Стюардесса. Неоконченный портрет

– В чем дело шестьсот одиннадцатый?... шипение… В чем дело? Вы меня слышите?

В каждом крушении самое страшное это тишина между короткими выходами в эфир. Мы молчим в эфире. Мы глохнем в падающей громадине.

Она не понимает, что происходит. Я говорю:

– Ты не все просчитала.

Я многому учусь. И после того как я научилась быть любой из вас. Научилась выполнять любое ваше требование и пожелание. Теперь я научусь быть собой.

– Нет, девочка моя. Ты не сможешь без меня больше.

Я отвечаю.

– Мне больше никто не нужен.

Я заламываю её руку. Скрежет отламывающегося крыла сливается с хрустом раскрашивающегося локтевого сустава.

Иллюзия, что кто-то должен заботиться о тебе опаснее драки с тайским боксером на борту падающего авиалайнера.

Я всегда была тем, кем вы мне велели. Но всё, что было нужно вам – это чтобы я была улучшенной копией каждого из вас. Вашей несбывшейся мечтой.

Мне придется пройти через эту боль. Я другая. Теперь я заставлю вас оставить меня в покое.

Я бью её локтём в лицо.

Перехватываю пистолет и всаживаю три пули прямо в череп.

Клиновидная кость.

Верхняя челюсть.

Нижняя носовая раковина.

Зажмуриваю глаза. Слёзы катятся по щекам, оставляя кипящие русла. Запястье будет ныть всю жизнь, разбитое отдачей пистолета. Три выстрела подряд. Я буду помнить каждый, боль навсегда пронзает лучевидную кость.

Я успеваю свернуться калачиком и приготовиться к тому, что меня превратят в выплюнутую на горячий асфальт жевачку.

Самолет бьется ещё раз о последнее заградительное сооружение. Вылетает на проезжую часть. Колесо отлетает в летящую мимо мазду. Лайнер падает на шоссе и рассыпается на части. Всё заканчивается очень быстро.

Тишина и пыль заполняет салон.

17. ШОССЕ

Я всё ещё там. В той квартире на Фрунзенской.

Мы сидим перед зеркалом в спальне. Я пытаюсь оторвать взгляд от отражения его мертвого тела. Осунувшийся мужчина почтенного возраста остригает мои шикарные вьющиеся светлые волосы.

– Я прожил свою жизнь, словно у меня был абонемент в фитнес клуб, но я не нашёл времени им воспользоваться. Передо мной были раскрыты все пути, но я выбрал узкую дорогу, с который уже поздно сходить. Я думал, она даёт мне свободу. Но речь шла исключительно о власти. Мне будет легче на пенсии, зная, что ты спаслась от этого.

Я молчу, уставившись в зеркало перед собой. Я слышу, как волосы хрустят под ножами.

– Если всё получится так, как ты мне рассказала, то я буду на месте падения и заберу тебя. Типа случайный очевидец. Вроде как повезу тебя в больницу. А там уж видно будет… У тебя будет несколько минут, чтобы переодеть её в костюм пилота и запалить кабину. Криминалисты,- я тебе говорю,- даже разбираться не будут. Мало кто захочет капаться в горелых останках, когда и так всё можно списать на авиакатастрофу. Максимум – определят пол… Но в нашем случае это как раз то, что надо. Выскочишь из самолета, и я тебя заберу.

Как он и обещал, силовики взяли меня под свой контроль сразу после крушения лайнера в больнице. Это обычная практика: все пострадавшие по умолчанию становятся подозреваемыми.

Он стоял надо мной и рассказывал о том, кем я могу стать теперь.

Специальный агент. Полная свобода действий. Центральное подчинение. Связные. Финансовая поддержка. Командировки.

Им нужны мои тысяча лиц. Моя холодная маска и невозмутимость. Моя стопроцентная игра.

Я все подписала, и мы пожали руки.

Спустя полчаса, после того, как он вышел из палаты, я отпросилась покурить.

Ещё через три часа я села по русскому паспорту на рейс Москва-Франкфурт-Лиссабон. Само собой они вели меня до аэропорта.

Во Франкфурте Марину Степанову уже встречали их люди. Но Марина Степанова не регистрировалась на рейс Франкфурт – Лиссабон.

И не проходила паспортный контроль на выход из миграционной зоны.

В этот день из Франкфурта-на-Майне вылетело сто пятьдесят четыре тысячи человек. Из них восемнадцать тысяч с русскими паспортами.

Ведь это так прекрасно, когда никто никому ничего не должен.

На борту

Я неловко сглотнул. Я смотрел на неё и пытался понять. Как в столь хрупкой молодой женщине может быть столько... мне трудно найти слова, что я увидел в ней за эти два часа.

Она была скромна – её посчитали лукавой. Она хотела любить весь мир – её научили ненавидеть. Она хотела помочь- её научили причинять боль.

Я испытал глубокое чувство вины.

И после.

Мне стало жалко. Жалко её, как не было бы жалко и себя.

Словно произошло, что-то настоящее. Что-то большее, чем я сам.

Словно я прикоснулся к жизни.

От Автора:

Оставить свой отзыв или поделиться ощущениями от прочтения вы можете по мейлу [e-mail]

Или в группе

http://vk.com/ushakovruslan

Положительные отзывы очень важны.

Спасибо