Суд Рейнмена

Коллеги редко решались спорить с ней. Спокойно, не повышая голоса и не допуская грубостей, Галина Георгиевна могла поставить оппонента на место так, что терялась даже острая на язык горластая директриса, а ученики знали: они всегда могут доверять классной руководительнице, и она никогда не оставит ученика без помощи.

– Но согласитесь, Галина Георгиевна, — залебезила математичка, — пусть Соболевская поступает на гуманитарный факультет, но программу средней школы она освоить обязана!

– Я с этим не спорю. Но я знаю, что Соболевская очень усидчивая и старательная девочка. До седьмого класса у неё не было троек, даже по математике…

– Вы намекаете, что я не умею учить?

– Нет, конечно, но посмотрите сами: многие ученики, не только Синдия, не успевают по вашей дисциплине. Я считаю, что они просто не успевают усвоить материал из-за слишком частых контрольных и зачётов!

– Но я же обязана проверять их знания!

– Я согласна, но слишком частые проверки тормозят освоение новых тем. Дети всё время в напряжении, не могут сосредоточиться и поэтому порой получают у вас низкие оценки. Три зачёта и две контрольные работы за месяц — это слишком много для десятиклассников. Им нужно начинать готовиться к выпускным экзаменам. Я думаю, со мной в этом многие согласятся. Если уж речь зашла о показателях для всей школы, то мы все заинтересованы в том, чтобы ученики получили нормальные аттестаты!

Тут дискуссия свернулась. Галина Георгиевна привела неоспоримый аргумент, и даже математичка не нашла, что возразить. Но она так и не простила Аркадию Соболевскому его отказ от нового курса «репетирования» и во втором полугодии изводила Синдию как только могла: ставила ей оценки не выше «двойки», выслеживала у неё шпаргалки и отпускала на её счёт бесчисленные замечания. Если бы девочка в ответ хоть раз сорвалась, нагрубила в ответ или заплакала, математичка почувствовала бы хоть какое-то удовлетворение и ослабила бы травлю.

 Но Синдия держалась всё так же невозмутимо и ровно. Ни слезинки не появлялось в её прохладных глазах. Окончательно разъярившись, математичка вывела ей двойку за третью четверть, «единицу» за итоговую контрольную работу, а на выпускном экзамене назначила ей пересдачу, намереваясь добиться, чтобы вместо аттестата Синдия получила справку о прослушивании курса десятилетней школы. Но накануне пересдачи вмешалась Галина Георгиевна.

– Я не вижу причины лишать мою ученицу аттестата, — заявила она, — но вижу, что вы не объективно оцениваете уровень подготовки девочки. Я сама не математик, но контрольную работу Соболевской смотрели компетентные люди, мнению которых можно доверять, и сошлись на том, что решение заданий соответствует как минимум удовлетворительной оценке. У меня есть на руках их заключения, которые я подошью в личное дело ученицы, а когда с ним ознакомятся в районо, возникнет вопрос, почему вы не смогли правильно оценить знания ученицы. Я стараюсь не ради себя или ради Синдии, точно так же я бы поступила, если бы вопрос касался любого другого моего ученика. Извините, но если вы не перепроверите работу Соболевской и не измените оценку, то я добьюсь того, чтобы девочку экзаменовала комиссия районо. Если они подтвердят вашу оценку, я только принесу вам извинения, но уже первичная перепроверка работы Соболевской дала результаты, отличные от вашей оценки.

В итоге побелевшая от ярости математичка была вынуждена поставить Синдии четвёрку: проверки из районо она не хотела. А Синдия на всю жизнь сохранила благодарные чувства к своей классной руководительнице и до сих пор не забывала на праздники приходить к ней в гости с цветами и подарком. И в этом году на День учителя она собиралась в Москву, к своей любимой учительнице, спасшей её аттестат от произвола алчной математички.

– Вообще-то пятнадцать страниц в день мой идеал, — сказал Павел, вбивая последние строки, — но иногда бывает, что строка просто не идёт или стопорится. А высасывать главы из пальца я не могу.

– Да и читателей, наверное, жалко, — заметила Синдия.

– Конечно, я о них думаю, а не стараюсь нагнать поскорее нужный объём, лишь бы книгу сдать поскорее. Я думаю: каково будет читателям, которые заплатят за моё имя на обложке, помня, как им понравились мои предыдущие книги — а под обложкой окажется какая-нибудь тягомотина для объёма. Ну не умею я забивать страницы хихоньками, хахоньками, порнухой или суждениями на темы «все бабы дуры» или «все мужики придурки». В меру приколоться — хорошо, но размазывать шутку на десять страниц — это уж чересчур. Я лучше попрошу отсрочить сдачу рукописи, чем писать для объёма.

– А когда выйдет фильм по твоим книгам?

– Если ничего не задержит, то следующей осенью. Американцы работают по ускоренной системе.

Какое-то время оба молчали, потом Синдия сказала:

– Ирина Андреевна рассказала о тебе и Робокопе.

– Я догадался.

Они снова замолчали.

– Ещё раньше я слышала эту историю от капитана Платова. Только он не называл имён. Сказал просто: одноклассник, который поставил на место дворовую шпану.

– Ясно. Тошка тоже от таких придурков натерпелся, пока не научился в ответ в морду бить. Тебе повезло, ты успела окончить школу до того, как появились эти, блин, «бригадиры»!

– У нас вместо «бригадира» математичка была, — вздохнула Синдия.

– Я заметил, что именно математички чаще всего наделены на редкость сволочным характером. У нас тоже и в школе, и в универе математику редчайшие грымзы читали, у них яд с языка так и капал, а нагадить нелюбимому ученику для них было дело чести.

Павел сохранил набранный текст на жёстком диске, закрыл рабочую папку и отошёл к окну.

– А на ночь тучки стягиваются! — заметил он. — Хорошо хоть, днём было ясно!

Воскресенье Синдия проводила в чёрно-белой квартире Павла. Накануне, вернувшись от Ирины Андреевны, они поднялись к молодому человеку а утром не спешили прощаться. Синдия забежала к себе только на несколько минут, чтобы насыпать Джеймсу дневную порцию корма. Первую половину воскресенья они провели на морской прогулке. Павел взял напрокат огромную парусную шхуну, оплатив частную прогулку.

Шхуна под парусами легко скользила по тёмно-зелёной воде. Ветер тихо шелестел в поскрипывающих снастях. Павел принёс из бара два стакана яблочного сока и подошёл к Синдии на нос шхуны.

– Вот такие прогулки по мне, — сказал он. — А то с двадцатью потными туристами на тесном катере… И непременно у кого-то окажется ребёнок, который будет всю дорогу канючить: мороженое, пирожное, жарко, холодно, пить, писать; непременно затешется приятель экскурсовода с ведром горячей кукурузы, которую будет всем громогласно навязывать. Экскурсовод тараторит без умолку; кто-то из соседей под хмельком, кого-то укачало у всех на виду, какие-то дуры визжат, гогочут и чуть что орут «Ой!». Купаться в море лезут всем скопом, плещутся у бортов катера. Чтобы переодеться после купания, надо выстоять очередь возле единственной пригодной каюты а потом натягивать штаны в спешке, боясь, что следующий ввалится прежде, чем ты застегнешь «молнию». Брррр! Короче, на прогулки, которые предлагают в микрофон у ворот пляжа, я не ездок. Лучше переплатить, но ехать одному или со своей компанией.