Суд Рейнмена

Иногда ему кажется, что он был болен ещё до рождения, задолго до того, как оголтелая орава нале-тела на него дождливым вечером. Болезнь спала в укромном углу его подсознания, чтобы от пережитого потрясения проснуться, вылезти и начать расти, заполняя его душу. А недавно она перешла в открытую форму, но опасна она не для него, а для тех, кто не признаёт ни норм, ни ограничений…

– Приехали, хозяин. Десять пятьдесят с вас.

– Спасибо. Сдачи не надо.

Его сочтут сумасшедшим. Они настолько привыкли протестовать пассивно, молча, в глубине души, что любого, бесстрашно бросившего вызов уличному беспределу, примут за психа. Только безумец мо-жет быть так жесток с бедными страдающими больными людьми. Только ненормальный может сцепиться с не управляющим собой человеком. До сих пор о нём говорили другие люди, те, кто может не совсем правильно его понимать. Пора и ему объясниться, рассказать о своих мыслях и целях. Быть может, для этого сойдёт популярный еженедельник «Мозаика» с рубрикой читательских писем. Он попытается объ-яснить своё поведение всем, кто считает его свихнувшимся маньяком. Умные люди его поймут. А на ду-раков с их дурацкими измышлениями ему наплевать.

Небо уже прояснилось. Сколько на нём звёзд! И оно вовсе не чёрное, а ярко-синее, до прозрачности. Чёрный день, синяя ночь, как в фильме. Оно прекрасно. Мир прекрасен. И его нельзя отдавать на поруга-ние и уничтожение этим орущим, гнусавящим и визжащим подонкам.

Об этом он будет говорить.

За это он будет бороться.

Он — защитник людей.

Он — защитник мира людей.

Он — борец за порядок и красоту.

Он — организатор, стратег и лидер военной кампании за безопасность жизни людей.

Он — вершитель правосудия.

Он — человек дождя.

… Иветта Малькова сидела в гостиной и хмуро рассматривала свои замазанные зеленкой ссадины на коленях, совсем как в детстве. Она часто расшибала их, играя в войнушку, падая с велосипеда или «тарзанки», или в драке. В детстве у неё, как у мальчишки, не успевали заживать синяки и ссадины на коленках, локтях и костяшках пальцев.

И теперь она, как в детстве, пришла домой с разбитыми коленями, только дело сейчас гораздо серь-ёзнее, чем падение с соседского абрикосового дерева или драка в школе. Она упустила преступника. Он первый, кто ушёл от неё за последние 10 лет. И от этого ей больнее, чем от ссадин.

В серванте тонко зазвенел хрусталь; ему вторили стёкла в окнах; в гостиную шумно ворвался Алек-сей Станиславович Мальков.

– Ну, что, Ветка, залатала раны? — прогудел он и так бухнулся в кресло напротив сестры, что оно жалобно затрещало.

– Лёшка, сегодня был худший вечер в моей жизни! — Иветта сцепила пальцы в «замок». — Я допус-тила грандиозный косяк, облажалась, как лохушка!

– Да что ужасного-то, Ветка? — изумлённо посмотрел на неё Алексей, шлёпая гигантской ладонью по лежащим на столе рукам сестры.

– Этот гад ушёл от меня в последний момент. Моё самолюбие колотится в агонии.

– Да ну, Веточка, стоит ли так переживать? — Лешка подёргал её за короткие волосы. — Часто что ли менты упускают преступников? Если бы всякий раз оперативникам удавалось сцапать бандита, тюрь-мы уже были б забиты, а вы отправились бы на отдых.

– Всё понимаю, Лёша, но я же его уже за шиворот держала, а он всё-таки ухитрился слинять! Из-за того, что я поскользнулась как последняя дура! Представляю, как он сейчас надо мной смеётся: надо же, от Мальковой ушёл, сдаёт наша чемпионка, ей, наверное, чемпионский пояс папочка — денежный мешок купил, теперь, мол, ясно, чего она стоит со всеми своими данами на поясе!

Лёшка развернулся к Иветте, нахмурив свои широкие сросшиеся на переносице брови и даже слегка разозлился; квадратное лицо превратилось в подобие маски скифского идола.

– Ветка, ты когда прочухаешься, сама стыдиться будешь того, что сейчас лепишь! Ты классный опер, свой пояс ты заработала своими талантами на ринге, а не папиными деньгами! Против тебя в спар-ринге даже самые крутые бойцы больше двух раундов выстоять не могли. А этому парню просто случай-но повезло! Не остановись рядом с ним троллейбус, сидел бы он сейчас в «браслетах» перед Соболев-ской. Сейчас ему, наверное, не до смеха, сейчас у него, поди, до сих пор зубы стучат от того, что он столкнулся с профессионалом почти своего уровня и чуть не вляпался по шею!

Алексей говорил жёстко, рубил фразы и каждая из них была тщательно продуманной, чёткой и пра-вильной, как в его публикациях, благодаря которым редактор «Вестника Региона» из года в год становил-ся «Лучшим журналистом города» по итогам народного голосования.

– Или тебе жалко убитого, уголовника, алкаша, который женился на девчушке и перегадил ей четы-ре года?! Тебе жалко такого урода? Ты хотела бы, чтобы он и дальше жил, пил без просыпу, приходил скандалить к жене, чтобы её из-за него со всех работ выгоняли, кому понравится, когда приходит пьяная образина в учреждение и скандалит? Тебе его жалко? Ты жалеешь, что не смогла покарать убийцу за не-го? По-твоему, убийство этого недоделка — большая потеря для человечества?

– И откуда ты столько о нём знаешь?

– Я — редактор центральной региональной газеты, Веточка, если ты помнишь. И мои репортёры действуют всегда оперативно. Они были на месте преступления, опросили оперативников, жену потер-певшего, подняли материалы уголовного дела, по которому он проходил три года назад и справки из нар-кологической клиники, где он состоял как неизлечимый алкоголик. Профессия у людей такая: всё знать.

Иветта опустила голову так, что волосы перепрыгнули с затылка на лоб и сжала щёки ладонями, бо-ясь, как бы лицо не лопнуло от прилива крови. Лёшкины журналисты были на месте преступления. А вдруг кто-то из них окажется слишком дотошным и неумеренно циничным и ввернёт в свою статью, как помощник начальника следственного отдела растянулась на троллейбусной остановке, когда пыталась прицепиться сзади к троллейбусу, как мальчишка-хулиган?

– Лёшка, — сказала она, не поднимая голову, — а что если один из твоих репортёров откопает и вы-тащит на свет, как я на банановой кожуре проехала носом? Мне же глаз на работе будет не показать!

– Непременно напишут! — категорически ответил брат. — Неужели ты думаешь, что ради какой-то этической хренотени они откажутся от такой сенсационной подробности?

С минуту он любовался медленно вытягивающимся лицом сестры, а потом оглушительно загрохо-тал от смеха так, что Иветта отшатнулась, зажимая уши. Потом Алексей отсмеялся и ответил, похлопывая Иветту по спине: