Суд идет

Председателем профкома был белобрысый грузный мужчина, с маленькими голубыми глазками и выцветшими, как мочалки, бровями. Прочитав бумажку, которую Ольга положила перед ним на стол, он зачем-то, вытянув шею, взглянул в окно, почесал затылок и многозначительно помолчал. Потом, словно что-то решая про себя, пробарабанил пальцами по столу и отодвинул бумажку в левую сторону, где она сразу же затерялась в груде точно таких же бумаг.

— Знаем, знаем о Шадрине. Уже и звонили, и приходили из факультетского профкома. Вот тут есть даже отношение деканата и партийной организации. — В кипе документов председатель отыскал нужную бумажку и, беззвучно шевеля губами, прочитал ее, потом поднял на Ольгу свои остренькие, глубоко спрятанные глаза, взгляд которых оставался по-прежнему непроницаем. — Что будет к лету — посмотрим. А сейчас путевок нет. За первый квартал этого года… Да что там первый — за добрую половину второго квартала мы уже исчерпали все возможности.

Перед носом председателя затрещал телефон. Он взял трубку. Слушая его разговор о трех машинах картофеля, который был послан подшефным колхозом в студенческую столовую, Ольга наблюдала за простоватым лицом председателя, и в этой видимой простоте прочитала неприятно хитроватое, мелочное. «Он и форму-то военную носит, наверное, для того, чтобы играть в демократию, мол, фронтовик…» — подумала Ольга, наблюдая, как бесцветные тонкие губы председателя сошлись в озабоченном морщинистом узелке. Что-то скорбно-бабье было в складках его губ.

Председатель положил трубку и, словно не замечая посетительницу, уже собрался уходить из кабинета. Ольга привстала и загородила ему дорогу.

— Товарищ Фоменко, студент Шадрин только что перенес тяжелую операцию. Он инвалид Отечественной войны. У него восемь правительственных наград! Неужели вы не можете ему помочь?

— Вот, смотрите! — Председатель положил широкую ладонь на кипу документов. — Все это заявления с просьбой о предоставлении курортных путевок. Пятьдесят процентов из них — инвалиды Отечественной войны и орденоносцы. Всем им курорт рекомендуют по состоянию здоровья. Но где, где, скажите вы мне, я возьму путевки, если нам отпускают на квартал строгий лимит?! Мы чуть ли не со слезами, а иногда даже с кулаками, добываем каждую лишнюю путевку. А теперь обком союза нам категорически заявил, что до начала второго квартала — ни одной путевки! Даже в дома отдыха. Оставьте заявление — на следующем заседании разберем.

Председатель вышел из-за стола и стремительно направился к дверям.

— Скажите, пожалуйста… — Ольга бросилась вслед за Фоменко, — когда будет заседание профкома? Когда вы сможете предоставить путевку Шадрину? У него сейчас тяжелое состояние.

— Заседание будет через неделю. Что касается путевок, то скажу определенно: раньше чем на июнь рассчитывать нельзя. — Председатель взялся за скобку двери, но, словно вспомнив что-то, остановился. — Кстати, не забудьте к заявлению приложить курортную карту. Хотя это и формальность, но без курортной карты рассматривать заявление не можем.

— Прошу вас, верните мне отношение главного врача больницы.

— Зачем?

— Я пойду с ним в обком союза высшей школы! Не может быть, чтобы в таком тяжелом, исключительном случае не нашлось одной путевки!

Председатель благодушно пожал плечами и улыбнулся так, точно он впервые увидел Ольгу.

— Пожалуйста! — Он возвратился к столу, нашел в стопке документов бумажку, которую принесла Ольга, возвратил ее. — Очень буду рад, если у вас что-нибудь получится.

Пропустив перед собой Ольгу, Фоменко вышел из кабинета.

Был как раз перерыв между лекциями. В коридорах, на лестничных площадках, у балюстрады сновали взад и вперед студенты. Стоял ровный, монотонный гул, напоминающий гудение больших столичных вокзалов.

Дорогой Ольга заехала к старой школьной подруге и рассказала ей о своем горе. Та посоветовала немедленно ехать прямо в обком союза высшей школы и добиваться путевки.

Ольга поехала в обком союза. Около часа ждала она, пока закончится обеденный перерыв.

Приняла ее полная, с добродушным лицом инспектор по университету. Она только что пришла и долго, точно курица в горячей дорожной пыли, примащивалась в кресле, разглаживая и расправляя юбку. Ольге это показалось вечностью.

Прежде чем прочитать бумагу, которую положила перед ней Ольга, инспектор досыта наговорилась с кем-то по телефону, отнесла своей начальнице (это было можно определить по самому большому столу, стоявшему у окна) какую-то ведомость, и только тогда взгляд ее упал на посетительницу.

— Я вас слушаю.

Ольга молча пододвинула документ ближе к инспектору. Та внимательно прочитала его и снова перевела взгляд на Ольгу.

— Сейчас удовлетворить не можем, — спокойно, даже с какой-то приятной улыбочкой ответила инспектор.

— Да как же так? Шадрин — инвалид войны, у него опасно со здоровьем. Он только что перенес тяжелую операцию!

— О Шадрине мы уже знаем, девушка. Звонили нам и с факультета, и из центрального профкома университета. Так что напрасно вы так волнуетесь. Но, к великому сожалению, сейчас ничего сделать не можем. Весь лимит путевок за первый квартал университет уже исчерпал, а заявлений горы, и почти все инвалиды, участники Отечественной войны.

— Ведь это жестоко! Неужели вы не можете достать всего-навсего одну путевку? Разговор идет о человеке, жизнь которого во многом зависит от того, сможет ли он закрепить здоровье после тяжелой операции.

— Я вас прекрасно понимаю, девушка, но сейчас, повторяю, нет ни одной путевки ни бесплатной, ни со скидкой. — Инспектор порылась в ящике и достала две голубоватые гербовые бумажки. — Вот есть у нас две горящие путевки в Кисловодск, но обе платные, тысяча двести рублей каждая. Это вас не устроит. И те завтра нужно продать, подходит срок.

При виде двух лощеных бумажек, на которых Ольга отчетливо разобрала слово «Кисловодск», у нее захватило дух. Эта путевка снилась ей последнюю ночь. Такой именно она ее и представляла себе: голубая, хрустящая. А сквозь нее проступали зеленые пальмы, вершины далеких гор, сказочные гроты…

— Скажите, пожалуйста, а деньги нужно платить все сразу? Может быть, можно часть отдать через неделю?

Инспектор молча покачала головой, потом долго рылась в ящике стола и только через минуту рассеянно ответила:

— Деньги?.. Да, да, деньги сразу. Причем не позже чем завтра, к концу рабочего дня.

Ольга привстала.

— Я вас очень прошу, не продавайте одну путевку. Завтра я внесу за нее деньги.

— Что ж, пожалуйста, нам все равно ее продавать, — благодушно ответила инспектор.

— Только вы отметьте у себя, что эта путевка для Шадрина, студента юридического факультета. Пожалуйста, не продавайте ее никому другому.

Инспектор красным карандашом легонько написала на полях путевки фамилию Шадрина.

— Хорошо, девушка, теперь дело за деньгами. Можете взять ее хоть сейчас. Только предупреждаю — последний срок завтра, конец рабочего дня. Иначе мы можем ее продать другому.

— Я обязательно внесу деньги завтра. Большое спасибо!

Попрощавшись, Ольга вышла из комнаты, в которой за столиками сидело около десятка инспекторов.