Суббота

— Ух ты, ну и квартирка! — И, заметив Пероуна, добавляет: — О, вот и наш герой асфальта!

Пока его приятель собирает телефоны, Бакстер спрашивает:

— А как насчет дедули? Только не говори, что ему вы не купили телефон!

Из теней в глубине комнаты выступает Грамматик; в руке у него — пустой бокал.

— У меня действительно нет телефона. А если бы был — я разбил бы его об твою пустую башку!

— Батя твой, что ли? — спрашивает Бакстер у Генри.

Сейчас не время разбираться в родственных связях, и Генри отвечает: «Да» — ему кажется, что так будет лучше.

Однако он ошибся, страшно ошибся. Своей приплясывающей походкой Бакстер обходит Найджела и стремительно движется прямо к старику.

— Ну надо же! — говорит он. — Такой приличный старый джентльмен — и так ругается!

Предчувствуя беду, Пероун бросается следом, но ухмыляющийся Найджел встает у него на пути. Генри успевает только выкрикнуть:

— Он тебе ничего не сделал!

Бакстер уже стоит перед стариком. Тео бросается вперед; и в этот миг кулак Бакстера взмывает в воздух, и слышится влажный треск кости — словно хрустнула зеленая ветка. Все Пероуны кричат — кто: «Нет!», кто просто: «А-а!» Однако худшие их опасения не сбылись: Бакстер ударил Грамматика другой рукой, не той, в которой держит нож. У старика подгибаются ноги, он падает; Тео мгновенно оказывается рядом, поддерживает его, помогает опуститься на колени, подхватывает из руки бокал. Медленно и беззвучно — он не застонет, не доставит врагу такого удовольствия — Грамматик закрывает лицо руками. Меж пальцев у него стекает кровь.

До сих пор Генри был как в тумане. Да, поражен, испуган — но как-то не всерьез. По своему обыкновению, он грезил наяву: мечтал о том, как вместе с Тео обезоружит Бакстера, о перцовых баллончиках, битах и ножах — и все это были чистые фантазии. Теперь же перед ним предстала истина во всей своей неприглядной наготе: Бакстер — человек, который ни на что не надеется и потому ничего не боится. Но это лишь общие слова, канва вышивки. А сложный узор образован симптомами его болезни — импульсивностью, неспособностью к самоконтролю, паранойей, резкими перепадами настроения, постоянным переходом от депрессии к взрывам ярости и обратно. Что-то из этого может сыграть Генри на руку, как сегодня утром. А может привести к катастрофе. Интеллектуального снижения пока не заметно — эмоциональные реакции и координация страдают первыми. Каждый, чье число CAG в толще таинственного гена четвертой хромосомы составляет значительно больше сорока, обречен пройти этим путем. Его будущее предопределено. Ни любовь, ни таблетки, ни изучение Библии, ни тюремное заключение не излечат Бакстера и не собьют его с курса. Судьба его, записанная в хрупких протеинах, нерушима, словно надпись, выбитая на камне или гравированная на закаленной стали.

Иоанн Грамматик стоит на коленях у дивана; Розалинд и Дейзи бросаются к нему. Тео беспомощно кладет руку на плечо деда. Генри не может подойти — путь ему по-прежнему преграждает Найджел. Бакстер, все еще с ножом в руке, делает шаг в сторону, дрожащей левой рукой стягивает шапку и расстегивает молнию на куртке, неуклюже закуривает. Топчется на месте, дергая молнию и косясь на хлопочущих вокруг старика женщин. Кажется, он не очень понимает, что делать дальше.

Никакие доводы не помогут Пероуну убедить себя в том, что только генетический сбой привел к тому, что семье его угрожают, а у тестя разбит нос Нет, виноват и он сам. Он унизил Бакстера на улице, на глазах у его приятелей, унизил, уже догадавшись о его болезни. Естественно, Бакстер явился сюда, чтобы при свидетеле спасти свою репутацию. Должно быть, уговорил Найджела или, быть может, подкупил. Парень этот, кажется, дурак дураком, уболтать его несложно. Бакстер действует на пределе сил, ибо слишком хорошо знает, что его ждет. Пройдет несколько месяцев, может быть, лет, и атетоз — бессознательные, неконтролируемые движения, и хорея — мышечные подергивания, гримасничанье, непроизвольные движения пальцами и плечами — овладеют им окончательно. Для разбойной жизни нужно бычье здоровье. А он будет прикован к койке, мучимый жуткими галлюцинациями. Друзья его наверняка покинут, и уж точно не будет рядом никого, кто бы его любил. Еще дальше — мрак и медленное сползание в пропасть. Если повезет, умелые врачи немного облегчат его страдания. Если повезет. Вот почему сейчас, пока Бакстер еще способен удержать в руке нож, он отчаянно борется за свое попранное достоинство, а может, даже надеется заслужить посмертную славу. Да, этот дылда на «мерседесе» совершал большую ошибку, когда снес зеркало старине Бакстеру!Жалкая история Бакстера неотмщенного, Бакстера, обманутого незнакомцем и покинутого друзьями, будет прочно забыта.

О чем он думал, этот парень, когда выслушивал свой диагноз, видел товарищей по несчастью, даже переписывался несколько лет назад с нейрохирургом из Лос-Анджелеса о новой терапии? Впрыскивание коктейля из стволовых клеток и собственной нервной ткани пациента — разумеется, ничего из этого не вышло, да и не могло выйти, на этот счет Пероун не обманывался. Как мог он не понимать, что унизить и обмануть такого эмоционально неустойчивого человека, как Бакстер, смертельно опасно? Избавился от побоев — и бегом на корт. Разрешив один кризис, вызвал другой, намного страшнее. И кровь Грамматика на полу — его вина. Бакстер сломал старику нос, приняв его за отца Генри. Прекрасный способ начать казнь сына.

