деньги и посылать их домой. Я позвонила по телефону и поговорила с каким-то мужчиной. Он спросил, сколько мне лет, замужем ли я, есть ли образование, а потом назначил встречу на следующий день.

Собеседование прошло удачно. Мужчина был хорошо одет, держался, как профессионал. Казался дружелюбным. Спросил об опыте работы, о семье. Я ничего не заподозрила и все ему рассказала.

Он тут же сообщил, что работа есть. Меня берут секретарем в представительство украинской компании в Великобритании, и я должна быть готова поехать туда уже на этой неделе. Такая спешность меня удивила, но ведь об этом-то я и мечтала. Так что я упаковала чемоданы, сдала квартиру, дочку оставила со своими родителями и попрощалась со всеми. Много было слез, но и счастья тоже. Я так долго прожила без надежды, думая лишь о том, как прожить сегодняшний день, а теперь я могла строить планы на будущее. Пришлось пойти на эту жертву и покинуть дом, но я была готова жертвовать ради семьи.

Я не знала. Да, жизнь в Украине трудная, но если бы я только знала… со всех ног побежала бы домой.

В Британии меня встретил другой мужчина. Седой, в дорогом костюме. Он тоже был приветливым. Расспросил о полете, помог донести сумки до машины. Я очень устала, уже скучала по дочке, но все равно была счастлива, когда приехала туда. Он сказал, что отведет меня на мою новую квартиру, не шикарную, но чистую.

В квартире сначала все шло нормально. Он предложил мне вина. Я отказалась, он слегка расстроился, и я сказала себе: Адя, это ведь один из твоих новых начальников, постарайся быть пообщительнее. И согласилась выпить. Стала спрашивать его о работе, и он ответил, что скоро приедут ассистенты и все мне расскажут. Вскоре в дверь постучали, он извинился и пошел впустить их.

Как только эти двое вошли в комнату, словно холодный ветер подул, и я поняла, какую ужасную ошибку я сделала. Все в этом седом мужчине как-то поменялось, даже внешне он погрубел. Один из них сказал, что теперь я принадлежу им, они потратили тысячи долларов, чтобы купить меня, и я теперь обязана отработать эти деньги. Я буду спать с разными мужчинами, как проститутка. Я возразила. Сказала, что меня нанимали на другую работу. У меня есть образование. Я не подписывала никаких контрактов. Когда я поняла, что это не подействовало, попыталась убежать. Седой преградил мне дорогу, я запаниковала и стала кричать, надеясь, что кто-нибудь услышит. Двое мужчин схватили меня и сильно избили. Когда я была уже вся в крови и сдалась, этот седой… он стал совершать со мной сексуальные действия, которые я описывать не буду. Они дали мне понять, что мне предстоит трудная ночь. А потом… эти двое… они изнасиловали меня.

После всего того, что они сделали, сопротивляться было бесполезно. Они сказали, что все знают о моей семье. И это правда – я же сама им все рассказала. Они пообещали, что если я хоть что-то предприму, они отыграются на моих родителях и моей маленькой девочке. Я поверила им. Я стала работать в массажном салоне, на оживленной улице, с шестью другими девушками. Их истории почти ничем не отличались от моей. Мы были рабынями. Каждый день с одиннадцати утра до двенадцати ночи мы обслуживали клиентов. Иногда мужчины причиняли нам боль. Нас не выпускали наружу, но я смотрела в окно и видела людей, идущих по улицам, нормальных людей. Тогда ко мне стали приходить разные мысли: существуют ли вообще нормальные люди в мире, где царит такое зло? Кто все эти мужчины, которые используют нас? Они приходят домой, целуют своих жен, обнимают своих дочерей, теми же руками, которым били нас.

С каждым днем какая-то частичка меня умирала. Я часто думала о самоубийстве, но боялась за семью – они же могли отомстить моим родным.

Когда пришли полицейские, я испугалась. Мне уже казалось, что и они мерзавцы. Я не сразу осознала, что они пришли освободить нас. Мне стало легче, но никакого счастья я не почувствовала. Такие чувства мне теперь недоступны. Последняя часть меня успела умереть до того, как они пришли. Теперь я хочу домой, и все.

Я обхватил голову руками.

– Вот уроды.

– Трэпп воровал молодых мужчин и женщин и торговал ими, принуждая их заниматься проституцией. Будет расследование, но Трэпп исчез, а Маккиндлесс на сей раз по-настоящему мертв. У нас много нераскрытых убийств и нападений, мы выясняем, связан ли с этим Маккиндлесс. Я не уверен, что нам удастся доказать их причастность в полной мере. Теперь это дело уже не совсем в нашей юрисдикции.

– Но ведь дело не закроют?

– Мы передадим информацию другим европейским ведомствам, но Трэпп скорее всего продолжит свой бизнес в других местах, не в Европе.

– А тем временем кто-то заметит его исчезновение и с удовольствием займет его нишу здесь. И все начнется снова.

Эпилог «Soleil et D'esol'e»

Любовь цепляется за Скорбь,

Чтобы одной не утонуть.

Пускай. Нет слаще этой боли -

Класть Смерти голову на грудь.

Альфред, лорд Теннисон. Памяти Э. Г. Г.

Мы с Розой шли по улице Мучеников к Монмартру. Роза шикарно выглядела с новой прической, в черном брючном костюме, белой шелковой рубашке и стильной шляпке, из-под которой выглядывали короткие кудри. Я же казался похоронным чучелом в длинном черном пальто и черном же костюме.

Роза посмотрела на меня:

– Блин, как всегда.

– Что как всегда?

– Весенний Париж, а я иду рядом с тобой.

– Я мог бы сказать то же самое.

Я улыбнулся, показывая, что шучу, хотя это было правдой – для нас обоих.

Неделю назад я совершил поход через Келвин-гроув-парк к пяти остроконечным башням университета. День был на удивление ясным, воздух – прозрачный и чистый, на небе ни облачка. Всюду попадались золотые островки нарциссов, пахло цветами. В такой день от предвкушения лета сердце стучит быстрее, хоть и немного жаль расставаться с весной.