Розалинд и Дейзи склонились над Грамматиком с бумажными салфетками.

— Ничего, ничего, — невнятно говорит он. — Ничего страшного. Я его уже ломал… в библиотеке, на этой чертовой лестнице…

— Знаешь что? — обращается Бакстер к Найджелу. — Мы тут уже бог знает сколько торчим, и никто не предложил нам выпить!

Это возможность избавиться от Найджела и обогнуть столик, на котором стоят напитки. Генри надеется завлечь Бакстера на свою половину комнаты, подальше от Грамматика. Ему страшно, что Розалинд или кто-нибудь из детей сорвется, когда Бакстер будет рядом. Дотронувшись до бутылки шампанского, Пероун вопросительно смотрит на Бакстера и ждет. Розалинд и Дейзи, обнявшись, склонились над Грамматиком. Тео стоит, устремив взгляд в пол, чтобы не встречаться взглядом с Бакстером. Тот наконец справился с молнией на куртке и сунул нож обратно в карман.

— Ладно, — говорит он. — Два джина с лимоном и со льдом.

Спиртное сделает Бакстера еще более неуклюжим — но и еще более неуравновешенным. Приходится рисковать. Пероун с удивлением обнаруживает, что и в пучине животного ужаса не теряет способность к холодному расчету: словно аптекарь, взвешивает он на мысленных весах плюсы и минусы своего шага. Он наполняет два бокала до краев «Танкереем», бросает в каждый ломтик лимона и кубик льда, один передает Найджелу, другой протягивает Бакстеру. Стол преграждает ему дорогу, но Бакстер сам обходит стол и подходит к дивану, чтобы взять свой бокал.

— Послушай, — говорит ему Пероун. — Что касается того нашего спора… Я признаю, что утром был не прав. И готов заплатить за твою машину…

— Ага, передумал!

Бокал пляшет в его руке; когда он оборачивается, чтобы подмигнуть Найджелу, несколько капель выплескиваются на пол. Быть может, привычка скрывать свое состояние заставляет Бакстера поспешно поднести бокал ко рту и осушить большими глотками. Пероун вспоминает о проводах: сообразил ли Бакстер их перерезать? У входной двери есть кнопка сигнализации, в спальне — еще одна. Или он снова фантазирует? От страха его начинает подташнивать. Розалинд и Дейзи, вместе с Тео, помогают Грамматику подняться на ноги. Быстрым, вороватым движением руки Пероун показывает им, чтобы отошли подальше, но они ведут его прямо к камину.

— Его знобит, — говорит Розалинд. — Ему нужно лечь.

Ну прекрасно! Все снова сбились в кучу. По крайней мере, Тео теперь под рукой. Но кидаться вдвоем на Бакстера — бессмыслица, ребяческая фантазия, это ясно. Найджел наверняка тоже вооружен. И оба они — опытные уличные бойцы. Что же делать? Стоять и ждать, пока Бакстер пустит в ход нож? Генри мнется в страхе и нерешительности; сильное желание помочиться сбивает его с мысли. Он старается поймать взгляд Тео и в то же время чувствует, что Розалинд что-то знает или, быть может, у нее есть какой-то план. Сейчас она — прямо позади него — укладывает отца на диван и при этом раз или два как-то значительно задевает его плечом. Дейзи, кажется, немного успокоилась: необходимость позаботиться о деде помогла ей прийти в себя. Тео стоит, скрестив руки и по-прежнему устремив взгляд в пол, — видимо, напряженно думает. Сколько светлых умов, сколько талантов в одной комнате, но без плана, без возможности общения они ничего не стоят. Может быть, надо действовать в одиночку. Повалить Бакстера — и надеяться, что остальные сами сообразят, что делать. Но Бакстер скор на расправу, и терять ему нечего — многие могут пострадать. Его близкие беззащитны. Мысли Генри кружатся и скачут, и ни на одной он не в силах остановиться. Вот что: изо всех сил, сжатым кулаком, ударить Бакстера в лицо, а Найджела возьмет на себя Тео. Но стоит Генри представить себе, как его призрачный воинственный двойник отделяется от его тела и бьет Бакстера в лицо, ноги у него подкашиваются, и он понимает, что не стоит и пробовать. Никогда в жизни, даже в детстве, он никого не бил в лицо. Никогда не приближался к человеческому телу с ножом иначе как в стерильной, безопасной операционной. Насилие — не его ремесло.

— Плесни-ка еще, хозяин.

Охотно, полагая, что это сыграет в его пользу, Пероун наполняет его подставленный бокал и подливает еще Найджелу. В этот миг он замечает, что Бакстер смотрит мимо него — на Дейзи. И улыбается. От его пристального взгляда и от этой улыбочки Пероуна словно ледяной водой обдает. Расплескивая джин, Бакстер подносит бокал ко рту. Затем ставит на стол, по-прежнему не сводя глаз с Дейзи. К сожалению, на этот раз он глотнул мало. После нападения на Грамматика он почти все время молчит: видимо, сам плохо представляет, что делать дальше. Все это импровизация. Болезнь развязала ему руки, но он еще не знает, как далеко готов зайти.